Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках Эдельман Ольга Валериановна

Воспоминания о Сталине

Воспоминания о Сталине

Среди разнообразных материалов, собранных в фонде 558, центральное место занимают воспоминания о Сталине. В фонде аккумулировались копии мемуаров большевиков; рассказы о Сталине, собранные и записанные усилиями Истпартов; непосредственно присланные в ЦПА ИМЭЛ воспоминания о тех или иных, часто мимолетных, встречах со Сталиным. Копии материалов поступали из Тифлиса и Баку, Ленинграда, Вологды, Курейки и др. Воспоминания, написанные на грузинском и азербайджанском языках, тогда же были переведены на русский. Как и в отношении изданной в закавказских республиках литературы, принцип отбора текстов, копии которых присылали в Москву, а затем еще одного отбора части из них для перевода на русский язык (переведены были не все полученные ЦПА тексты), заслуживали бы отдельного исследования. Как бы то ни было, собранный в фонде 558 документальный комплекс представляет собой солидную источниковую базу, в определенной степени снимающую необходимость обращаться к местным архивам.

Жизнь Иосифа Джугашвили, революционера-нелегала, была такова, что исключала возможность существования сторонних, более или менее объективных, осведомленных наблюдателей. Не было у него и близких людей, готовых рассказать о нем. Самый близкий к нему мемуарист – дочь Светлана, но ее книга отмечена сложным отношением к отцу, а Сталин даже дочь, которую по-своему любил, держал на расстоянии. Светлана Иосифовна не была допущена к доверительному, домашнему общению с отцом и не так уж хорошо его знала. По естественным причинам она не была очевидцем интересующей нас части его жизни и судила о ней понаслышке, прежде всего по рассказам деда и бабушки Аллилуевых.

Сотрудники Истпартов провели в свое время впечатляющих масштабов деятельность по сбору воспоминаний о Сталине. Жители города Гори, приятели детства, соученики по горийскому училищу и тифлисской семинарии; тифлисские, бакинские, батумские участники революционного движения, рабочие, слушавшие пропагандиста Сосо в социал-демократических кружках, видевшие его на митингах, в редакциях большевистских газет, сидевшие с ним в тюрьмах; товарищи по ссылкам, особенно вологодской, квартирохозяева и их соседи; московские и петербургские большевики, встречавшие Сталина, когда он стал уже работником не местного масштаба; чуть ли не все обитатели станка Курейка, – число оставивших рассказы о молодом Сталине поистине огромно. При сопоставлении всех этих свидетельств между собой и с другими источниками удается установить, чем он занимался, где был в то или иное время, каким видели его товарищи по подполью. Но помогает ли это узнать его как человека? Не очень. Все рассказчики как бы находятся поодаль, никто не может сказать, что был близким другом и конфидентом Сосо-Кобы. Судя по всему, он ни перед кем не раскрывался, никого не подпускал близко.

Ни одна из любивших его женщин не обмолвилась о нем ни словом. Да и о большинстве его романов достоверно неизвестно, про некоторые можно только строить осторожные предположения, несомненны лишь два: совместная жизнь со Стефанией Леандровной Петровской в Баку, едва не приведшая к формальному браку, и несколько лет сожительства с Лидией Перелыгиной (Перепрыгиной) в Курейке. Кажется, среди мемуаристок были женщины, увлеченные Иосифом Джугашвили, но говорили они о нем лишь как о товарище по борьбе, избегая любых намеков на более интимное знакомство или собственную эмоциональную заинтересованность. Примечательно также, что никто из видных партийных деятелей, соратников Сталина сначала по подполью, а затем во власти, не откликнулся на призывы Истпарта и не оставил о нем воспоминаний. Мемуары партийных вождей, касающиеся Сталина, исчерпываются созданными в изгнании работами Л.Д. Троцкого; рассказами В.М. Молотова, уже в его глубокой старости записанными писателем и журналистом Ф. Чуевым (дореволюционный период в них едва затронут); мемуарами А.И. Микояна, посвященными отнюдь не личности вождя; да полными злой обиды на Сталина воспоминаниями Н.С. Хрущева. Вот и все, что существует по этой части. Из них Троцкий до самой революции не состоял в большевистской фракции, не встречался со Сталиным на партийной работе и был с ним едва знаком; Микоян был на 16 лет моложе и вошел в закавказское революционное движение, когда Сталина там уже не было; Хрущев познакомился со Сталиным не раньше конца 1920-х – начала 1930-х годов.

Итак, близких нет, соратники молчат. Кое-что рассказал о себе сам Сталин. Небольшие автобиографические вкрапления можно найти в текстах его статей и выступлений. К примеру, в одной из ранних своих статей, а также много лет спустя, выступая на совещании с командным составом Красной армии в 1938 году, Сталин рассказал о разорении своего отца и превращении его из ремесленника в пролетария. Некоторое число рассказов Сталина из прошлого дошло до нас в пересказе его слушателей, участников застольных бесед и совещаний в кабинете вождя, дипломатических переговоров, поездок. Это скорее анекдоты из жизни, которыми ему нравилось иногда развлекать или озадачивать собеседников, и, разумеется, Сталину-рассказчику были совершенно несвойственны порывы к исповедальной откровенности. Некоторые из этих историй сообщают занятные детали, иные не выдерживают проверки другими источниками или просто выглядят маловероятными. Например, как многочисленные охотничьи истории из времен туруханской ссылки, над которыми, как уверял Н.С. Хрущев, они с Л.П. Берией тайком смеялись: «Это мы слушали за обедом. Когда уходили и, готовясь уехать, заходили в туалет, то там буквально плевались: за зимний день он прошел 12 верст, убил 12 куропаток; вернулся – вот еще 12 верст; взял патроны, опять прошел 12 верст, снова застрелил куропаток – и назад. Это будет 48 километров на лыжах. Берия говорил мне: “Слюшай, как мог кавказский человек, который на лыжах очень мало ходил, столько пройти? Ну, брешет!”».

Неизвестно, насколько точно переданы эти рассказы собеседниками Сталина, но кажется, что он сам не очень заботился о достоверности, когда живописал, например, юным сестрам Аллилуевым, как заблудился зимой, возвращаясь в Курейку с добытой рыбой, лицо его на морозе покрылось ледяной коркой, так что местные жители приняли его за водяного, а затем в тепле избы корка льда на лице оттаяла и с грохотом упала на пол. Следует, однако, отметить, что ему нравилось рассказывать далеко не обо всех периодах своей жизни, тут прослеживается некоторая избирательность. Конечно, надо учитывать, что разговорный жанр диктует свои законы, и не всякое событие пригодно для превращения в застольную историю. Тем не менее Сталин предпочитал рассказывать о туруханской ссылке, иногда о чем-то из детства или работы в Закавказье, охотно описывал заграничные встречи с Лениным, но были темы, на которые он, видимо, избегал говорить.

На всех воспоминаниях о Сталине лежит нестираемый отпечаток культа его личности. Первая волна их массового появления относится к концу 1920-х годов, когда культ складывался и формировался. Как известно, в процессе прославления вождя большую роль сыграли его официальные юбилеи, первый из которых – 50-летие Сталина – был отпразднован в декабре 1929 года. Сложно сказать, существовала ли прямая причинно-следственная связь между писанием воспоминаний и подготовкой к юбилею, или то и другое было проявлениями одного процесса становления диктатуры и культа Сталина. В связи с юбилеем могли появиться заказы на воспоминания от Истпартов и органов печати, с другой стороны, и авторы могли приняться за писание в надежде, что оно будет востребовано. Двадцатые годы были временем активной деятельности Истпартов, в центре ее стояли ветераны большевизма, озабоченные сбором материалов, написанием мемуаров, погруженные в историко-партийные штудии и дискуссии. Очевидно, что эта работа имела свою историю, находившуюся в довольно непосредственной зависимости как от текущей политики, так и от перипетий взаимоотношений между большевиками, и ждущую еще своих исследователей. На процесс создания воспоминаний немалое влияние должны были оказывать выходившие из печати издания, наиболее показательным был журнал «Пролетарская революция»: появившиеся тексты порождали в свою очередь отклики, возражения, стимулировали участников событий также приняться за записки. Для нас важно, что до конца двадцатых годов не заметно особого внимания к фигуре Сталина ни в историкопартийной печати, ни в работе по сбору мемуаров. Как мы помним, в Баку при издании юбилейных сборников в середине десятилетия это приобрело даже характер демонстративного умолчания.

Прошло буквально несколько лет, и к концу 1920-х те же самые бакинские партийцы принялись наперебой вспоминать о выдающейся и руководящей роли Сталина в революционном движении. В протоколе общего торжественного собрания Азербайджанского общества старых большевиков 20 декабря 1929 года читаем заявление председателя собрания Рахметова: «Правлению Общества старых большевиков поручено собрать все сводки о деятельности товарища Сталина в Баку и, если материал получится небольшой, то мы его опубликуем в газете, но если же он окажется обширным, то можно будет издать брошюру. Относительно брошюры дело в том, что имеется категорическое возражение самого Кобы против издания брошюры, а насчет газеты он вероятно возражать не будет». Такого рода примеров неодобрительных высказываний Сталина по поводу воспоминаний о себе, остановленных по его указанию публикаций известно немало, и не стоит, пожалуй, усматривать в этом только лишь проявления известной показной скромности диктатора. В приведенном контексте довольно легко представить себе и обиду злопамятного Сталина на бакинских товарищей, и его скепсис по поводу их мемуаров, и нежелание дать им возможность покрасоваться в отраженных лучах его славы, похвастаться былой близостью к вождю.

В тридцатые годы культ нарастал, однако на фоне разгула прославления Сталина процесс создания воспоминаний о нем развивался отнюдь не столь же поступательно. Деятельность Истпартов была свернута, все публикации из прошлого большевизма взяты под строгий контроль ЦК ВКП(б), исторические публикации о самом Сталине выходили особенно скупо. Все это сказалось и на интенсивности создания мемуаров о вожде: в начале 1930-х годов заметен спад и новое оживление к концу десятилетия, видимо, связанное с подготовкой к 60-летнему юбилею Сталина в декабре 1939 года. Впрочем, говоря о динамике написания воспоминаний, нужно учитывать еще более или менее случайные локальные обстоятельства. Например, большой массив рассказов жителей Курейки был записан директором местного музея Сталина в начале 1940-х годов, и обусловлено это было, очевидно, его личной активностью.

Таким образом, получается, что во время относительной свободы описания недавней партийной истории в двадцатые годы о Сталине не писали по причине отсутствия широкого интереса к его персоне, а если и писали, то не очень правдиво, это были скорее вбросы компрометирующих сведений на фоне борьбы за власть. Затем в период культа личности писать было можно лишь в рамках, заданных официальной пропагандой: восторженно, с преувеличением его значения и заслуг, приписывая ему чуть ли не с пеленок руководящую роль в закавказском революционном движении. После XX съезда КПСС имя Сталина отовсюду вычеркивалось и подлежало забвению. Некоторые авторы, как вдова Орджоникидзе, стали просто обходить его молчанием, другие престарелые большевики одними умолчаниями не ограничивались и принялись активно пересочинять прошлое и с шумом изгонять из него бывшего великого вождя.

Вдова Я.М. Свердлова К.Т. Новгородцева в обновленном издании своей книги о муже, вышедшем в 1960 году, заявляла: «Между прочим, мне не раз приходилось встречаться с утверждением, широко распространенным в нашей исторической литературе, будто Я.М. Свердлов в конце 1912 – начале 1913 года работал в Петербурге вместе с И.В. Сталиным, тогда как это совершенно неверно». Но рассказ о том, как в указанное время Сталин и Свердлов вместе работали над изданием газеты «Правда», содержался как раз в ее собственных воспоминаниях, вышедших в 1939 и 1946 годах. В промежутке, в 1957 году, Новгородцева издала еще один вариант своей книги, так что мы можем наблюдать постепенную эволюцию ее текста. В этой версии он звучал так: «Сталина, между прочим, в это время в Питере не было, хотя до последнего времени в ряде работ и указывалось, будто бы Свердлов работал в 1912 году в Петербурге одновременно со Сталиным. Сталин уехал за границу до приезда Якова Михайловича и вернулся оттуда уже после ареста Свердлова». Что из этого следует считать правдой?

Сталин вернулся из Кракова в Петербург в конце ноября 1912 года и снова уехал к Ленину в последних числах декабря. Свердлов бежал из ссылки 5 декабря и в середине месяца появился в столице. Они оба входили в Русское бюро ЦК. В январе 1913 года Свердлова ввели в редакцию «Правды» по решению совещания в Кракове, на котором присутствовал Коба. Он же и известил об этом Свердлова. О том, что Свердлов и Сталин оба занимались делами газеты, свидетельствует не только ряд документов из полицейских архивов (прежде всего с агентурными сведениями, полученными от Р. Малиновского), но также сохранившиеся благодаря перлюстрации письма В.И. Ленина и Н.К. Крупской, касающиеся выпуска «Правды», где упоминаются они оба под кличками «Андрей» и «Василий». Более того, часть этих писем была опубликована еще в начале 1920-х годов.

Не вполне ясна дата возвращения Сталина в Петербург. Хроника в собрании его сочинений определенно гласит, что он возвращается в Петербург в середине февраля 1913 года и «вместе с Я.М. Свердловым приступает к реорганизации редакции “Правды”, согласно указаниям В.И. Ленина». Между тем Свердлов был арестован 10 февраля. Понятны, разумеется, мотивы вдовы Свердлова, задним числом превратившей покойного мужа в «ближайшего помощника И.В. Сталина по редактированию газеты “Правда” и руководству большевистской фракцией Думы», но остается вопрос, по каким соображениям Сталин согласился и поддержал эту ложь. Свердлов к тому времени давно умер, не успел примкнуть ни к какому внутрипартийному «уклону», что позволяло причислить его к сонму прославляемых выдающихся большевиков; для публичного образа Сталина, конечно, требовались какие-то фигуры товарищей и соратников рядом, и Свердлов на эту роль вполне годился. Кроме того, как мы помним, в 1924 году были опубликованы его письма с неприязненными высказываниями о Сталине, так что тем более требовалось противопоставить им какие-то свидетельства об их дружбе. А если, что очень вероятно, вдова Свердлова была причастна к той публикации, то теперь она должна была сделать все возможное, чтобы загладить этот проступок.

Но ведь впоследствии, опровергая собственную версию, она также лукавила. Если в начале 1913 года «Андрей» и «Василий» в самом деле не встретились, то в декабре 1912 года оба определенно должны были находиться в столице, пусть и не очень продолжительное время. Таким образом, теперь Свердлова-Новгородцева ударилась в противоположную крайность, преуменьшая их связь. Она снова не была вполне правдива, только прежде ею двигало, быть может, опасение за свою жизнь, теперь же – чистое желание угодить текущей политической конъюнктуре.

Не только политические мотивы двигали мемуаристами. Их намерения иногда довольно легко угадываются из текста. Кто-то брался за воспоминания с большей, кто-то – явно с меньшей охотой. Многих побуждали к тому запросы Истпартов, обществ старых большевиков, местных музеев или пионерских организаций. Простые рабочие, рядовые большевики, которые когда-то встречались с молодым Сосо Джугашвили (или уверяли, что встречались), простодушно радовались возможности похвастаться знакомством с великим человеком. Видимо, именно это чувство заставляло их иногда пускаться в безудержное фантазирование («У мне был 16–17 лет когда я видел тав. Сталина 1906 году и 1907 году. Т. Сталин бил дилинным, черными полто, цилиндир на голове, дростик на рука, курчави голови волосами»).

Другой пример происходит из Ачинска, где Сталин отбывал последние месяцы ссылки в конце 1916 – начале 1917 года. Рассказ жительницы этого города Несмачной Ванессы Ивановны записан сотрудником музея Сталина в Ачинске в 1947 году: «У Шатырских я видела Сталина. Он сидел на стуле. Кума Устинья, когда вышел Сталин, мне говорит: “Кума, знаешь кто это?” – “Нет”, – говорю. – “Это, – говорит, – Сталин, помощник Ленина”. – “Что же ты, – говорю, – раньше не сказала. Я хотя бы рассмотрела его” С тех пор мне не довелось его видеть». Стоит ли пояснять, что в описанное время ачинские обыватели ни о Ленине, ни о Сталине слыхом не слыхивали. Обычное дело – простой, провинциальный человек хвастается прикосновенностью к знаменитости.

Но некоторые рассчитывали на вполне практические выгоды, приписав себе не только знакомство с Кобой, но и помощь ему. По счастью для исследователя, попытки эти бывали весьма наивны и разоблачить их несложно. Так, некто Калман Копелович Нейман в 1951 году прислал в ИМЭЛ рассказ, что он был литовским социал-демократом, был призван в армию, таким образом оказался в 1908 году в Тифлисе караульным в тюрьме в метехском замке, где сидел Иосиф Джугашвили, и передавал его письма на волю. В ИМЭЛ на письме Неймана сделали лаконичную помету, что товарищ Сталин тогда сидел не в метехском замке, а в тюрьме в Баку.

Понятно, что Нейман, как и многие другие такого рода мемуаристы, искал мелких выгод, проистекающих из репутации соратника вождя по революционному подполью. Временами в роли такого рода рассказчиков выступали и действительно неплохо знавшие когда-то Иосифа Джугашвили. Причем зачастую эти люди совсем не имели в виду, что их претензии будут доведены до самого Сталина; напротив, они скорее всего рассчитывали произвести впечатление на более близком, низовом уровне и могли надеяться, что Сталин об их фантазиях и не узнает никогда.

Напротив того, бывшая квартирная хозяйка Сталина в Сольвычегодске Мария Прокопьевна Кузакова (Крапивина) была уверена, что вождь лично следит за ее благополучием: «Старых знакомых Иосиф Виссарионович помнит. Сольвычегодским городским советом был наш дом муниципализирован. Мой муж писал Иосифу Виссарионовичу, и в кратчайший срок дом возвратили с извинениями. Дочь моя не могла два года поступить в мед. институт, обращалась к тов. Сталину и сейчас же была зачислена в число студентов. Сейчас я воспитываю 3-х внуков, сирот без отца и матери, мне помогает государство, и я твердо уверена в том, что, если мне где встретится затруднение, всегда мне поможет тов. Сталин». Хотя и известны ответы Сталина на письма знакомых по ссылке, которые обращались к нему с просьбами и получали в ответ материальную помощь, но, по правде сказать, сомнительно, чтобы он действительно хлопотал о зачислении младшей Кузаковой в институт; скорее, у местных властей срабатывал рефлекс на всякий случай не обижать обывателей, заявляющих о личном знакомстве с самим Сталиным. Но отмечу, что для Кузаковой Сталин играл роль домашнего божка-охранителя или святого угодника, и это первое, но не последнее наше обращение к фольклору и глубинным, древним ментальным реакциям.

Два товарища детских игр и соученика Сосо Джугашвили по горийскому духовному училищу, П. Капанадзе и Г. Елисабедашвили, написали каждый по несколько вариантов воспоминаний, часть этих текстов была опубликована. Причем в печать попали, надо заметить, наиболее сдержанные из них. П. Капанадзе написал целую книгу о детстве вождя, не раз вводившую в заблуждение сталинских биографов. Между тем это никакие не воспоминания, а типичная советская пропагандистская детская агиография, рисующая образ маленького Иосифа Джугашвили как идеального ребенка, обладающего, по меркам литературного стиля тех лет, образцовым характером, – волевой, бодрый, всегда веселый, настойчивый и бесстрашный, вступается за обиженных и с ранних лет задумывается о социальной несправедливости. Иосиф лучше всех учится, лучше всех знает старинные легенды, лидер во всех играх, включая спортивные, лучше всех ныряет и плавает, что совсем уж неправдоподобно, учитывая его плохо работавшую левую руку (С.И. Аллилуева: «Он никогда не плавал – просто не умел»). Любопытно как то, что книга Капанадзе была обработана профессиональным редактором (что указывает на явные планы ее издать), так и то, что она так и осталась неизданной. По-видимому, развитие такого рода назидательной литературы тормозил сам Сталин, имевший другие представления о собственном публичном образе. Неизвестно, как он реагировал на рукопись Капанадзе, но его отзыв на одну из статей Г. Елисабедашвили был процитирован выше, Сталин высказался против публикации, прибавив, что «автор безбожно наврал».

Несложно, кажется, угадать, что обоими – Капанадзе и Елисабедашвили – двигало стремление выслужиться, восславить Сталина, а главное – погреться в отраженных лучах его славы, рассказать миру о себе как друзьях его детства. Ну и нельзя исключить также надежды на какое-то приятное материальное вознаграждение авторских усилий.

Другой псевдомемуарист Г.Н. Гомон (человек с такой фамилией действительно мимолетно фигурирует в анналах революционного движения в Закавказье) в 1940 году написал самому Сталину, чтобы «напомнить» ему совершенно невероятную историю о том, как якобы спас его от ареста в Батуме в 1912 году, и попросить «предоставить мне маленькую усадьбу где-либо в Грузинской ССР с тем, дабы поселившись там, я имел бы возможность применить свои знания и усердие и быть активным стахановцем в организации птицеводческой фермы и колхозной пасеки». Сложно представить себе, на что он рассчитывал, предлагая Сталину припомнить следующие обстоятельства.

Гомон рассказывал, как служил ревизором поездов Закавказской железной дороги и однажды, в 1912 году, в Батуме в столовой познакомился с Иосифом Джугашвили, который так и представился: Джугашвили. Гомон предложил ему свои услуги по революционным перевозкам. (Сотрудники ИМЭЛ на записке Гомона поставили краткую уничтожающую помету: «Неправильная дата». На самом деле после ареста в Баку в 1910 году Сталин на Кавказе появился лишь на очень короткое время в марте 1912 года после побега из Вологоды.) Дней через десять, снова оказавшись в Батуме, Гомон увидел неподалеку от станции жандармских приставов и городовых, которые тут же ему сообщили, что готовятся провести облаву в местечке Ферие, где революционеры во главе со Сталиным собрались на сходку, «захватив их всех, мы их расстреляем, дабы с ними больше не возиться». Гомон, конечно же, решил предупредить Сталина об облаве, нанял фаэтон и отправился в Ферие, опережая, разумеется, жандармов, нашел дом, где собрались революционеры. «Я прошел мимо находившихся там меньшевистских лидеров, а именно: Жордания, Чхеидзе Карло, Рамишвили Исидор, Гегечкори, Канделаки и др. и подошел к тов. СТАЛИНУ В этот решительный момент тов. СТАЛИН уже был в постели и сидя беседовал с меньшевиками. Когда тов. СТАЛИН окончил беседу, то я, поздоровавшись с ним, сказал: “Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Позвольте Вам сказать, что я прибыл уведомить Вас, что из уст самой полицейской власти мне стало известно, что она намерена совместно с жандармской властью и сотней казаков сейчас прибыть сюда и захватить врасплох всех находящихся здесь революционеров и расстрелять. Ввиду такого серьезного положения я убедительно прошу Вас оставить сие убежище и последовать за нами. У ворот стоит фаэтон, который доставит нас в более безопасное место”. Тов. СТАЛИН спокойно выслушал мое сообщение и в то же время попросил меня немного повременить, чтобы окончить беседу, что я исполнил. Тов. СТАЛИН стал вновь беседовать с меньшевистскими лидерами. В своей беседе тов. СТАЛИН спокойно и непоколебимо разоблачал руководителей меньшевиков, вскрывая их оппортунизм и предательство рабочего класса. Меньшевистские лидеры выдвигали свои меньшевистские тезисы и каждый раз по окончании речи товарища СТАЛИНА ругались и бесились. Стоя перед товарищем СТАЛИНЫМ, я достал из кармана часы и стал наблюдать за временем, дабы не попасть в руки царским кровопийцам. Товарищ СТАЛИН сделал короткую паузу, и я воспользовался этим моментом, еще раз напомнил, что осталось мало времени и мы можем все попасть в руки полиции. На это товарищ Сталин мне ответил: “Сейчас докончу, несколько слов и я к вашим услугам”.

Когда же я беседовал с товарищем СТАЛИНЫМ, в это мгновение подошел ко мне тов. Рамишвили Исидор и схватив меня за рукав, отдернул в свою сторону и гневно спросил меня: “Кто ты такой, что ты не даешь этому человеку свободно говорить”. Мне желательно было вывести из этого убежища товарища СТАЛИНА, но, чтобы ускорить окончание совещания, я сообщил тов. Рамишвили Исидору, что сейчас должны прибыть сюда жандармы, полиция и казаки, дабы всех присутствующих здесь захватить врасплох и расстрелять. Услышав такое сообщение, тов. Рамишвили Исидор мгновенно бросился к своим товарищам-меньшевикам и рассказал им мое уведомление. Вдруг поднялась невообразимая суматоха. Меньшевистские лидеры стали быстро собирать свои вещи, чтобы скорей скрыться от захвата полиции. Тем временем товарищ СТАЛИН доканчивал свою речь, и я слышал его последние слова: “Если вы не принимаете моих предложений, то я прошу вас с сегодняшнего дня не считать меня своим товарищем”. Меньшевистские лидеры ретировались с быстротой молнии. Тогда товарищ СТАЛИН встал с постели и быстро оделся, а потом уже принялся укладывать свою постель, перевязал ее веревкой». Они взяли постель и «маленький желтоватого цвета чемодан» Сталина и уехали на фаэтоне. «В пути мы нагнали бегущих опрометью меньшевистских лидеров. Увидя нас, они все стали кричать: “Товарищ СОСО! Остановись, остановись!” Быстро они подбежали к фаэтону и стали просить товарища СТАЛИНА: “Товарищ СОСО, возьми нас с собой”, “Спаси нас” Товарищ СТАЛИН коротко им ответил: “Я сказал вам, что я больше не товарищ вам” Но они все-таки стали настаивать, чтобы их взяли с собой».

Таковы исторические подробности, которые Гомон предлагал вспомнить самому И.В. Сталину.

Для чего я уделяю столько места текстам вроде этого, заведомо недостоверным, которые обычно остаются на обочине, отброшенные исследователем как негодный источник? Я думаю, эти тексты имеет смысл принимать к сведению по двум причинам. Во-первых, они являются крайностью, но существуют не изолированно, а образуют как бы крайний спектр набора мемуаров о Сталине разной степени достоверности, с которыми приходится иметь дело историку. Определенной, твердой границы между собственно воспоминаниями и их ложной имитацией нет, зачастую то и другое перемешано в одном и том же тексте, и как мне кажется, исследователю, выбирающему, на какие тексты опереться, полезно иметь в виду этот крайний, практически сказочный сектор. Тогда легче заметить недостоверность и других рассказов, вроде тех, что оставили нам Капанадзе и Елисабедашвили. Во-вторых, сам по себе феномен появления таких псевдомемуаров заслуживает внимания, он выявляет особенности мышления тех, кого принято именовать «простым советским человеком». В самом деле, нетрудно заметить, как комичный текст Гомона близок к фольклорным повествованиям: об этом свидетельствует и построение сюжета, и похожие на сказочных чертей беснующиеся меньшевистские лидеры, и троекратность действия (Гомон дважды напоминает Сталину, что нужно уходить, на третий раз тот идет).

Проблема близости к фольклору касается не только совершенно фальшивых рассказов о Сталине, но и гораздо более широкого круга текстов. Тонка и неопределенна граница между собственно мемуарами и их разного рода имитациями, в текстах воспоминаний обнаруживаются следы иных жанров, проступает подкладка фольклорного мышления. Иногда, сопоставив несколько текстов, можно наблюдать градации от простодушного хвастовства знакомством со знаменитостью, затем гиперболизации мотива узнавания великого человека (когда рассказчик, вопреки всякой хронологии реальных событий, приписывает себе опознавание уже в те ранние годы Сталина как великого человека и помощника Ленина) и наконец до уже совершенно фантастического рассказа.

Это хорошо видно на примере нескольких текстов, зафиксированных в Нарымском крае. Вот что было записано в мае 1942 года со слов Панова Арсения Васильевича, 54 лет, колхозника-пенсионера, жителя г. Колпашево: «Ссыльных у нас было много. Они приезжали в Колпашево из разных мест; останавливались у Волковой Н.П. Однажды к ней приехал (она сама рассказывала) самый главный руководитель. Я думаю, что это был тов. Сталин».

Тихомирова Лукерья Китовна, 60 лет, старожилка г. Колпашево, в декабре 1942 года описала приезд Сталина в Колпашево из Нарыма. Он остановился у ссыльного грузина, которого звали князем. Тогда же из Кети приехал Свердлов – «худенький, худенький». Однажды «князь решил устроить вечеринку. Пригласил меня: “Приходи, Китовна, в гости, у нас будет великий человек”. Я поняла, что будет большой, высокий человек. Пришла. Пришли другие девушки, знакомые (теперь все они умерли). Я пришла, поздоровалась: “Здравствуйте” – “Здравствуйте”. Все встали здороваться. Один из гостей, грузин в черной тужурке, среднего роста, подошел ко мне, подал мне руку назвал свою фамилию “Джугашвили”. Я спрашиваю князя: “А где же великий человек?” Он показал мне рукой на Джугашвили: “Вот”, – говорит».

И вершина псевдомемуарного повествования: «70летний колхозник д. Комаровой (Моховский сельский] с[овет] Верх-Катского района) Ларионов Д.К. рассказывает, что тов. Сталин бежал из Нарыма на моторной лодке, что он видел, когда эта моторная лодка мчалась по Оби».

Приведенные три примера представляют собой выдержки из обширной и интересной статьи с анализом нарымских рассказов о ссыльных большевиках, автор которой остается, к сожалению, неизвестным. Ее машинописная копия, лишенная заглавия, хранится в сталинском фонде РГАСПИ и, судя по внешнему виду, бумаге и характеру машинописи, относится к концу 1940 – началу 1950-х годов. Автор (или авторы), собравший в Нарыме рассказы о Сталине, Свердлове, Куйбышеве, как раз и указывал на близость их к фольклорным жанрам: «Вопрос об этих рассказах как фольклорном жанре дискутируется. Однако наши крупнейшие фольклористы (М.К. Азадовский, Н.П. Андреев, Ю.М. Сакалов) сходятся на том, что перед нами новое явление устного народного творчества, достойное внимания и изучения». Наряду с процитированными примерами автор приводит также вполне фантастические тексты, где рассказчик будто бы помогал Сталину бежать из ссылки, спрятав его в обшитый дерюгой короб, «я его весело вез. Всю дорогу он шутил, заливался смехом до слез и все говорил: “Как мы их ловко надули!” – это жандармов-то». Дорогой завывала зимняя вьюга, а Сталин в коробе пел песни, «сердечный человек, простой». Доехав, «вылез из короба, вольготно вздохнул, потянулся, пожал мне руку, добра пожелал и бодро пошел. Я смотрю на него: прямо железный человек!.. И улетел он, орел, в города. Пошел тогда бурелом против царя и всей хозяйской своры… Человек он оказался закаленный, стальной, и имя ему, как я после узнал – Сталин». Этот текст озаглавлен «Два великана» (сказ) и снабжен авторским примечанием, сообщающим, что это «один из сказов, бытующих в Нарыме. Они обычно ведутся от имени ямщика, рыбака, помогающих И.В. Сталину, Я.М. Свердлову бежать из ссылки на волю», записан литератором И.Тимониным со слов нарымчанина А.В. Трофимова из села Ново-Ильинского.

Впрочем, отдавая должное неизвестному автору (авторам?) статьи, не следует упускать из виду и ее возможный официозный контекст, не зря ведь она в итоге оказалась в собрании Центрального партархива. И особенно должен насторожить как раз сказ о «Двух великанах». Советская идеологическая пропаганда исходила из того, что народный характер власти, близость народа и коммунистической партии должны находить выражение и подтверждение в фольклоре. Поэтому прилагались усилия для изыскания народных песен, поговорок и тому подобного, демонстрирующих, как советский уклад стал частью народной жизни. Более того,

фольклорные центры побуждали разысканных ими живущих мастеров народного творчества (певцов, сказителей, акынов) создавать новые произведения, особенно восславляющие Сталина. Некоторым таким авторам, как поэту-сказителю Джамбулу Джабаеву, была создана громкая слава. Газеты и популярные издания (такие как отрывные календари, на страничках которых помимо даты, долготы дня и официальных праздников печатали короткие стихи и рассказы) публиковали пословицы и частушки про колхозы, тракторы, социалистическое соревнование, подаваемые, конечно же, в положительном ключе. Не исключено, что некоторые из них на самом деле были сочинены профессиональными литераторами и журналистами и выданы за народные, но для нас это не существенно. Важно, что имелся официозный спрос на «народный» эпос, включающий советские реалии, пропагандировались сказители и акыны, составлявшие песни о Ленине и Сталине в фольклорном стиле.

Сходного рода повествования можно найти среди уральских сказов, записанных Павлом Петровичем Бажовым. Бажов, ровесник Сталина, родившийся в семье горнозаводского мастера на Урале, выпускник (как и Сталин) духовной семинарии, участвовал в Гражданской войне среди красных партизан-подпольщиков, член партии, позднее работал учителем и журналистом в местных газетах. Он записывал сказки и предания, бытовавшие среди горных мастеров и старателей, подвергал их литературной обработке, печатались они под его авторским именем. Некоторые сказки Бажова стали чрезвычайно популярны, многократно переиздавались, были экранизированы. Широко известна его книга «Малахитовая шкатулка», содержащая цикл сказок про Хозяйку Медной горы – горное божество, принимающее вид зеленой ящерицы или зеленоглазой красавицы в малахитовом платье, а также про других специфических горных духов. В сюжеты сказок Бажов вплетал мотивы социальной борьбы, его герои – горняки и мастера-камнерезы страдают от крепостной зависимости, жестокости помещиков и управляющих. Менее известны, но традиционно включаются в составленные Бажовым собрания сказок такие тексты, как «Богатырева рукавица», про каменного богатыря, хранителя древних тайн уральских месторождений, который открывает их явившемуся в финале сказки «настоящему», «понимающему» человеку, по имени не названному, но имеющему все приметы Ленина.

В этом контексте исследователю стоит проявить долю скептицизма и задуматься, являются ли тяготеющие к фольклору и вряд ли достоверные рассказы о Сталине действительно фольклоризацией недавней истории или же литературной подделкой, фальшивкой, или, наконец, обратной рецепцией ушедших в народ такого рода произведений профессиональных авторов? Во многих случаях вряд ли получится найти однозначный ответ. Хотя некоторые истории подкупают своей простодушной, бесхитростной наивностью и кажутся действительно плодом фантазии самого рассказчика. Трудно, скажем, заподозрить литературную поделку в рассказе Гомона. Как и вот в этом, записанном в Ачинске за уже цитированной В.И. Несмачной: «В 1917 году мой муж зашел в магазин купца Бронштейна […] и купил там ботинки. Вышел на улицу и ругается, потому что ботинки оказались малы, а продавцы их не меняют. Здесь за дверями его встретил, как рассказывал муж, политссыльный и повел его обратно в магазин. Ботинки обменяли». Разумеется, политссыльный оказался самим Сталиным. Здесь стремление приватизировать вождя как домашнего божка-помощника граничит со сказочной быличкой, и весь текст производит впечатление неподдельности.

Таким образом, возвращаясь к текстам уже настоящих и вполне содержательных воспоминаний о Сталине, не будем забывать, каким психологически сложным явлением был этот жанр, как и культ Сталина в целом. Но мемуары профессиональных большевиков, видных партийцев отличаются тем, что эти авторы лгали со вполне рациональными, легко прочитываемыми целями.

Сергей Яковлевич Аллилуев, в поздние годы имевший огромный авторитет среди старых большевиков, был давним знакомым Сталина по подполью. «Иосиф» был другом семьи Аллилуевых, жена Сергея Яковлевича отправляла ему посылки в туруханскую ссылку, он жил в их петербургской квартире, дружил с их дочерьми, а на младшей в конце концов женился. С.Я. Аллилуев в 1937 году напечатал в журнале «Пролетарская революция» краткую мемуарную статью о Сталине, где рассказывал, что, будучи революционно настроенным рабочим в Тифлисе, слышал о молодом пропагандисте Сосо еще в 1898 году, но лично с ним встретиться тогда «не привелось», а познакомились они лишь в 1904 году после побега Джугашвили из первой ссылки у общего знакомого рабочего-революционера М. Бочоридзе.

Спустя девять лет и через год после смерти Сергея Яковлевича была издана книга его воспоминаний, из которой получается, что знакомство со Сталиным состоялось в первые годы века в Тифлисе, то есть года на 3–4 раньше, чем по его же предыдущей версии. От первой версии в книге осталось несколько на этом фоне странное описание встречи с Сосо у М. Бочоридзе в начале 1904 года: из нарисованной Аллилуевым сцены видно, что он не узнал появившегося «молодого человека», который и был Сосо Джугашвили. Совершенно ясно, что это была их первая встреча. Но зачем Аллилуеву понадобилось присочинять лишние три года знакомства с вождем на заре века, да еще и противореча собственному опубликованному уже тексту? (Последнее, кстати, можно объяснить только простодушием человека, не имеющего привычки пользоваться библиотеками: ему, вероятно, казалось, что вышедший несколько лет назад журнал всеми надежно забыт.) Сложно подобрать какое-то объяснение, кроме стремления Аллилуева, выдав себя за свидетеля, подтверждать те или иные положения официальной биографии Сталина, такие, как якобы руководство тифлисской первомайской демонстрацией в 1901 году. Не исключена также и аберрация представлений о реальности у пожилого человека, целиком и полностью партийно ангажированного и к тому же поглощенного многолетним писанием и переписыванием мемуаров, судя по количеству и объему рукописей, граничившим с графоманской одержимостью.

Начал он работу над записками еще до войны, по свидетельству внучки Светланы. Она же отметила, что из печати книга вышла «неполной, с большими сокращениями», и что рукопись хранилась в ИМЭЛ. Это, конечно, провоцирует читательские ожидания: кажется, что в рукописи найдутся какие-то запрещенные цензурой куски. На самом деле в фондах РГАСПИ имеется не одна, но изрядное количество различных редакций воспоминаний Сергея Яковлевича, как в фонде Сталина, так и в личном фонде самого С.Я. Аллилуева. Просмотрев их, я увидела отнюдь не более полную и честную книгу, из которой партийная цензура выбросила какие-то важные, острые места, а все более многословные повторы одного и того же, с разрастающимися все пространнее славословиями и рассуждениями о Сталине как вернейшем соратнике Ленина и т. п. Несомненно, на создание этих вариантов текста у С.Я. Аллилуева ушли годы. Светлана Иосифовна вспоминала, что он «вообще любил писать», «писал много и увлеченно», впрочем, оценивала это совсем в иной, нежели я, тональности. Приходится признать, что издательская редактура книги Аллилуева сделала ее более пригодной для чтения. Поэтому я предпочитаю пользоваться именно текстом книги. В остальном воспоминания С.Я. Аллилуева, как и любые другие, имеют свои слабости и достоинства, их можно использовать наравне с прочими источниками, подвергая все имеющиеся документы перекрестной взаимной проверке. Ну и, конечно же, не следует ожидать от Аллилуева каких-то не большевистских, не партийных, независимых оценок: все, что он говорит, подчинено его текущему представлению о позиции партии.

Пример воспоминаний С.Я. Аллилуева показывает, что наличие, помимо напечатанной, еще и неизданной версии большевистских мемуаров отнюдь не означает, что в последней найдется некая нелицеприятная правда. Напротив, в ряде случаев именно печатная версия похожа на сколько-нибудь реалистичные воспоминания, а в отвергнутых рукописях мы наблюдаем все более пышный расцвет авторской фантазии. Иногда переписывание мемуаров происходило с целью угодить конъюнктуре момента, иногда имело, как у С.Я. Аллилуева, свои внутренние, не обязательно рациональные причины (ибо он, тесть Сталина, занимавший скромное, но прочное место патриарха пенсионной клики старых большевиков, вряд ли мог рассчитывать на какие-либо материальные выгоды от новой редакции своей книги).

Еще одним автором, чьи мемуары то и дело грозили выйти за пределы здравого смысла, была Вера Лазаревна Швейцер, некогда работавшая в Закавказье большевичка, гражданская жена С. Спандаряна, в 1913 году поехавшая с ним в ссылку. Спандарян жил под Туруханском, в селе Монастырском, где они со Сталиным несколько раз виделись. Позднее В. Швейцер стала одним из активнейших мемуаристов и собирателей партийной истории, которую с готовностью подверстывала под нужды культа личности. Среди ее воспоминаний есть как опубликованные фрагменты, так и ряд рукописей, отложившихся в архиве. Там заметен полет фантазии автора, имеющий, однако, четко выраженную задачу: подтвердить официальную версию сталинской биографии. Но в своем партийном усердии В.Л. Швейцер заходила слишком далеко. То, описывая свой со Спандаряном визит к Сталину в Курейку, отмечала, что стол у него «был завален книгами и большими пачками газет» (получить которые в Курейке было практически невозможно), то в рассказе о вологодской ссылке Сталина утверждала: «Нужно отметить, что помимо побегов, выявленных охранкой и полицией, окончившихся арестами и высылкой, товарищ Сталин неоднократно, будучи в Вологодской ссылке, приезжал нелегально в Питер – совершал “отлучки” из ссылки. Для таких нелегальных приездов у товарища Сталина была целая система разных приемов обхода местной власти. Можно было подкупить любого полицейского чиновника за золотую пятерку. За “чаевые” можно было получить в канцелярии полицмейстера проходное свидетельство с правом задержаться на несколько дней по “семейным делам”. За “чаевые” можно было отделаться от охранника, сопровождавшего в ссылку. На местах ссылки стражники также бывали очень сговорчивы, ежели им кое-что “перепадало” от ссыльных».

Совершенно невероятная история (хотя бы потому, что у Сталина в Вологде было очень мало денег, и мемуаристка не потрудилась пояснить, откуда бы ссыльный взял средства на подкуп чуть не всей губернской полиции), понадобившаяся, чтобы обосновать тезис о том, что Сталин уже в те годы руководил революционным движением в общерусском масштабе и участвовал в принятии решений в столичной партийной организации: «Питерский Комитет под руководством товарища Сталина, который в то время часто наезжал из ссылки, вел непримиримую борьбу с ликвидаторами». Надо сказать, рвение В. Швейцер показалось избыточным сотрудникам ИМЭЛ, у которых были свои представления о допустимых пределах пренебрежения фактами. На первой странице рукописи сохранились пометы карандашом: «Не исправлено, много ошибок. 4.9.45», «Не опубликовано», а на полях у процитированного выше абзаца был поставлен знак вопроса.

Мемуарные тексты В. Швейцер подводят нас еще к одной специфической проблеме воспоминаний о Сталине. Вот она описывает Сталина, бежавшего летом 1909 года из сольвычегодской ссылки: «И вот я впервые увидела Сталина, такого близкого и простого. Лицо его было бледным от бессонной ночи, которую ему пришлось провести, бродя по улицам Питера, скрываясь от шпиков. Но его бледное лицо искрилось необычайной улыбкой бодрости, силой, уверенностью». А вот он же в Петербурге в декабре 1911 года накануне отъезда в ссылку в Вологду: «Когда мы только показались в дверях, Сталин взял нас за руки и с радостью втащил в комнату. Его раскатистый смех наполнил всю комнату, смеялись от души и мы. Большая радость встретить товарища, вырвавшегося из тюрьмы на волю. Стало радостно и весело, весело… Глядя на нас, Сталин сказал: “Оказывается, вы умеете хорошо веселиться”. Сурен живо отозвался: “Мы можем даже и сплясать в честь твоего освобождения”. Я и впрямь подумала, что Сурен на радостях пустится в пляс. Меня это смутило». Для сравнения портрет Иосифа Джугашвили, данный недоброжелательным свидетелем, меньшевиком Г. Уратадзе, сидевшим с ним вместе в кутаисской тюрьме в 1903 году: «Он никогда не смеялся полным открытым ртом, а улыбался только. И размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем тем или иным происшествием, но его улыбка никогда не превращалась в открытый смех полным ртом. Был совершенно невозмутим». Хотя известны фотографии смеющегося Сталина, смех часто присутствует в описаниях сталинского застолья 1930-х годов, но все же изображенный Уратадзе сдержанный, закрытый человек больше похож на будущего советского диктатора, чем брызжущий весельем Коба в изображении Швейцер. Уратадзе, наверное, сгустил краски, к тому же он наблюдал молодого революционера во время первого в его жизни тюремного заключения, где у него не было особых поводов для радости.

Из книги Ближний круг Сталина. Соратники вождя автора Медведев Рой Александрович

Карьера при Сталине Новый Секретариат ЦК был сформирован после XI съезда партии в составе Сталина, Молотова и Куйбышева. Сталин, ставший теперь Генеральным секретарем, оставил Молотова в Секретариате не только потому, что последний проявил по отношению к нему полную и

автора Борев Юрий Борисович

ШАЛЯПИН О СТАЛИНЕ Шаляпин несколько раз встречался со Сталиным на квартире Демьяна Бедного и в Кремле. Великий артист говорил о вожде:? Этот человек не станет шутить. Он столь же легко, как легка его беззвучная кавказская поступь в мягких сапогах, взорвет храм Христа

Из книги Краткий курс сталинизма автора Борев Юрий Борисович

ГИТЛЕР О СТАЛИНЕ Мой бывший студент, немец, окончивший МГУ в конце 50-х годов и позже ставший доктором философии, Хайнц Плавиус, рассказывал мне о дошедшем до него высказывании Гитлера: Сталин жесток, как зверь, и подл, как человек. Когда завоюю Россию? назначу Сталина ее

Из книги Восток - Запад. Звезды политического сыска автора Макаревич Эдуард Федорович

О СТАЛИНЕ НАЧАЛЬНИК МОСКОВСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ О СТАЛИНЕ: «активный и очень опасный член Российской социал-демократической рабочей партии... 17 августа 1911г.». НАЧАЛЬНИК ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ ГОРОДА ВОЛОГДЫ ПОЛКОВНИК КОНИССКИЙ О СТАЛИНЕ (ДЖУГАШВИЛИ): «Учитывая тот

автора Лобанов Михаил Петрович

Из книги Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи автора Лобанов Михаил Петрович

автора

ГИТЛЕР О СТАЛИНЕ «Сила русского народа состоит не в его численности или организованности, а в его способности порождать личности масштаба Сталина. По своим политическим и военным качествам Сталин намного превосходит и Черчилля и Рузвельта. Это единственный мировой

Из книги Одиннадцатый удар товарища Сталина автора Шабалов Александр Аркадьевич

МАСОНЫ О СТАЛИНЕ Перед вами интереснейший исторический документ. Письмо посла временного правительства России в США Бахметьева Кусковой. (Оба видные масоны). ЦГАОР, Фонд 5865, опись 1, дело 41, март 1929 г.Печатается в сокращении.«Я лично думаю, что Сталин - искренний коммунист.

Из книги Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи автора Лобанов Михаил Петрович

Ж. Дюкло О Сталине …После моего возвращения на дачу мне сообщили, что тов. Сталин приглашает меня на обед на следующий день. Моя жена не была приглашена, и я отправился один. Сталин ждал меня в парке своей дачи, где я встретил также нескольких членов Политбюро ЦК

Из книги Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи автора Лобанов Михаил Петрович

О Гитлере или о Сталине? Работники всех видов искусств не только заявляли о своей пламенной поддержке, верности вождю в своих бесчисленных выступлениях, но и посвящали ему свое творчество. Это относится, прежде всего, к композитору Д. Шостаковичу, пятикратному лауреату

Из книги Сталин в жизни автора Гусляров Евгений

О СТАЛИНЕ И СТАЛИНИЗМЕ Прочитав рукопись этой книги, мне ничего не оставалось, как только добавить к ней несколько замечаний иного характера, более общего. Книга, как увидит читатель, касается сугубо частных моментов, личной, в какой-то степени интимной биографии Сталина.

Из книги Памятное. Книга 1. Новые горизонты автора Громыко Андрей Андреевич

О Сталине на конференциях На Крымской, а впоследствии и на Потсдамской конференциях мне довелось работать и находиться вблизи Сталина. Рассказ вкратце о нем, возможно, заслуживает внимания. Рассказ о некоторых чертах его характера, его поведения, некоторых приемах

Из книги Великие пророки современности автора Непомнящий Николай Николаевич

Лева о Сталине… Было бы неправильно, очевидно, не привести в работе двукратное упоминание Левой имени Сталина в дошедших до нас четырех известных ныне тетрадях Дневника. Записи эти довольно неприметны, обыденны, будничны и лишены пророческого содержания. Однако они

Из книги MMIX - Год Быка автора Романов Роман

Осенью, обычно в августе — сентябре, Сталин с семьей уезжал на юг. Свой отпуск он проводил на Черноморском побережье в Сочи или в Гаграх. Жил он на юге месяца два. Отдыхая в Сочи, он иногда принимал мацестинские ванны.

В продолжение всего отпуска он очень много работал. Он получал много почты. На юг он всегда брал кого-нибудь из сотрудников. В 20-х гг. с ним ездил шифровальщик, а начиная с 30-х гг. — секретарь. Во время отпуска происходили и деловые встречи. Так, в 194 (?) г. он принимал на юге Готвальда и Энвера Ходжу.

Перед назначением в Польшу к нему на дачу в Гагры приезжал К.К. Рокоссовский. Сталин много читал, следил за политической и художественной литературой. Развлечением на юге были поездки по морю на катере, кино, кегельбан, городки, в которые он любил играть, а также бильярд. Партнерами были сотрудники, жившие вместе с ним на даче. Много времени т. Сталин уделял саду. Живя в Сочи, он посадил в своем саду много лимонов и мандаринов. Всегда сам следил за ростом молодых деревьев, радуясь, когда они хорошо принимались и начинали давать плоды.

Его очень беспокоила заболеваемость местного населения малярией. И по его инициативе в Сочи были проведены большие посадки эвкалиптов. Это дерево обладает ценными свойствами. Оно необычайно быстро растет и высушивает почву. Посадки эвкалипта в заболоченных местах, очагах малярийных комаров, высушивают почву и уничтожают рассадники малярийных заболеваний. Часто к нему на дачу приезжали Молотов, Калинин, Орджоникидзе, которые в это время отдыхали на Черноморском побережье...

Покушение

Летом 1935 г. было произведено покушение на т. Сталина. Это произошло на юге. Сталин отдыхал на даче недалеко от Гагр. На маленьком катере, который был переправлен на Черное море с Невы из Ленинграда Ягодой, тов. Сталин совершал прогулки по морю. С ним была только охрана. Направление было взято на мыс Пицунда. Зайдя в бухту, мы вышли на берег, отдохнули, закусили, погуляли, пробыв на берегу несколько часов. Затем сели в катер и отправились домой. На мысе Пицунды есть маяк, и недалеко от маяка на берегу бухты находился пост погранохраны.

Когда мы вышли из бухты и повернули в направлении Гагр, с берега раздались выстрелы. Нас обстреливали. Быстро посадив т. Сталина на скамейку и прикрыв его собой, я скомандовал мотористу выйти в открытое море. Немедленно мы дали очередь из пулемета по берегу. Выстрелы по нашему катеру прекратились.

Катер наш был маленький речной и совершенно непригодный для прогулок по морю, и нас здорово поболтало, прежде чем мы пристали к берегу. Присылка такого катера в Сочи была сделана Ягодой тоже, видимо, не без злого умысла, на большой волне он неминуемо должен был опрокинуться, но мы, как люди не сведущие в морском деле, об этом не знали. Это дело было передано для расследования Берия, который был в то время секретарем ЦК Грузии.

При допросе стрелявший заявил, что катер был с незнакомым номером, это показалось ему подозрительным, и он открыл стрельбу, хотя у него было достаточно времени все выяснить, пока мы находились на берегу бухты, и он не мог нас не видеть...

Озеро Рица

Недалеко от Гагр в горах, на высоте 950 м над уровнем моря расположено живописное озеро Рица.

Озеро это находится как бы в котловане, кругом поднимаются к небу горы, покрытые густым хвойным лесом. Среди преобладающих хвойных пород много пихты, есть и лиственные деревья, и кустарники. Очень красивы эти горы осенью, когда на яркой зелени хвойных деревьев выделяются красивые желтые пятна кленов и дубов. Озеро это небольшое, длиной около 2,5 км и шириной около 1 м. Оно проточное, с темно-зеленой водой, богатой форелью. К озеру по ущелью проложена дорога, которая тоже очень живописна. Замечательно это озеро еще и тем, что в самое жаркое на побережье время там очень прохладно.

Сталин, находясь в отпуске, очень часто страдал от духоты и жары. Поэтому было вынесено решение построить маленький домик на берегу озера, чтобы в наиболее жаркое время он мог там отдохнуть. Живя на даче на озере Рица, наслаждаясь чистым прохладным воздухом, любуясь красотой этого замечательного озера и живописностью окружающих его берегов, т. Сталин решил сделать этот красивый уголок достоянием всего народа. Когда на озеро Рица была проложена автомобильная дорога, то туда стало ездить много экскурсий.

И вот по личному указанию т. Сталина на озере Рица были построены гостиница, ресторан и кафе-шашлычная. Когда Сталин летом приехал на озеро Рица, он, прежде всего, поинтересовался, как работает ресторан, не высокие ли в нем цены, сколько стоит номер в гостинице. А на другой день лично сам все осмотрел, поговорил с директором ресторана, с официантами. Зашел в гостиницу, все осмотрел и, найдя, что цены за номер очень высоки, позвонил т. Любимову (министру) и распорядился снизить цены.

Но этим его заботы для окружающих не ограничились. На окружной дороге, которая шла по берегу озера, мы поставили ворота, закрыв, таким образом, доступ к госдаче.

Тов. Сталин дал указания снять ворота, чтобы экскурсанты могли беспрепятственно проходить на территорию госдачи и гулять вокруг озера Рица. Кроме этого, все имеющиеся у нас катера он распорядился передать в общественное пользование, а также очистить озеро от торчащих из воды стволов старых деревьев, которые создавали опасность при прогулках по озеру.

Для гостиницы Иосиф Виссарионович распорядился выделить машины. Вечером за ужином т. Сталин снова заговорил о том, что в Сочи и Гаграх никто не занимается тем, чтобы обеспечить отдыхающим достаточное количество овощей и фруктов, я, говорит, сам займусь этим. Нужно организовать два-три хороших совхоза, овощной, птицеводческий и молочную ферму, чтобы курортники были обеспечены всеми необходимыми продуктами.

На другой день, когда к нам приехали тт. Молотов, Микоян, министр здравоохранения Смирнов, Пронин, этот вопрос снова обсуждался. Сталин предложил мне взять два совхоза на Пицунде, чтобы обеспечить население овощами. Я попросил один как подсобное хозяйство для госдач. Но т. Сталин сказал, чтобы я взял не только для госдач, но и для всего населения. Я, конечно, отказался. «Ну, если чекисты не хотят заниматься этим делом, найдем хороших хозяйственников, которые организуют это дело», — решил т. Сталин. Мне хотелось бы особо отметить необыкновенную трудоспособность Сталина. Никогда ни одной минуты не оставался он бездеятельным. Находясь в отпуске, он полностью никогда не отдыхал. То он устраивал совещания по какому-нибудь неотложному вопросу, то принимал товарищей, приехавших по делу из-за рубежа, то занимался разрешением будничных, но необходимых проблем, вроде упомянутой мною организации совхозов.

На прогулке, за обедом решались многие вопросы хозяйственного порядка, начиная с посадки деревьев до постройки и оформления зданий...

Когда в 1953 году умер И. В. Сталин, мне было 23 года. Я уже закончила учёбу в Университете и приступила к самостоятельной работе, то есть была уже вполне взрослым человеком и вращалась среди взрослых. А до этого – 5 лет среди студентов. Мне приходилось тогда слышать от самых разных людей рассказы о разных эпизодах из жизни И. В. Сталина. Это не были какие-то оформленные рассказы, ни «слухи», ни «легенды», ни сплетни. Наиболее подходящее название для этого жанра – байки. У меня нет ссылок на какие-то источники этих рассказов, только воспоминания о том, что я слышала «своими ушами», когда Сталин был ещё жив. Расскажу то, что мне запомнилось.

Ещё до Войны, когда наш знаменитый учёный-полярник Папанин вернулся из очередной зимовки на льдине в Арктике, его встретили как героя! Ну, а кроме того он получил деньги, за которые построил себе под Москвой большую, невиданную по тем временам дачу. И пригласил И. В. Сталина, хотел ему показать. А в тот год была эпидемия полиомиэлита, было много больных детей, и у Сталина на столе лежало письмо от ведущих медиков страны с просьбой устроить диспансер для лечения детей, больных полиомиэлитом. Сталин с группой соратников приехал к Папанину на дачу, всё внимательно осмотрел и сказал: «Какая замечательная усадьба! И как подходит для больных детей». Папанин всё понял и быстро ответил: «Я для этого и строил, товарищ Сталин!». И подарил свою дачу под диспансер для детей, больных полиомиэлитом.

Когда начались взрывы в шахтах Донбасса, Сталин негласно приказал, чтобы с каждой бригадой шахтёров в шахту обязательно спускался кто-нибудь из руководителей – директор, или главный инженер, или гл. технолог, или ещё кто-то из начальства. И взрывы прекратились. Тут-то голубчиков и взяли за жабры, началось «шахтинское дело».

В бытность Н.С.Хрущёва секретарём ЦК КПУ он однажды написал И.В.Сталину письмо с просьбой разрешить ему увеличить число членов КПУ, привлекаемых к наказаниям «за антисоветскую деятельность». Якобы у него есть списки виновных лиц, но ЦК КПУ не даёт согласия на применение к ним репрессий. Не могу сейчас вспомнить, какое число называли, но речь шла о тысячах людей. Сталин на этом письме Хрущёва написал свой ответ: «Уймись, дурак!».

В начале Войны огромные массы мирных граждан еврейской национальности бежали впереди немецких войск с Запада на Восток, в глубь территории СССР. Так называемые «эвакуированные». Они бежали прятаться от Гитлера за спинами советского народа, так как фашисты их уничтожали всех поголовно там, где застанут. Сов. Власть везде принимала их, расселяла, даже принудительно заставляла местных жителей, кто мог выделить комнату, брать к себе еврейскую семью. Их устраивали на работу, давали им карточки, помогали выжить. Но тогда поговаривали, что Сталин им всё-таки не доверял. В 1948 году, когда они все уже вернулись в западные районы, Сталин подписал в ООН документы о согласии СССР на создание государства Израиль на территории Палестины. Тогда появилась байка о том, что Сталин хотел таким образом подтолкнуть евреев выезжать из СССР на их историческую родину. А внутри СССР начал их слегка притеснять. Я услышала этот разговор в 1952 году, когда заканчивала учёбу в Университете. Ни один выпускник – еврей из нашего курса не получил тогда направление на работу. Им просто выдали дипломы на руки, и они искали себе работу сами. Но их брали только учителями в школы. Но Сталин вскоре умер, а его преемник Хрущев, наоборот, закрыл для евреев границы, создав еврейскую «невыездную» проблему.

Во время Войны, после атак наших частей, стали находить после боя тела лейтенантов с пулевыми ранениями в спину. Их подозревали в трусости и попытках бежать с поля боя. Тогда Сталин и создал т. наз. «заградотряды», про которые много сплетничали, якобы они расстреливали пытавшихся бежать. На самом деле они очень внимательно наблюдали, кто стрелял в спину лейтенантам, поднимавшим бойцов в атаку, и выявляли предателей.

Когда немцы оккупировали Крым и Кавказ, чеченцы и крымские татары начали зверствовать над попавшим в оккупацию русским населением. Страшно пересказывать, какую резню они учинили, но лютовали они хуже фашистов. Слухи об этом проникали в Сов Армию. Перед освобождением этих территорий Сталин приказал пустить впереди наших войск части НКВД со спец.заданием – срочно вывезти всё оставшееся мирное население чеченцев и крымских татар в Ср. Азию. Их вывозили так спешно, что давали лишь 10 минут на сборы, принудительно грузили в вагоны-теплушки и, ничего не объясняя, везли неизвестно куда. Преступники и убийцы к тому моменту уже удрали вместе с немцами. А Сталин не хотел допустить ответной резни детей, женщин и стариков со стороны сов. солдат. Выселение было единственное, чем можно было их спасти.
Потом были созданы комиссии, которые расследовали злодеяния, собирали документы, фотографии и даже киносъёмки, свидетельства очевидцев. Через несколько лет после Войны, когда Сталин был ещё жив, к нему явилась делегация от «переселенных народов», просила о разрешении вернуться. Якобы с ними обошлись несправедливо. Тут им и предъявили все документы, и объяснили, что они ещё должны спасибо сказать, что их тогда спасли от расправы. Вернуться им разрешили спустя ещё много лет, когда Сталина давно уже не было в живых.

Однажды в Кремле собирались отметить очередную крупную победу Сов. Армии в Великой Отечественной Войне концертом и банкетом. Среди других артистов пригласили знаменитого певца И. Козловского спеть в концерте. Но он поставил условие, чтобы ему заплатили за выступление. Об этом доложили И. В. Сталину. Он усмехнулся и сказал: «Заплатите ему». После выступления в концерте Козловский под аплодисменты слушателей направился к банкетному столу, но его перехватили некие незнакомые ему люди и, аплодируя, вытеснили его из зала. За дверью его «взяли под бока», проводили в гардеробную, подождали, пока он оденется и, поблагодарив за выступление и заплатив деньги, предложили ему отправляться домой.

Когда наши войска вошли на территорию Европы, Сталин категорически запрещал убивать мирное население. Но разрешил солдатам высылать из Европы домой в СССР посылки. Говорили тогда, что он решил всё-таки наказать европейцев, чтобы они тоже на своей шкуре почувствовали, что такое – военная оккупация, и чтобы неповадно им было больше нападать на СССР. И они надолго запомнили этот урок!

8 мая 1945 года союзники СССР по антигитлеровской коалиции США, Великобритания и Франция устроили в Берлине процедуру капитуляции перед ними германского вермахта без участия СССР и объявили этот день «Днём победы над Германией». Маршал Жуков доложил об этом И.В.Сталину.
Сталин приказал ему передать «союзникам» и представителям германского вермахта, что, если они немедленно не исполнят официальную процедуру безоговорочной капитуляции немецкого вермахта перед армией СССР, то Советская Армия продолжит наступление.
«Союзнички» всё хорошо поняли и тут же, 9 мая, устроили официальную капитуляцию Германского Рейха перед СССР по всем правилам и со своим участием!

Рецензии

С большим интересом прочла Ваш рассказ. Про санаторий для больных детей слышала не раз, но вот имена "отдавших" свои дома всегда разные. Очень интересные факты, описанные достойным языком. Спасибо.

Уважаемая г-жа Ирина Никулова! Благодарю Вас за рецензию. Я рада, что Вы обратили внимание на мою скромную работу и отнеслись к ней в целом положительно. Очень дорожу каждым голосом, звучащим с интересом и пониманием.

Что касается разных имён "дарителей" своих домов в пользу детей, то я теперь думаю, что в этой байке в памяти народа сохранились слухи о проводившейся по инициативе И.В.Сталина целой кампании со стороны ЦК ВКП(б), направленной против видных коммунистов, проявлявших слабость к роскошной жизни. Возможно, что таких "пострадавших" было несколько. Но я слышала версию о Папанине. С уважением, А. Б.

«Во время войны Сталину сказали, что его сын Василий на дальней даче пьет с женой одного артиста. Сталин велел привести сына. Когда Василий вошел в кабинет. Сталин снял ремень и хлестанул его по лицу: - Подлец! Ты подумал, что люди скажут о твоем отце? Идет война, а ты пьянствуешь! Жданов пытался защитить Василия, но Сталин хлестанул и его сгоряча».

«После прихода Гитлера к власти отношения с Германией резко изменились. Немецкие военные учебные центры на нашей территории были ликвидированы, отношения становились все более враждебными. В связи с этим стали пересматриваться и оперативные планы. Раньше, по прежнему оперативному плану, как основной наш противник на западе рассматривалась Польша, теперь, по новому оперативному плану, как основной противник рассматривалась гитлеровская Германия».

А.Василевский, маршал

«Сталин имел большие познания в техническом оснащении самолетов. Бывало, соберет профессуру поодиночке, разберется во всех тонкостях, потом на совещании как начнет пулять тончайшими вопросами, - мы все рты поразеваем от удивления».

Байдуков, летчик

«Во время финской войны Сталину привезли новый пулемет на полозьях. Сталин лазил по ковру с этим пулеметом, нашел несколько недостатков - с большим знанием дела. У Сталина была поразительная работоспособность. То, что ему нужно было, он досконально знал и следил. И смотрел не в одну сторону, а во все стороны. Это политически важно было, скажем, авиация - так авиация, пушки - так пушки, танк - так танк, положение в Сибири - так положение в Сибири, политика Англии - так политика Англии».

В.Молотов, нарком

«После шести лет официально проповедуемой вражды к Гитлеру и нацизму прилет в Москву Риббентропа был подобен землетрясению. Возникшее замешательство отразилось даже на самой церемонии приема: у русских не было фашистских флагов. Наконец их достали на киностудии «Мосфильм», где снимали раньше антифашистские фильмы. Советский оркестр спешно разучил нацистский гимн и его сыграли в аэропорту, где приземлился Риббентроп. Самолет Риббентропа получил повреждения и чуть не был сбит на границе, так как зенитчики не знали еще о новом политическом повороте».

Ч.Болен, посол США в СССР

«Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: Человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров (подарил немцам половину английской Польши - Ред.) показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дал мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России, - человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде».

Риббентроп, министр иностранных дел Германии

«Когда в 1939 г. принимали Риббентропа, обедали в Андреевском зале, поднимали тосты. Вдруг Сталин произнес тост за меня: «Выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича!» Я же еврей, я понимаю, какой ход сделал Сталин. Риббентроп, немцы, они же евреев не любят. Сталин подошел ко мне и чокнулся. Риббентропу пришлось сделать то же самое. Он издевался над Риббентропом».

Л.Каганович

«В 1939 году, когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: «Убери из наркомата евреев». Слава Богу, что сказал! Дело в том, евреи составляли абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно. Латыши и евреи… И каждый за собой целый хвост тащил. Сталин не был антисемитом, как его порой пытаются изобразить. У евреев активность выше среднего, безусловно. Поэтому есть горячие в одну сторону и очень горячие в другую. В условиях хрущевского периода эти, вторые, подняли голову, они к Сталину относятся с лютой ненавистью».

В.Молотов, нарком

«Преобладание евреев в этом комиссариате в годы моего пребывания в России (с 1922 по 1934 гг.) вызывало просто смех. Русские были представлены там седым швейцаром и пожилыми женщинами, разносившими чай».

У.Чемберлен, английский журналист

«Сталин был волевой человек и, как говорится, не трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 г.»

Г.Жуков, маршал

«Яша ушел на фронт на следующий же день после начала войны, и мы с ним простились по телефону - уже невозможно было встретиться. Их часть отправляли прямо туда, где царила тогда полнейшая неразбериха - на запад Белоруссии, под Барановичи. Вскоре от него перестали поступать какие бы то ни было известия».

С.Аллилуева, дочь

Ответ: Иди, воюй».

«Когда Яков попал в плен, немцы стали разбрасывать от имени листовки с призывом к русскому народу выступить против советского строя. Никто не верил, что сын Сталина стал предателем. Было ясно, что это провокация. И Сталин в это не верил. Он, конечно, был возмущен, что сын попал в плен. Это было в то время, когда Сталин издал приказ: в плен не сдаваться, а если попал в плен, то жена и вся остальная семья высылаются. Поэтому Сталин выслал и жену Якова в Сибирь. Кажется, он и не видел ее больше никогда».

А.Микоян, член Политбюро

«Артем Федорович Сергеев (приемный сын Сталина) хранит письма Василия к отцу. Не просто письма - Сталин, как обычно, нанес на них свои резолюции. В одном письме Василий просит отца выслать ему денег - в части открылся буфет, да еще хотелось бы сшить новую офицерскую форму. На этом письме в левом верхнем углу Сталин написал так: «1. Насколько мне известно, строевой паек в частях ВВС КА вполне достаточен. 2. Особая форма для сына тов. Сталина в Красной Армии не предусмотрена».

То есть денег Васька не получил, - смеется Артем Федорович».

Ф.Чуев, поэт, историк

«Несмотря на все трудности, особенно в первые месяцы войны, Сталин никогда не сомневался в победе. Накануне праздника 7 ноября 1941 года, узнав, что я отправил его библиотеку в Куйбышев, он с твердой уверенностью сказал:

Напрасно ты это сделал. Москву мы никогда не отдадим!»

Н.Власик, начальник личной охраны

«Все надо было делать! Возьмите хотя бы эвакуацию Московского зоопарка. Слона! Надо же было догадаться! В такую тяжелую минуту, когда вся страна только и думает, удержимся ли мы еще месяц или хотя бы неделю, Сталин вдруг, эвакуирует слона! И в эти же дни собирает автоконструкторов и обсуждает с ними проект нового комфортабельного легкового автомобиля! Значит, государство не думает о смерти, а намеревается выжить и победить».

Г.Эгнатошвили, знакомый грузин

«Во время битвы за Москву Буденный сказал Сталину, что новых шашек нет, давно не делали, и кавалеристам выдали из арсенала старые с надписью «За Веру, Царя и Отечество».

А немецкие головы они рубят? - спросил Сталин.

Рубят, товарищ Сталин.

Так дай же Бог этим шашкам - за Веру, Царя и Отечество! - сказал Сталин».

В.Молотов, нарком

«Во время войны Сталину сказали, что его сын Василий на дальней даче пьет с женой одного артиста. Сталин велел привести сына. Когда Василий вошел в кабинет. Сталин снял ремень и хлестанул его по лицу:

Подлец! Ты подумал, что люди скажут о твоем отце? Идет война, а ты пьянствуешь!

Жданов пытался защитить Василия, но Сталин хлестанул и его сгоряча».

Ф.Чуев, поэт, историк

«Он сказал: «Это моя дочь!» - и добавил, потрепав рукой по голове: «Рыжая!». Уинстон Черчилль заулыбался и заметил, что он тоже в молодости был рыжим, а теперь вот - он ткнул сигарой себе в голову… Потом он сказал, что его дочь служит в королевских военно-воздушных силах. Я понимала его, но смущалась что-либо произнести».

С.Аллилуева, дочь

«Наша беседа, длившаяся час, подходила к концу, и я поднялся и начал прощаться. Сталин предложить поужинать. Он провел через многочисленные коридоры и комнаты до тех пор, пока мы не вышли на безлюдную мостовую внутри Кремля и через несколько сот шагов пришли в квартиру, в которой он жил. Он показал мне свои личные комнаты, которые были среднего размера и обставлены просто и достойно. Их было четыре - столовая, кабинет, спальня и большая ванная. Вскоре появилась сначала очень старая экономка, а затем красивая рыжеволосая девушка, которая покорно поцеловала своего отца. Сталин взглянул на меня с усмешкой в глазах, и мне показалось, что он хотел сказать: «Вот видите, мы, большевики, тоже живем семейной жизнью».

У.Черчилль, премьер-министр Великобритании

«Сталин пил на равных и, когда Черчилля на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошел к Голованову и сказал: «Что ты на меня так смотришь? Не бойся, Россию я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!»

Ф.Чуев, поэт, историк

«Когда дочери Сталина Светлане было шестнадцать лет, она влюбилась в сорокалетнего еврея Люсю Каплера. Тучный Каплер был некрасив, но вскружил голову девочке. Эти отношения навсегда испортили ее отношения с отцом».

М.Пешкова, внучка Горького

«Как во сне я вернулась из школы. «Зайди в столовую к папе», - сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. «Писатель, - бормотал он. - Не умеет толком писать по-русски. Уж не могла себе русского найти!» То, что Каплер еврей, раздражало его, кажется, больше всего».

С.Аллилуева, дочь

«18 июня 1945 года меня вызвал к себе на дачу Верховный. Он спросил, не разучился ли я ездить на коне.

Нет, не разучился, товарищ Сталин.

Вот что. Будете принимать парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы - верховный главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.

Сталин сказал:

Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы - помоложе».

Г.Жуков, маршал

На протяжении многих лет по роду своей работы - авиаконструктора и заместителя министра - мне приходилось неоднократно - а одно время часто - встречиться с И. В. Сталиным - секретарем Центрального Комитета партии, главой правительства и Верховным главнокомандующим.

Запомнились штрихи, позволяющие в какой-то мере судить о характере и индивидуальности этого сложного человека. Я буду говорить только о том, что мне лично доподлинно известно, что я сам видел, чему сам был свидетелем.

Все мало-мальски важные авиационные вопросы решались, как правило, с участием и под руководством Сталина. Он любил авиацию, лично знал ведущих деятелей нашей авиации и охотно занимался авиационными делами.

Как правило, повседневное обсуждение важнейших государственных дел велось у Сталина в узком кругу лиц, без каких-либо записей и стенограмм, сопровождалось свободным обменом мнений, и окончательное решение принималось после того, как сам Сталин, как говорится, подведет черту. Конечно, его личное мнение было всегда решающим, но формировалось оно под влиянием высказываний присутствовавших.

Сталин был немного ниже среднего роста, сложен очень пропорционально, держался прямо, не сутулился. Я никогда не видел у него румянца, цвет лица - серо-землистый. Лицо в мелких оспинах. Волосы гладко зачесаны назад, черные, с сильной сединой. Глаза серо-коричневые. Иногда, когда он хотел, - добрые, даже без улыбки, а с улыбкой - подкупающе ласковые. Иногда, в гневе, - пронзительные. Когда раздражался, на лице появлялись мелкие красные пятна.

Сталин во всем, что касалось лично его, выглядел исключительно простым. Одет был обычно в серый шерстяной полувоенный китель. Брюки штатского образца, из той же ткани, заправлены с напуском в очень мягкие шевровые сапоги с тонкой подошвой, почти без каблуков. Иногда такие же брюки носил навыпуск. В годы войны часто бывал в маршальской форме.

Говорил Сталин правильным русским языком, но с довольно заметным кавказским акцентом. Голос глуховатый, горловой. Жестикуляция, а также движения и походка - умеренные, не порывистые, но выразительные.

Во время совещаний, бесед Сталин мягко прохаживался вдоль кабинета. Походит из конца в конец, слушая, что говорят, а потом присядет на стоящий в простенке между окнами большой диван. Посидит на самом его краешке, покурит и опять принимается ходить. Слушая собеседника, редко перебивает его, дает возможность высказаться.

При обсуждении какого-либо вопроса машинально водил толстым синим или красным карандашом по листу чистой бумаги, пачка которой всегда лежала перед ним. На этом листе записывал свои замечания. Уходя домой, листочки эти складывал и уносил с собой.

На совещаниях у Сталина в узком кругу, как уже говорилось, не было стенографисток, секретарей, не велось каких-либо протокольных записей. На заседаниях в ЦК, с более широким составом участников, Сталину часто посылали записки. Он всегда прочитывал записку, свертывал аккуратно и прятал в карман.

Я заметил в Сталине такую особенность: если дела на фронте хороши - он сердит, требователен и суров; когда неприятности - шутит, смеется, становится покладистым. В первые месяцы войны мы находились под впечатлением неудач, наши войска отступали, всем было очень тяжело. Сталин никогда не показывал вида, что и ему тяжело. Я никогда не замечал у него растерянности, наоборот, казалось, что настроение у него бодрое, отношение к людям терпимое. Он понимал, видимо, что в такие моменты людей нужно поддержать, подбодрить.

Между прочим, интересная черта была у Сталина: когда он сердился, то поднимался со стула и, стоя, кого-нибудь отчитывал, накаляясь все больше и больше, наконец раскуривал свою трубку, начинал ходить вдоль кабинета, постепенно успокаиваясь. Все знали: начал ходить - верный признак того, что гроза миновала.

Сталин не терпел суетливости. Если он принял решение, сказал, поручил - должно быть сделано точно в срок, без проволочек. И это знали все его окружавшие.

Для достижения поставленной цели Сталин не останавливался перед самыми крутыми мерами.

Я не помню, чтобы он когда-нибудь торопился. Вместе с тем по обсуждавшимся у него вопросам решения принимались немедленно, как говорится, не сходя с места, однако лишь после всестороннего обсуждения и обязательно с участием специалистов, мнение которых всегда выслушивалось внимательно и часто бывало решающим, даже если вначале и расходилось с точкой зрения самого Сталина. Изредка, если вопрос был особенно сложный и требовал дополнительной подготовки, на проработку давалось не больше двух-трех дней

С людьми Сталин был вежлив, обращался всегда на "вы". Никого и никогда не называл по имени и отчеству, а товарищ такой-то. Единственное известное мне исключение делалось для начальника Генерального штаба первых месяцев войны пожилого маршала Шапошникова, которого Сталин, может быть из уважения к возрасту, величал по имени и отчеству - Борис Михайлович.

К Сталину все окружающие обращались, конечно, всегда на "вы" и "товарищ Сталин". Иногда лишь лица, впервые к нему попадавшие, по "неопытности" говорили "Иосиф Виссарионович".

Только два человека - Молотов и Ворошилов были со Сталиным на "ты". Я слышал также, как Ворошилов говорил Сталину "Коба". "Коба" - это дореволюционная подпольная кличка Сталина.

Первое время, когда я еще не был заместителем министра, вызывая к себе, Сталин обычно спрашивал:

Вы не очень заняты? Или:

Могли бы вы сейчас без ущерба для дела ко мне приехать?

Конечно, товарищ Сталин! Тогда приезжайте быстрее. Всякий раз, когда я от него уходил, Сталин спрашивал:

Машина есть?

Когда Сталину требовалось поговорить с кем-нибудь по телефону, он почти никогда сам не звонил. В таких случаях вызывал Поскребышева и говорил:

Пусть позвонит такой-то.

В повседневной работе нередко бывало так, что человек, получив новое назначение и столкнувшись с трудностями, жаловался на отсутствие кадров: "Не с кем работать", "Не на кого опереться" - и, чтобы "опереться", тянул за собой так называемый "хвост", то есть сотрудников с прежней работы. Я слышал от Сталина решительные возражения против подобного "перетаскивания" людей.

Люди в общем везде одинаковые, - говорил он. - Конечно, хорошо было бы всем дать хороших людей, но хороших мало, всех хорошими не сделаешь. Есть средние работники - их много, больше, чем хороших, а есть и плохие, плохие тоже бывают. Надо работать с теми, кто есть.

Еще я обратил внимание на такую реплику:

У каждого есть недостатки и промахи в работе, святых людей нет. Поэтому с маленькими недостатками в работе каждого нужно мириться. Важно, чтобы баланс был положительный. Вы думаете, у вас нет недостатков? - дотронулся он рукой до моего плеча. - И у вас есть. И у меня тоже есть недостатки, хотя я - "великий вождь и учитель". Это мне из газет известно, - пошутил Сталин.

В то же время я бывал свидетелем, когда он проявлял необычайную резкость и отнюдь не считался с "положительным балансом" работника. Одному крупному хозяйственнику Сталин сказал:

Я вижу, вы спокойную жизнь любите. Тогда вам надо на кладбище. Там покойники не будут с вами ни о чем спорить и ничего от вас не потребуют.

Сталин не терпел верхоглядства и был безжалостен к тем, кто при обсуждении вопроса выступал, не зная дела. Выступать легкомысленно в его присутствии отбивал охоту раз и навсегда.

Требовательность в работе - характерная черта его стиля.

Дается задание ответственному работнику. Тот говорит:

Товарищ Сталин, срок мал и дело трудное!

А мы здесь только о трудных делах и говорим. Потому-то вас и пригласили сюда, что дело трудное. Скажите лучше, какая вам нужна помощь, а сделать придется все, что надо, и к сроку.

Если кто-нибудь старался обосновать отказ от задания пространными объяснениями, он прерывал:

Не объясняйтесь. Да или нет? Нет? Так. Что же делать! Поручим другому.

Сталин любил, чтобы на его вопросы давали короткий, прямой и четкий ответ, без вихляний. А так как вопросы он задавал самые неожиданные, то я не завидовал наркому, которому приходилось часто докладывать и всегда быть готовым к ответу на любой вопрос. Иногда, бывало, пот лил с него градом, только успевал лоб утирать носовым платком.

Обычно тот, кто в первый раз бывал у Сталина, долго не решался ответить на заданный вопрос, старался хорошенько обдумать, чтобы не попасть впросак. Так и я первое время, прежде чем ответить, мялся, смотрел в окно, на потолок. А Сталин, смеясь, говорил:

Вы на потолок зря смотрите, там ничего не написано. Вы уж лучше прямо смотрите и говорите, что думаете. Это единственное, что от вас требуется.

Как-то я затруднился ответить на поставленный вопрос: не знал, как будет воспринят мой ответ, понравится ли то, что скажу, Сталин нахмурился:

Только, пожалуйста, отвечайте так, как вы сами думаете. Не угодничайте. В разговорах со мной не нужно этого. Мало пользы получится от нашего разговора, если вы будете угадывать мои желания. Не думайте, что, если вы скажете невпопад с моим мнением, будет плохо. Вы специалист. Мы с вами разговариваем для того, чтобы у вас кое-чему поучиться, а не только чтоб вас поучать.

И он тут же рассказал об одном руководящем работнике, освобожденном в свое время от должности:

Что в нем плохо? Прежде чем ответить на какой-нибудь вопрос, он прямо-таки по глазам старается угадать, как сказать, чтобы не получилось невпопад, чтобы понравилось, чтобы угодить. Так и смотрит в рот, чтобы повторить за начальством какую-нибудь глупость. Такой человек, сам того не желая, может принести большой вред делу. Опасный человек.

И продолжал:

Если вы твердо убеждены, что правы и сумеете доказать свою правоту, никогда не считайтесь с чьими-то мнениями, а действуйте так, как подсказывает разум и ваша совесть.

Сталин умел шуткой разрядить напряжение при обсуждении самого острого вопроса.

Неоднократно я замечал, что Сталин не терпит безграмотности. Он возмущался при чтении плохо составленного документа. Иногда "экзамен" на грамотность приходилось сдавать на ходу.

Часто при обсуждении вопросов Сталин предлагал высказаться всем желающим, у некоторых сам спрашивал мнение, затем подводил итоги. Пододвинет кому-нибудь лист бумаги, карандаш и говорит:

Пишите.

И сам диктует.

Мне не раз приходилось писать под его диктовку решения по авиационным вопросам. Он диктует и нет-нет да подойдет и через плечо поглядит, как получается. Однажды он остановился, посмотрел написанное и моей же рукой с карандашом поставил запятую.

В другой раз я не совсем удачно построил фразу. Он сказал:

С подлежащими у вас что-то не в порядке. Вот как нужно!

И поправил.

Если человек не может правильно изложить свои мысли, - говорил как-то Сталин, - значит, он и мыслит так же хаотично. Как же он в порученном деле наведет порядок?

Прочитав однажды документ, составленный одним военным, Сталин сказал:

Вот безграмотный человек! А попробуй упрекнуть - сейчас начнет свою неграмотность объяснять рабоче-крестьянским происхождением. Это некультурность и неряшливость. Особенно в оборонном деле недопустимо рабочим и крестьянским происхождением объяснять недостатки своего образования, свою техническую неподготовленность, незнание дела. Враги нам скидки на социальное происхождение не сделают. Именно потому, что мы рабочие и крестьяне, мы должны быть всесторонне и безукоризненно подготовлены по всем вопросам не хуже врага.

Часто, сам хорошо зная данный вопрос, Сталин вместе с тем требовал у докладчика подробностей, желая проверить его подготовленность и осведомленность в докладываемом деле.

Однажды, когда мне хотелось доложить один технический вопрос доходчивее, понятнее, он сказал:

А ну-ка еще попроще, еще популярнее. Потом опять:

А еще понятнее нельзя? И через некоторое время?

Ну, а еше? - И засмеялся.

Только тогда я понял, что переусердствовал.

Иногда Сталин получал деловые бумаги, авторы которых считали не только уместным, но и позволительным в конце письма добавлять всяческие излияния чувств и уверения в своей преданности. При чтении такого письма вслух, дойдя до концовки, Сталин либо пропускал ее, либо говорил:

Ну, а здесь, как полагается: "Ура! Ура! Да здравствует ВКП (б) и ее вождь великий Сталин!" И, лукаво прищурившись, добавлял:

Думает меня этим подкупить, заручиться поддержкой.

Сталин не мог спокойно относиться к фактам безразличного отношения командиров к нуждам бойцов. Однажды, выслушав доклады нескольких высших командиров, прибывших с фронта, и узнав о плохом подвозе питания и обмундирования для солдат, Сталин вспылил и с возмущением сказах:

Стыдно! Вы - коммунисты! Смотрите, - он кивнул на висевшие у него в кабинете портреты Суворова и Кутузова, - дворяне, помещики Кутузов, Суворов проявляли больше заботы о своих солдатах, больше знали своего солдата, больше любили его, чем вы, советские командиры-коммунисты.

Еще во время войны с белофиннами мне довелось слышать разговор о снабжении войск продовольствием. В ту зиму стояли необычно сильные морозы. Сталин возмущался:

Посылают на фронт белый хлеб, колбасу, икру. Кому это нужно? Все померзло, превратилось в камень. Забыли о простых русских сухарях, известных еще со времен Петра. Удобная пища для солдата в любом походе: и в жару и в холод.

Технический ли происходил разговор или на политическую тему, Сталин приводил для иллюстрации подходящие к случаю примеры из истории, мифологии, из классической литературы.

Обладая редкой памятью, он мог цитировать почти дословно большие отрывки из некоторых произведений.

Из писателей, как я заметил, наиболее часто в подходящих случаях Сталин цитировал Салтыкова-Щедрина, Чехова, Гоголя. Чувствовалось, что был он человек весьма начитанный Однажды за ужином он очень к месту с иронией сравнивал героев романа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" - шедевра французской литературы XVI века - с некоторыми современными деятелями.

Сталин одобрительно высказывался о приключенческих романах Майн Рида, Жюль Верна, Фенимора Купера. Вспоминал, что в детстве зачитывался книгами этих писателей. Когда я спросил его, почему же сейчас (это было до войны) почти не издают у нас этих писателей, он ответил:

Нельзя же по каждой мелочи принимать решение правительства.

В первые годы знакомства Сталин интересовался моим чтением, рекомендовал книги, которые следовало бы перечитать.

Однажды речь коснулась работников, не совсем хорошо себя проявивших, и Сталин вскользь заметил:

Вот еще Мильтиад и Фемистокл из Замоскворечья! Я не понял и задал вопрос:

Почему из Замоскворвиья?

А вы не знаете, кто были Мильтиад и Фемистокл?

Полководцы в Древней Греции.

А чем они отличались?

В битвах каких-то... А чем, точно не знаю.

Сталин достал из книжного шкафа том энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, отыскал статью "Фемистокл", указал пальцем нужное место.

Читайте вслух, - сказал он.

Я прочитал фразу, относящуюся к Фемистоклу:

"После Марафонской битвы он, как говорили, не спал по ночам и на вопрос друзей отвечал, что "слава Мильтиада не дает ему спать"".

Как известно, оба они кончили печально, - заметил Сталин. - Так и наши доморощенные, замоскворецкие, - завидуют один другому, а дело страдает.

Характеризуя одного хвастуна, Сталин сравнил его с чеховским персонажем, который хвалился, что "в Греции все есть".

Помните?

Нет, не помню, товарищ Сталин.

Чехова не читали?

Читал, конечно, а этого не помню.

Перечитайте.

Намечалось испытание одного нового самолета. Провести его нужно было очень срочно. Нашлись современные пошехонцы из авиационников, предложившие отвезти машину для испытания далеко от завода на том основании, что там находятся летчики-испытатели. Сталин сказал:

Зачем же машину везти? Проще летчикам сюда приехать. Кто же так работает?! Почему не думаете? С щедринских глуповцев пример берете. Знаете, как они теленка на баню тащили, а Волгу толокном замесили?

Оценивая работу одного из виднейших наших конструкторов, Сталин сказал, что этот конструктор скупо совершенствует свой двигатель и как будто все придерживает его резервы.

Он похож на Козловского, который никак не хочет петь в полный голос, все время "экономит" свой тенор, приберегает свои возможности...

Знаменитый дирижер Николай Семенович Голованов рассказывал мне, что Сталин любил Большой театр. В 20-х годах он часто бывал в нем, с удовольствием смотрел балет и слушал оперу.

Как-то зимой, после спектакля, - вспоминал Николай Семенович,- возвращался Сталин пешком домой, - жил он тогда в Кремле в Канцлерском корпусе. Мы с секретарем ЦИК Авелем Енукидзе его провожали. Был мороз. Сталин и своей известной дохе, мы с Енукидзе в шубах и меховых шапках. Улицы безлюдны. У Манежа увязался за нами какой-то мужичок в рваной овчине и пристает: "Господа хорошие, подайте милостинку, христа ради".

Енукидзе порылся в карманах, мелочи не нашел и, чтобы отвязаться, дал ему червонец. Нищий отстал, но, удивленный такой щедростью, крикнул вдогонку: "У, буржуи проклятые!" Сталин не раз потом вспоминал этот случай и подтрунивал над нами, что мы буржуи и что придется нас как следует проверить...

Между прочим, Голованов говорил, что Сталин мог приехать на спектакль, который видел уже неоднократно, и посидеть час-полтора в глубине ложи, не замеченный зрителями.

С удовольствием он смотрел выступления ансамбля Красной Армии под руководством Александрова. Сталину очень нравилась сценка "Подмосковная лирика" из хореографической постановки Игоря Моисеева "Картинки недавнего прошлого". Он всегда весело смеялся и долго аплодировал артистам. Зная об этом, устроители кремлевских концертов в дни больших приемов обязательно включали в программу этот номер.

Сталина я видел в последний раз на сессии Верховного Совета СССР в декабре 1952 года, там он не выступал.

Служебная резиденция и квартира Сталина в Кремле находились в северном углу выходящего к Никольской башне большого правительственного трехэтажного и треугольного в плане здания, построенного еще знаменитым архитектором Казаковым при Екатерине Второй. Те, кто часто бывал у Сталина, называли это место "уголок". Выезжая по вызовам к Сталину, я всегда говорил шоферу: "В уголок", и он уже знал, куда надо ехать.

Подъезд располагался в основании угла треугольника прямо у Никольских ворот, которые всегда были заперты и никогда не открывались. Поэтому, чтобы попасть к Сталину, надо было через южные - Боровицкие ворота проехать по диагонали почти весь Кремль к северным - Никольским воротам.

Кабинет и все служебные помещения, а также примыкавшая к ним кремлевская квартира Сталина были расположены на втором этаже.

При входе с крытого, старинного, парадного крыльца в вестибюль по обе стороны дверей стояли два подтянутых щеголеватых лейтенанта с красными петлицами, которые после проверки пропуска, вежливо козырнув, предлагали пройти дальше - по широкой каменной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, или на лифте подняться на второй этаж.

С лестничной площадки по длинному безлюдному коридору попадали в секретариат - не очень большую, светлую комнату, где сидели три человека.

Прямо перед входом, в простенке между окнами, выходившими на Арсенал, письменный стол - старинное шведское бюро - генерала В. Н. Власика - начальника личной охраны Сталина.

Справа, рядом с дверью в приемную, стол помощника Сталина - Л. А. Логинова.

В приемной всегда пусто: очень редко можно было увидеть здесь ожидающих. Приглашенные долго не задерживались, как правило, их принимали точно в назначенное время.

Посреди комнаты на большом столе обычно были аккуратно разложены многочисленные свежие советские и зарубежные газеты и журналы, в том числе такие, как американский "Лайф".

У левой стены секретарской комнаты - стол А. Н. Поскребышева - первого помощника Сталина. За спиной Поскребышева в деревянной рамочке на стене небольшой акварельный портрет молодого Сталина времен царицынской эпопеи в буденовском распущенном шлеме защитного цвета, с нашитой суконной ярко-красной звездой. В других служебных помещениях Сталина его портретов не было.

Из секретарской, мимо Поскребышева, проходили в небольшую комнату, которую в шутку называли "предбанник". Здесь поочередно находились дежурные офицеры охраны в чине полковников, Горбачев или Кузьмичев, которые впервые входившим в кабинет посетителям, не знакомым со здешними порядками, предлагали сдать оружие, если таковое имелось. Входить к Сталину с оружием не полагалось.

Из этой комнаты, где, между прочим, была вешалка для приходивших к Сталину членов Политбюро, двустворчатая дверь с тамбуром вела в кабинет.

Большой кабинет со сводчатым потолком тремя окнами выходил на кремлевский двор, на Арсенал. Белые гладкие стены снизу в рост человека облицованы светлой дубовой панелью, справа, как войдешь, витрина с посмертной маской Ленина. Налево - большие стоячие часы в футляре черного дерева с инкрустацией. Через весь кабинет - ковровая дорожка к большому письменному столу. На столе много книг и всевозможных материалов. За столом - кресло, слева от него - столик с телефонами. Телефоны разного цвета имеют различное назначение. Вся мебель из темного дерева, старомодная, громоздкая.

Над письменным столом - известный портрет Ленина, выступающего на трибуне.

На столе модель самолета с надписью "Сталинский маршрут". На таком самолете Чкалов, Байдуков и Беляков совершили в 1936 году замечательный перелет из Москвы на остров Удд.

Слева от входа, вдоль противоположной окнам стены кабинета, на которой портреты Маркса и Энгельса, стоит длинный стол, покрытый темным сукном; к столу с обеих сторон придвинуты стулья. Сталин сидел обычно в дальнем от входа конце кабинета во главе этого большого стола.

В простенке между окнами кабинета книжный шкаф. Книги: собрание Сочинений Ленина, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, Большая Советская Энциклопедия...

В другом простенке большой, обитый черной кожей, неуютный и какой-то холодный диван, а перед письменным столом два таких же кресла. Бывало, Сталин ходит, ходит по кабинету, посидит немного и опять принимается ходить, - сидеть он не любил.

Во время войны появились портреты Суворова и Кутузова, бездарно выполненные, в безвкусных дешевых рамах.

Сталин любил, чтобы в кабинете было светло. Сам включал полный свет люстр. Опускал или поднимал шторы на окнах кабинета в зависимости от погоды и времени дня.

Из кабинета раскрыта дверь в следующую комнату, стены которой сплошь увешаны географическими картами. Посередине комнаты стоит большой глобус.

Между прочим, с этой комнатой у меня связано следующее воспоминание.

Однажды Сталин выносит из нее в кабинет какой-то сверток и разворачивает его на вытянутой руке. Оказывается, это длинный, до полу, бумажный свиток с китайскими иероглифами.

Получил письмо от Чан Кай-ши, просит помощи и совета, обращается ко мне "отец и учитель"... Вот еще ученичка бог послал, - иронически усмехнулся Сталин.

Рабочий день Сталина начинался, как правило, после трех часов пополудни. Заканчивал он работу не раньше двух-трех часов ночи, а нередко и позже.

Сталин часто приглашал после этого к себе домой ужинать, или, как он говорил, "обедать".

На сегодня, кажется, хватит, - говорил он. - Не знаю, как другие, а я проголодался. Специально никого не приглашаю, чтобы это не приняли как обязательное и обременительное, а кто хочет пообедать, прошу!

Ну кто откажется!

Все идут с ним на кремлевскую квартиру.

Кремлевская квартира граничила со служебным кабинетом.

Окнами выходила, так же как и кабинет, на Арсенал.

Обстановка столовой более чем скромная. Налево, во всю стену, старинный, громоздкий, темного дерева буфет с бокалами и, по кавказскому обычаю, рогами для вина. Посредине - стол, накрытый белоснежной скатертью человек на десять. В простенке, напротив входной двери, между окнами, тахта-диван. Направо у стены шкаф с книгами и дверь во внутренние комнаты.

К приходу приглашенных на ужин стол накрыт. Поставлены приборы.

На правом от входа конце стола все холодные кушанья, закуска. Несколько бутылок, включая шампанское и коньяк. Водка - в графинах. Две суповницы с накрытыми крышками: харчо и другой какой-либо суп. Стопка тарелок. Суп каждый сам себе наливает. Вообще никакого обслуживающего персонала за столом нет. Изредка женщина в белом халате и головной повязке приносит что-нибудь горячее.

Ужин, или, как говорил Сталин, "обед", по существу, являлся продолжением совещания, начатого в служебном кабинете. Но разговор шел свободнее, чередовался обменом мнениями на самые разнообразные темы: политические, международные, по вопросам техники, литературы, искусства. Увлекшись каким-нибудь вопросом, Сталин шел к шкафу, доставал нужную книгу. Если в разговоре требовалась справка по географии, он брал свою старую, уже потертую карту, раскладывал ее на столе и говорил:

Посмотрим на моей карте. Правда, она поистрепалась порядочно, но еще служит.

Имея возможность наблюдать Сталина не только в рабочем кабинете, но и в домашних условиях, я запомнил и обстановку, в которой он жил.

Независимо от того, когда кончалась работа, нередко и в 5 - 6 часов утра, Сталин отправлялся ночевать на ближнюю дачу.

Насколько я помню, он всегда ездил на черном "паккарде" - несколько таких машин было куплено перед войной в Америке.

Машина имела бронированный кузов и толстые, пуленепробиваемые стекла зеленоватого цвета. В поездках по городу и за городом Сталина всегда сопровождали две машины с охраной.

Ближняя дача расположена почти в черте Москвы, в Кунцеве, среди елового лесочка. Приземистый дом скрыт за елками. За воротами справа - стоянка машин и домик охраны. К даче идут пешком по асфальтовой дорожке.

Идущих на дачу встречал дежурный чекист.

Прихожая дома облицована светлым дубом. Слева - вешалка Сталина, справа - для посетителей. Справа же дверь и кабинет. Прямо - вход в большой зал с длинным столом и тахтой в полотняном чехле. Обстановка весьма скромная. Простые канцелярские стулья. Несколько цветных репродукций на стенах. На полу стандартные розовые дорожки с каймой. Так называемые "кремлевские дорожки" - мечта всех снабженцев. Стандартные люстры.

До переезда на дачу под Кунцевом Сталин жил на дальней даче, в 35 километрах от Москвы, в Горках-десятых по Успенской дороге.

Кунцевская же была рядом, много ближе к Кремлю. В годы войны нередко сюда, к Верховному Главнокомандующему, приезжали для доклада военачальники с фронтов, генштабисты, руководители военной промышленности.