К 200-летию принятия на русскую службу

Двести лет назад, в царствование Государя Императора Павла Петровича, в составе Русской Императорской Армии появилось весьма необычное воинское формирование – французский белоэмигрантский корпус.

Основателем и командиром этого корпуса был Принц Людовик-Иосиф Конде Бурбонский – правнук знаменитого французского полководца ХVII века Людовика II Конде Бурбонского, прозванного современниками Великим.

Принц Людовик-Иосиф Конде родился в 1736 году и, подобно своему великому предку, еще в молодые годы проявил незаурядные способности к военному делу. Особенно отличился он во время Семилетней войны 1756–1763 годов, одержав победу над немцами в сражении при Иоганнесберге. Когда в 1789 году во Франции произошла революция, Принц Конде одним из первых эмигрировал из страны и впоследствии, обосновавшись на берегах Рейна, в городе Кобленце, сформировал там контрреволюционную белую армию, костяк которой составили добровольцы – идейные приверженцы старой монархической и религиозной Франции.

В отличие от белой армии знаменитой Вандеи, состоявшей из крестьян-роялистов, армия Принца Конде была преимущественно дворянско-офицерской, и для нее был характерен большой избыток офицеров и генералов. В дворянских полках должности от командиров рот и выше, как правило, занимали бывшие генералы Французской Королевской армии, а взводами командовали полковники. Что касается младших офицеров, то многие из них становились в строй простыми солдатами. Дворянские полки проявили в боях исключительную храбрость, но дисциплина в них была своеобразной: дворяне, весьма щепетильные в вопросах чести, не были приучены к выполнению роли рядовых. «Что вы хотите, – говорил о них Принц Конце, – это не солдаты, а офицеры без солдат. Они были храбрыми офицерами, и, имей я с ними тридцать тысяч солдат, мы бы делали чудеса. Знаю, что при всех обстоятельствах я всегда могу на них рассчитывать: они сберегли свою честь».

Кроме дворян-эмигрантов, составивших основу армии Принца Конде, в ее рядах были и представители третьего сословия, в том числе – некоторое количество солдат старой Королевской армии. Для пополнения рядов своих войск Принц Конде прибегнул и к созданию частей наемников, в которых, кроме французов, служили и иностранцы. Возрастной состав армии был весьма неоднородным. Среди «кондейцев» можно было встретить и четырнадцатилетних юнцов, и воинов весьма уже преклонного возраста.
К концу 1792 года армия Принца Конце уже насчитывала пять тысяч шестьсот человек, из которых более двух тысяч состояли в дворянских формированиях. Эта армия вместе с другими армиями эмигрантов и войсками европейских монархов приняла участие в походе против революционной Франции. Но поход 1792 года закончился для контрреволюционных сил неудачей, и многие эмигрантские формирования были распущены, так как их руководители уже более не имели денег на содержание своих войск.

Следует отметить, что возглавители французской белой эмиграции создавали свои воинские формирования на собственные средства. Так, Принц Конде, кроме немалой денежной суммы, пожертвовал на содержание войск даже свои драгоценные орденские знаки.

Желая спасти свою армию от расформирования, Принц Конде обратился за помощью к Российской Императрице Екатерине II. Последняя, как известно, была ярой противницей революции. В конце 1792 года Государыня отправила к Принцу Конце небезызвестного в России герцога А.Э. Дюплесси де Ришелье (будущего губернатора Одессы и Новороссийского края) с двумя бочками золота и предложением... перебраться на восточное побережье Азовского моря и основать там французскую военно-земледельческую колонию. Однако такой оборот дела не мог устроить рвущихся в бой белоэмигрантов, и они предпочли уклониться от предложения Российской Императрицы.

В течение нескольких лет армия Принца Конде, получавшая поддержку сначала от Австрии, а затем от Англии, продолжала борьбу, но, увы, к несчастью для «кондейцев», в 1797 году Венский двор заключил мир с Французской республикой. Первая контрреволюционная коалиция европейских держав распалась. Жизнь эмигрантской армии Принца Конде повисла на волоске. Единственный надеждой «кондейцев» остался новый Российский Император Павел I, рыцарское благородство и великодушие которого были хорошо известны.

Император Павел Петрович благоволил к лишенным родины французским эмигрантам и даже дал убежище в России Французскому Королю Людовику ХVIII, предоставив в его распоряжение замок в Митаве. С Принцем же Конде Государя связывали давнее личное знакомство и взаимная симпатия: в 1782 году, ещё будучи Великим Князем, Павел Петрович гостил во Франции и останавливался в великолепном замке, известном под названием «Версаль Конде», в Шантильи...

Итак, Принц Конде направляет в Петербург барона Ларошфуко с прошением к Императору принять его войско на русскую службу. Французский Король Людовик ХVIII также вел переговоры с Русским Двором о судьбе «кондейцев».

Наконец 20 июля 1797 года в селение Уберлинген на юге Германии, где находилась главная квартира «кондейцев», прибыл российский посланник М.М. Алопеус, доставивший Принцу согласие Императора Павла I. В августе того же года Государь писал российскому послу в Вене, графу А.К. Разумовскому: «По сродному Нам великодушию не могли Мы не внять прошению Принца о принятии войск, под командою его состоящих, на Нашу службу и вследствие того решились Мы дать убежище сим людям, жертвовавшим собою в верности к законному Государю».

В октябре 1797 года, покинув свои квартиры на берегу Баденского озера, «кондейцы» двинулись в Россию. К этому времени в их рядах находилось пять тысяч триста человек. Согласно условиям перехода на Российскую Императорскую службу, корпус, сохраняя свою прежнюю организацию, должен был направиться для расквартирования в окрестности уездного города Владимира-Волынского. Корпус был подчинен непосредственно Государю. Всем его чинам дозволялось свободно исповедовать свою религию, но они обязывались дать присягу на верность Российскому Императору и следовать уставам Русской Армии.

1 января 1798 года корпус Принца Конде переправился через реку Буг и был встречен на российской территории уполномоченными офицерами и казачьим конвоем. В тот же день французские эмигранты на берегу Буга были торжественно приведены к присяге Императору Павлу Петровичу.

Принц Конде был милостиво принят Государем в Петербурге, пожалован высшим российским орденом Св. Апостола Андрея Первозванного и произведен в чин генерал-лейтенанта Российской Императорской службы. Шефы полков корпуса Принца Конде получили чины генерал-майоров.

К великому огорчению «кондейцев», теперь они должны были расстаться со своими французскими мундирами и надеть чужую для них русскую военную форму: на русской службе корпус Принца Конде получил совершенно одинаковое с полками Российской пехоты и кавалерии обмундирование и вооружение. Правда, корпусу были вручены особенные знамена и штандарты, на которых по Высочайшему повелению наряду с символикой Российской Империи присутствовали и изображения золотых лилий – эмблемы Французского Королевского Дома.

До весны 1799 года корпус Принца Конде нес службу в Волынской губернии, будучи расквартированным на территории Владимирского, Луцкого и Ковельского поветов. Всего в корпусе состояло пять полков:

1. Французский пехотный дворянский Принца Конде (его знаменный взвод состоял исключительно из кавалеров французского Королевского военного ордена Св. Людовика);
2. Гренадерский герцога Бурбонского;
3. Немецкий пехотный герцога Гогенлоэ (позднее полковника Дюрана);
4. Дворянский драгунский герцога де Берри;
5. Драгунский герцога Энгиенского.

Последним из названных полков командовал молодой Луи-Антуан-Анри де Бурбон, герцог Энгиенский (1772–1804), Принц Французского Королевского Дома и внук Принца Конде, впоследствии расстрелянный по повелению Наполеона Бонапарта во рву Венсенского тюремного замка.

Кроме того, в состав корпуса входили несколько мелких вспомогательных подразделений и артиллерия.

Весной 1799 года корпус, пережив на Волыни непривычно суровую для французов зиму, получил долгожданный приказ о выступлении: ему предстояло вместе с войсками генерал-лейтенанта А.М. Римского-Корсакова идти в Швейцарию и, поступив под командование генерал-фельдмаршала, графа А.В. Суворова-Рымникского, принять участие в кампании против Гельветской армии Французской республики.

Сам Суворов был принципиальным противником «отвергшей Христа и поправшей законное правительство» французской революции, и ещё в 1795 году обращался с просьбою к Императрице Екатерине II о дозволении Русской Армии «идти против французов», но согласия Государыни он не получил. Тогда же, в октябре 1795 года, Суворов написал небезызвестное восторженное обращение к одному из главных предводителей Вандеи – Шаретту де ла Контри (1763–1796), в котором выразил своё восхищение борьбой восставших против революции вандейцев и их вождём. Известно также, что, отправляясь в Итальянский поход, Суворов посетил в Митаве Людовика ХVIII и высказал королю-изгнаннику полную поддержку в таких словах: «Тот день почту счастливейшим в моей жизни, когда пролью последнюю каплю крови, способствуя вам взойти на Престол знаменитых ваших праотцев».

Летом 1799 года корпус Принца Конде с приданным ему русским Гусарским генерала Боура полком (впоследствии 2-й лейб-гусарский Павлоградский Императора Александра III полк) покинул Россию и, пройдя через Богемию и Баварию, сосредоточился возле швейцарского города Констанца на берегу Баденского озера.

«Заранее убеждён, – писал в это время Суворов Принцу Конде, – что столь почтенный корпус, как тот, которым командует Ваше Королевское Высочество, окажет ценнейшие услуги, в особенности, под столь усердным и почтенным командованием. Буду иметь полнейшее удовольствие видеть Армию, усиленную столь храбрыми воинами».

7 октября 1799 года, оставленный австрийцами на крайне неудобной позиции в Констанце, корпус Принца Конде был внезапно атакован превосходящими силами французов-республиканцев и окружен. Однако, находясь в столь незавидном положении, французские эмигранты проявили незаурядные мужество и храбрость, а Гренадерский герцога Бурбонского полк сумел даже отбить у неприятеля знамя первого батальона 53-й полубригады республиканской армии. Правда, и корпус Принца Конде утратил в этом сражении одно из своих знамен. Произошло это при следующих обстоятельствах.

Один из знаменщиков корпуса, вместе со знаменем окруженный республиканцами, сорвал с древка полотнище и, завернувшись в него, бросился в воды Баденского озера, где утонул, ценой своей жизни спасая пожалованное Российским Императором знамя...

После этого сражения генерал-лейтенант, Принц Людовик-Иосиф Конде докладывал в реляции Суворову: «Мы сделали все то, что можно было сделать в той невозможной позиции, в которую меня поставили, и от которой я отступил только после потери убитыми, ранеными и взятыми в плен (последних очень мало) около 250 человек, из которых 25 офицеров».

Среди убитых в сражении при Констанце был и семидесятилетний граф де Сальг, командовавший понесшим наибольшие потери Гренадерским герцога Бурбонского полком. Что же касается захваченных в плен «кондейцев», то их, как носящих русский мундир, республиканцы решили признать военнопленными, а не изменниками Франции.
В воздаяние заслуг Гренадерского герцога Бурбонского полка, наиболее отличившегося в сражении при Констанце, Император Павел I даровал ему новые знамена с надписью: «За взятие знамени у французов при Констанце в 1799 г.». Таким образом, французский эмигрантский полк одним из первых в истории Российской Императорской Армии удостоился пожалованных за боевое отличие знамен! А унтер-офицер Вольфер, захвативший знамя у республиканцев, был произведен Государем в чин подпоручика.

21 октября 1799 года Император Павел I, желая усилить малочисленный корпус Принца Конде, приказал Суворову передать в подчинение Принца Егерский генерал-майора Титова полк. Но участвовать в боевых действиях под русскими знаменами «кондейцам» уже не довелось...

9 ноября Суворов известил Принца Конде о решении Его Императорского Величества отозвать все русские войска из Швейцарии в Россию. Однако получилось так, что корпус Принца Конде по окончании военной кампании в Россию уже не вернулся. Британское правительство достигло договоренности с Российским двором о переходе корпуса под покровительство Англии. В знак Высочайшего благоволения к службе «кондейцев» Император Павел I оставил корпусу их знамена, оружие и все принадлежавшее им имущество.

Но для французских роялистов корпус Принца Конде навсегда остался символом сохраненной чести и верности. Их храбростью и верностью долгу восхищались даже враги. Так, Император французов Наполеон I однажды сказал о «кондейцах»: «Они были наемниками наших врагов – это верно, но они являлись ими или считали необходимым быть таковыми ради своего Короля. Франция погубила их дело и оплакала их храбрость. Всякая преданность – есть героизм».

Говоря об истории корпуса Принца Конде, трудно не отметить удивительной параллели судеб между ним и другим воинским формированием – Русским Корпусом, сформированным на Балканах в 1941 году. Впрочем, давно уже замечено, что история французской и русской революций во многом похожи. Недаром Ленин призывал большевиков во всем «подражать якобинцам 1793 года». И, действительно, подражали: убили Царя со всею Семьей, развернули по якобинскому образцу «красный террор», организовали гонения на Церковь...

Конечно, нельзя слишком увлекаться историческими параллелями. Политическую обстановку конца ХVIII века невозможно напрямую сравнивать ни с 1917-м, ни с 1941-м годами, да и самое российское Белое движение принципиально отличалось от белого движения во Франции.

Но все же судьбы добровольцев эмигрантских корпусов – французского и русского – удивительно схожи. Участники и того, и другого, являясь военной элитой своих государств, покинули родину в результате революционной смуты; и те, и другие, борясь за освобождение своего Отечества, были вынуждены получить оружие из рук иностранцев; и те, и другие прошли через горечь военного поражения...

Наконец, и те, и другие своею самоотверженностью и героизмом, бесспорно, заслужили уважение и память потомков.

Источники и литература:

1. Васильев А.А. Роялистский эмигрантский корпус принца Конде в Российской Империи (1798–1799). – В сб.: Великая французская революция и Россия. М., 1989. С. 314–329.
2. Жизнь Суворова им самим описанная или собрание писем и сочинений его, изданных с примечаниями Сергеем Глинкою. М., 1819.
3. Историческое описание одежды и вооружения Российских войск, с рисунками, составленное по Высочайшему повелению. СПб., 1900. ч. 9. С. 35–36, 116–120.
4. Милютин Д.А. История войны России с Франциею в царствование Императора Павла I в 1799 г. СПб., 1853. т. 4. ч. VI.
5. Переписка Суворова и Принца Конде. // Военно-исторический вестник». Париж, 1972. № 39. С. 3–10.
6. Трубецкой Н., кн. Знамена и Штандарты армии принца Конде, пожалованные ей Императором Павлом I. // Военно-исторический вестник. Париж, 1957. № 9. С. 3–5.
7. Щепкина Е.М. Армия роялистов в России. // Журнал Министерства народного просвещения. 1889. ч. CCLXI.

Поиски наслаждения доставляют часто множество хлопот…

(Жан Шуке)

27 августа 1830 года в ранние утренние часы замок Сен-Ле, в котором проживал Его Высочество герцог Бурбонский, последний принц Конде, был погружен в безмолвие.

Хозяин дома еще не оповестил челядь о своем августейшем пробуждении. Баронесса де Фешер, его любовница, спала, и жандармский унтер-офицер, достоинствами которого эта дама втайне наслаждалась, вернулся из замка в деревню после ночи, которую, как хотелось надеяться мелкой обслуге, бывшей в курсе всех замковых интриг, он провел с удовольствием.

Около восьми часов лакей Леконт постучал в дверь своего хозяина. Лишенный всяких претензий, он хотел лишь войти в комнату.

Однако в действительности он вошел прямо в Историю…

Не услышав на свой стук никакого ответа, Леконт подумал, что г-жа де Фешер очень утомила Его Высочество, которому было шестьдесят три, и тихо удалился.

В девять часов он снова подошел к двери и постучал. Результат, увы, был тот же. Разбираемый любопытством, он хотел осторожно повернуть дверную ручку. Напрасно. Дверь была заперта на задвижку.

На сей раз Леконт встревожился. Никогда до этого герцог Бурбонский не запирался в своей комнате. Лакей повернулся к доктору Бони, который каждый день в это время приходил, чтобы оказать необходимую помощь старику.

Что вы об этом думаете?

Врач не скрывал своего беспокойства.

Я опасаюсь худшего, - сказал он. - Надо пойти предупредить г-жу де Фешер.

Почти бегом оба спустились на первый этаж, где находились апартаменты баронессы. Баронесса еще не вставала. Через дверь они поделились с ней своей тревогой.

Я сейчас поднимусь, - крикнула она им. - Когда он услышит мой голос, он ответит!

Она вышла полуодетая, в шлепанцах на босу ногу и поднялась по лестнице, приговаривая при этом:

Если принц не ответит, надо высадить дверь. Может быть, у него сердечный приступ… Небольшое кровопускание ему поможет!

У двери любовника она крикнула:

Монсеньер!.. Откройте, монсеньер!.. Откройте же!.. Это я, монсеньер!..

Но так как ответа не было, она сказала Леконту:

Скорее, скорее! Надо выломать дверь. Идите за Маноби и скажите ему, чтобы принес какой-нибудь инструмент…

Вскоре офицер домашней охраны с помощью железной кувалды вышиб створки двери.

Баронесса и трое мужчин вошли в комнату. При свете догоравшей около кровати свечи они заметили герцога, прислонившегося к внутренним ставням, совершенно неподвижного и в позе человека, который к чему-то прислушивается. Доктор Бони устремился к нему и вскрикнул: герцог Бурбонский, отец герцога Энгиенского, последний из Конде, был подвешен к оконному шпингалету при помощи двух платков…

Преступление или самоубийство?

На первый взгляд все заставляло думать о самоубийстве: запертая изнутри дверь в комнату, ничем не нарушенный порядок в комнате, отсутствие на теле каких бы то ни было следов жестокости.

И, тем не менее, с точки зрения доктора Бонн, версия самоубийства неприемлема по многим причинам. Как гласит поговорка, «чтобы повеситься, надо набросить себе на шею петлю». А между тем именно этого герцог сделать никак не мог. Сломанная ключица не позволила бы ему поднять левую руку; к тому же после битвы при Беристене в 1795 году, где он потерял три пальца, ему нелегко было пользоваться правой рукой. Таким образом, трудно представить, как он мог сам сделать из платков достаточно замысловатый узел?

И, наконец, герцог Бурбонский считал самоубийство не только грехом, но и преступлением. За две недели до своей смерти он сказал своему дантисту, г-ну Остену:

Только трус может наложить на себя руки!

Но тогда кто?

Пока доктор Бони размышлял, г-жа де Фешер в отчаянии опустилась в кресло. С ее обостренным чувством приличий она довольно красиво заламывала руки и издавала горестные возгласы. Неожиданно, после одного, чуть более пронзительного, чем все предыдущие, вопля она сказала:

О, какое счастье, что принц умер именно так. Умри он в собственной постели, все тут же стали бы говорить, что я его отравила!..

Эта фраза буквально поразила доктора. Но он ничего не сказал и продолжал осматривать тело Его Высочества, которое продолжало висеть. Одна странная деталь бросилась в глаза: ноги покойного были лишь частично оторваны от пола; носки касались ковра…

Любопытный повешенный!

К 11 часам утра королю сообщили о том, что обнаружили доктор Бонн и Леконт. Крайне взволнованный, он направил в Сен-Ле барона Паскье, председателя палаты пэров.

После полудня барон провел собственное расследование и отправил Луи-Филиппу конфиденциальную записку, в которой, в частности, говорилось:

«Обстоятельства смерти столь необычны, что требуют более глубокого изучения, и, по моему мнению, было бы полезно, чтобы король срочно прислал двух врачей, таких, как доктора Марк и Маржолен, у которых есть навыки проверок, необходимых при таком фатальном событии».

Что касается полковника де Рюминьи, начальника особой королевской полиции, последовавшего за бароном Паскье, то он, в свою очередь, писал Луи-Филиппу:

«Пока ни на кого конкретно подозрения не падают; но Бог его знает, какую информацию

мы еще получим; я должен сказать, что эта смерть не оставляет впечатления самоубийства. Важно то, что никого пока невозможно обвинить и что завещание не дает оснований для подозрений».

Несмотря ни на что - и вопреки возражениям доктора Бони, который не уставал напоминать о физических недостатках покойного, - 7 сентября совещательная палата суда в Понтуазе издала ордонанс следующего содержания:

«Поскольку, как со всей очевидностью следует из полученной информации, смерть принца Конде была добровольной и явилась результатом самоубийства, преследование преступления не нуждается в дополнительных сведениях, никому не предъявлено обвинение, производство по делу закрывается, и суд объявляет, что нет необходимости его продолжать…»

Выводы правосудия поразили простых людей, которые тут же начали перешептываться, что «кого-то явно хотят прикрыть»… Никто не был назван, но нетрудно было догадаться, что все думали о г-же де Фешер.

Неожиданно 15 сентября появилась анонимная брошюра под довольно агрессивным названием: «Призыв к общественному мнению по поводу смерти Луи-Анри-Жозефа де Бурбона, принца Конде». В ней баронесса вполне определенно обвинялась в убийстве своего любовника; более того, некоторые фразы позволяли думать, что покровительствовал ей сам король…

Эта брошюра вызвала волну эмоций, и народ сгорал от любопытства узнать, кто такая г-жа де Фешер…

Вскоре выяснилось, что она весьма своеобразная особа…

Эта элегантная женщина, на тридцать два года моложе своего любовника, была англичанкой с богатым прошлым, в котором она вела далеко не монастырскую жизнь.

Дочь рыбака с острова Уайт, она тогда звалась Софи Доуз. В пятнадцать лет она приехала в Лондон с мечтой стать комедианткой. После нескольких неудачных попыток на сцене Ковент-Гардена она решила отдаться житейским соблазнам и насладиться ухаживаньем мужчин.

Герцог Бурбонский встретил ее впервые в Лондоне в 1811 году, как раз тогда, когда она, как говорят, «особенно нещадно эксплуатировала прелести, которыми Провидению угодно было ее наградить»…

Надо сказать, что Его Высочество посещал исключительно аристократические лондонские салоны. «Каждый вечер, - пишет доктор Лебопен, - после обеда в скромном „Shop House“ он отправлялся в театр, который покидал по окончании спектакля в компании одной или двух низкопробных девиц. Он вел их ужинать в какое-нибудь прокуренное заведение, совмещая, таким образом, свою склонность к примитивному распутству с врожденной скупостью».

Его Высочество познакомился с Софи Доуз в доме свиданий на Пикадилли. Соблазненный «ее бесстыдно глядящими голубыми глазами, пылкостью, смелостью и пристрастием к деталям», Луи де Бурбон поселил ее в своем лондонском особняке.

Очень скоро молодая женщина превратилась в «организатора удовольствий принца Конде». При активном содействии некоторых из ее прежних подруг по сералю она поставила целую серию дивертисментов, отличавшихся крайним эротизмом и имевших каждый свое название. Например, в дивертисменте «Любящий пес» совершенно голый принц Конде перед шестью обнаженными женщинами должен был «изобразить все проявления радости пса, который нашел свою хозяйку». В дивертисменте «Гасильщицы свечей» Софи и ее подруги делали вид, что гасят пламя свечи принца, используя один из самых галантных способов. В дивертисменте «Милосердие, пожалуйста!» принц должен был бросить монетку в «копилку для пожертвований», открытую и поднесенную ему каждой из юных приглашенных. Наконец, назовем дивертисмент «Пчелки, собирающие мед», где принц, лежа голым в постели, очень мило исполнял роль розового бутона, а шесть восхитительных гетер, обладающих богатейшим опытом и наделенных ярким темпераментом, изображали пчелок, собирающих мед. В ритме менуэта, звучавшего из музыкальной шкатулки, они постепенно сбрасывали с себя одежду, танцуя вокруг ложа, где их ждал принц Конде. С последним звуком менуэта они устремлялись на свою добычу и «заставляли ее испытать тысячу всевозможных наслаждений».

Софи, знавшая не только самые злачные места Лондона, но и некоторые специализированные книжные магазины, снабдила Его Высочество целой коллекцией книг и гравюр редкостной непристойности. После этого вечера стали еще более веселыми…

Принц Конде всегда имел несколько таких шедевров у себя в Сен-Ле, как об этом свидетельствует канцлер Паскье, который во время обыска обнаружил «два или три маленьких тома, названия которых лучше не произносить». Кретино-Жоли в своей «Истории трех последних принцев из дома Конде» менее сдержан: «Сколько постыдных книг, непристойных гравюр, отвратительных картин было найдено в личных покоях умершего принца! - пишет он… - Эти непристойные книги, эти непотребные гравюры сберегались не только для тайных радостей принца. Г-жа де Фешер, разумеется, тоже получала свою часть на этом печальном празднике для пресыщенных глаз и сердец».


В годы Реставрации, рассчитывая с легкостью прекратить свои отношения с Софи, принц Конде тайком покинул Лондон и вернулся во Францию. Через две недели после его отъезда молодая женщина появилась в Париже.

Принц, чрезвычайно расстроенный, вынужден был принять ее. После нескольких нежных слов он перешел «на лицемерный язык в стиле предместья Сен-Жермен».

Мне бы хотелось удержать вас при себе. Но ваше присутствие здесь может вызвать скандал… Англичанка улыбнулась:

А если вы выдадите меня за свою внебрачную дочь?

Принц Конде со времени своего отъезда из Лондона испытывал ностальгию по восхитительному телу Софи.

При мысли о том, что безумные ночи могут возобновиться, он стал пунцовым:

Какая прекрасная идея! Но чтобы ни у кого не было повода для сплетен, вы должны выйти замуж.

Его Высочество сразу стал подыскивать подходящего Софи мужа и нашел Адриана де Фешера, командира батальона в королевской гвардии, которого услужливый Людовик XVIII поспешил сделать бароном.

Бракосочетание состоялось 6 августа 1818 года в Лондоне, после чего новобрачные поселились в Пале-Бурбон, владении принца Конде.

Спустя несколько недель принц проявил к супругам деликатное внимание: он назначил Фешера служить при своей особе.

Вот теперь он сможет жить поблизости от своей жены, - восклицали знающие люди, подмигивая, друг другу.

Как-то вечером одна добрая душа поведала Фешеру о том, как ему не повезло. Придя в неистовство оттого, что его так провели, несчастный решил пожаловаться принцу. Его Высочество пожал плечами:

Не верьте ничему, мой дорогой Фешер. Это обыкновенное злословие… Такова плата за то, чем вы владеете. Вам завидуют, потому что вы мой друг!

Будучи скептиком, Фешер предпочел покинуть свою супругу. Баронесса сразу стала жить с принцем, который в свои шестьдесят пять лет все еще не растратил жара души. Любовные поединки, и прежде приводившие в восторг прислугу, теперь стали повседневным явлением. Признательный Людовик Бурбонский в 1824 году составил завещание, по которому Софи получала богатейшие владения Сен-Ле и Буасси…

И с этого момента, уверяют злые языки, г-жа де Фешер жила «в гнусном ожидании смерти Его Высочества». Но так как смерть заставляла себя ждать, то в ночь с 26 на 27 августа г-жа Фешер решила ускорить события, привязав принца к шпингалету окна в его собственной комнате.

Получалось, таким образом, что преступление было следствием простого нетерпения.

Такова была первая версия.

Вскоре, однако, выяснилось, что дело было далеко не таким простым и что Луи-Филипп оказался замешан в грязном преступлении. Каким же образом бывшая лондонская уличная девка могла войти в контакт с королемфранцузов и сделать из него своего сообщника? Именно об этом поведает оторопевшей публике специальная брошюра, опубликованная в 1848 году…

А в 1827 году баронесса де Фешер очень боялась, как бы завещание, сделанное в ее пользу, не оказалось однажды опротестовано законными наследниками принца Конде, и потому искала влиятельного сообщника. Выбор ее остановился на герцоге Орлеанском, чья любовь к деньгам была ей хорошо известна.

План ее был прост и в то же время свидетельствовал о редкостном чувстве политической интриги: она решила уговорить принца Конде, одного из самых богатых людей Франции, завещать все свое имущество герцогу Омальскому, сыну герцога Орлеанского, с тем чтобы последний в знак благодарности согласился признать законным все то, что было завещано ей.

Ее доля наследства становилась, таким образом, чем-то вроде комиссионных за ту великолепную сделку, которую она позволила осуществить герцогам Орлеанским.

О своих планах она рассказала Талейрану. Экс-министр иностранных дел был, разумеется, в восторге от макиавеллического плана баронессы. Он пообещал ей свое содействие.

Заходите ко мне в пятницу, - пригласил он. - Вы встретитесь с герцогом Орлеанским. Могу вас заверить, вы очень скоро станете одной из его подруг.

Талейран не ошибся. Вне себя от радости при мысли, что громадное состояние принца Конде может попасть в руки его сына, будущий король Луи-Филипп повел себя чрезвычайно галантно по отношению к г-же.де Фешер и пригласил ее в Пале-Рояль.

Бывшая лондонская проститутка тут же вошла в круг ближайших друзей герцогов Орлеанских.

Ее обласкали, угощали конфетами, делали комплименты ее туалетам, а Мария-Амелия писала ей письма, о тоне которых можно судить по следующему отрывку:

«Я очень тронута, моя дорогая, всем, что вы рассказали о ваших хлопотах для нас… Поверьте, я никогда этого не забуду. Всегда и во всех обстоятельствах вы найдете в нас и для себя, и для ваших близких поддержку, за которой вы ко мне обратились, и порукой тому будет служить благодарность матери».

Когда баронесса бывала чем-нибудь расстроена, всех в Пале-Рояле охватывало ужасное беспокойство, а будущий король французов с растрепавшейся прической и обвисшими бакенбардами торопился в Пале-Бурбон. Однажды при подобных же обстоятельствах с ним произошла удивительная история. Вот что об этом рассказывает граф Вильмюр:

«В момент прибытия герцога Орлеанского г-жа де Фешер принимала ванну, причем принимала ее в сидячей купальне, одном из хитроумных механических устройств знаменитого Лесажа. Баронесса быстро вышла из воды, но, торопясь забраться в постель, забыла откинуть доску, скрывавшую купальню и служившую сиденьем в ванне. Такого рода мебель, бывшая в те времена в большой моде, стояла рядом с кроватью баронессы. Луи-Филипп, довольный тем, что Софи Доуз согласилась его принять, устремился к креслу, которое, казалось, специально дожидалось его, и в тот же миг, к своему большому удивлению, провалился в купальню.

И как он ни старался, как ни барахтался, ему не удавалось выбраться из этой водяной ловушки!

Зрелище было столь нелепым, что г-жа де Фешер, позабыв о всяком почтении к Его Королевскому Высочеству, разразилась неудержимым смехом. Но в конце концов, она прониклась сочувствием к горестному положению своего гостя и предложила вызвать кого-нибудь из его людей, чтобы помочь ему вылезти. Она пыталась втолковать герцогу, что без помощи он не выберется из купальни, учитывая несколько тяжеловатую нижнюю часть его тела.

Луи-Филипп умолял ее никого не звать, опасаясь, что приглашенный на помощь выездной лакей разболтает о случившейся с ним неприятности всем слугам в Пале-Бурбон, а те, в свою очередь, разнесут это по всему городу, и уж тогда все кому не лень начнут потешаться над ним.

Поэтому он возобновил свои попытки и опять неудачно, потом еще и еще, но обрести свободу не удавалось;

бесконечные барахтанья нарушили симметрию его прически, и это еще больше развеселило баронессу. Наконец она предложила позвонить и вызвать свою камеристку - девушку, по ее словам, на удивление скромную и неболтливую.

Луи-Филипп согласился. М-ль Роза тут же явилась и очень ловко помогла снять осаду, которая без ее помощи могла бы продолжаться неизвестно сколько времени и закончиться для Его Высочества столь же бесславно, как осада испанского города Лерида, предпринятая в 1707 году его предком, регентом Луи-Филиппом Орлеанским.

Пока обитатели Пале-Рояля пребывали в состоянии транса, г-жа де Фешер пыталась уговорить своего любовника оставить завещание в пользу герцога Омальского. Но принц Конде, ненавидевший потомков Филиппа Эгалите, упрямо отказывался это сделать. Тогда баронесса сменила тактику. Если до сих пор она была нежна, предупредительна, вкрадчива, то теперь стала позволять себе грубый тон, угрозы и тем самым превратила жизнь несчастного старика в настоящий кошмар. Когда у него появлялось желание зайти к ней в комнату, выразить свои чувства или просто поцеловать, в ответ слышалось:

Сначала подпишите!

Иногда она даже била его. В иные вечера лакей Лебон слышал, стоя за дверью, как хозяин плакал у себя в комнате, повторяя сквозь слезы:

Неблагодарная стерва!

Однажды барон де Сюрваль навестил его без предварительной договоренности. Лицо принца было опухшим и в крови.

Вот, взгляните, что она со мной сделала! - воскликнул он.

Барон посоветовал ему решительно отказаться подписывать завещание. Принц опустил голову:

Она грозит, что уйдет от меня!

Ну и прекрасно! Пусть уходит!

При этих словах у последнего Конде появились слезы на глазах:

Я не могу этого сделать, - прошептал он. - Вы не знаете, как велика сила многолетней привычки и душевной привязанности, которой я не в силах противиться…

Скандальные сцены между баронессой и ее любовником длились неделями. Наконец принц Конде уступил. Герцог Омальский был признан единственным наследником всего имущества, за исключением двенадцати миллионов, отказанных по завещанию Софи.

В этот день в Пале-Рояле был настоящий праздник.


Прошло несколько месяцев, и герцог Орлеанский взошел на престол. Принц Конде тут же втайне подготовился к отъезду в Швейцарию, чтобы присоединиться к Карлу X, жившему в изгнании. Он уже запросил заграничный паспорт и получил у своего управляющего миллион франков в банкнотах.

Софи прослышала о его приготовлениях и в ужасе помчалась в Тюильри. Узнав, что принц намерен покинуть Францию, Луи-Филипп побледнел:

Я знаю, - сказал он, - что принц получил письмо от Карла X, в котором тот умолял его изменить завещание в пользу маленького герцога Бордосского. Если принц уедет, он ускользнет из-под вашего влияния, и мой сын лишится наследства. Надо любой ценой помешать ему уехать!

27 августа принца Конде нашли повешенным на оконном шпингалете. Через несколько дней после этого мэтр де ла Юпуа, судебный следователь, признавший смерть принца насильственной, был официально отправлен на пенсию…

В народе шептались, что принц Конде был убит г-жой де Фешер по просьбе короля Луи-Филиппа.

Такова была вторая версия.

А вскоре появилось и третье, весьма забавное кстати, объяснение загадочной смерти последнего из Конде…


Однажды по Парижу пронесся слух, что кое-кто из слуг в Сен-Ле сделал сенсационные признания по поводу драмы 27 августа.

Вслед за этим дамы из Сен-Жерменского предместья стали вполголоса, краснея, рассказывать такое, от чего слушавшие их приятельницы буквально кудахтали от удовольствия, так, что, по словам барона де Тьеля, «можно было подумать, будто их кто-то щекочет в самом приятном месте…».

Что же такое могли рассказать слуги принца Конде?

Надо признать, сообщенные ими подробности поражали. Если верить этим людям, принц умер, оказавшись жертвой собственной похоти. Вот их рассказ:

«Последние месяцы нашему хозяину не удавалось продемонстрировать жар своего сердца г-же де Фешер, которая без конца прибегала к всевозможным уловкам, хорошо известным не особенно порядочным девицам.

К сожалению, возбуждающий эффект ее ласк со временем притупился, и баронессе пришлось искать иные способы возбуждения Его Высочества.

Г-жа де Фешер вспомнила, что в ее стране, где повешение является официальным видом казни, ходило много не особенно серьезных рассказов о последних моментах жизни осужденных. Некоторые клиенты публичных домов, в которых она работала, рассказывали ей, что удушение вызывает особые физиологические реакции, позволяющие повешенным проявить необычную мужскую силу и познать сладостное «утешение», перед тем как отдать Богу душу…

И она решила использовать это средство, чтобы пробудить угасшие чувства своего любовника.

Каждую ночь она приходила к нему в комнату, очень даже мило подвешивала его, но всего на несколько мгновений. Как только результаты этой маленькой пытки давали о себе знать, она быстро вытаскивала принца из петли и с присущей ей энергией оделяла его необходимой порцией удовольствий…»

Но, увы, в ночь на 27 августа г-жа де Фешер вынула принца из петли на несколько секунд позже…

Придя в ужас от случившегося, она вернулась к себе в комнату, в которой находился ее молодой любовник, жандармский офицер, и вдвоем они устроили мизансцену, позволявшую предположить самоубийство.

После этого она потребовала от Луи-Филиппа распорядиться таким образом, «чтобы правосудие не особенно вникало». Монарх, стольким обязанный баронессе, подчинился ее требованию…

Эти разоблачения, поразившие простых людей, подтвердились спустя восемнадцать лет, после февральских дней 1848 года, когда была опубликована небольшая брошюра под названием «Революционные профили». Автор брошюры, Виктор Бутон, писал в ней:

«Герцог Бурбонский был повешен: его стариковские склонности облегчили это преступление; г-же де Фешер немногое потребовалось для его осуществления. Герцог питал слабость к удовольствиям, весьма странным, с точки зрения морали просто извращенным, а на взгляд шестидесятилетнего человека вполне естественным. Искусство, с которым баронесса удовлетворяла его похоть, и было причиной их старой, длительной связи. Мне бы хотелось объяснить это с помощью метафоры, но не поворачивается язык. Однако я должен все же прояснить ситуацию. Я уже говорил, что герцог имел обыкновение симулировать повешение на очень небольшом расстоянии от табурета, которого он касался кончиками своих ног. Когда он оказывался в этом положении, г-жа де Фешер заставляла его испытывать вожделение.

Однажды баронесса совсем ненадолго вынула из-под его ног табурет, и герцог и вправду оказался повешен. Это объясняет, почему все обошлось без шума, без присутствия слуг, ну и так далее. В политическом плане проблема сводится к обстоятельствам завещания. Здесь я могу сказать, что возможность открыто находиться при дворе была той побудительной причиной, которая могла заставить баронессу убрать табурет: ведь при жизни герцога у нее не было никаких официальных отношений с придворной знатью; со смертью герцога она становилась баронессой де Фешер. Отпадали все возражения против нее. Но возможно ли предположение, что Луи-Филипп был посвящен баронессой в то, что она собиралась сделать, и они сообща обрекли жертву именно на такой вид смерти? Нет, это совершенно исключено!»

Чуть позже, в другом труде, озаглавленном «Оконный шпингалет в Сен-Ле», тот же Виктор Бутон дает следующие уточнения:

«Я получил от г-на Жиске, бывшего префекта полиции, объяснение этой жестокой и… сладостной смерти и считаю своим долгом сообщить здесь детали, дабы соблюсти права Истории.

Впрочем, неблагодарность Луи-Филиппа в отношении г-на Жиске избавляет меня от необходимости умалчивать об этом деле и продолжать прятать его под спудом.

Да, принц Конде был повешен, задушен особым образом, убит, одним словом, баронессой де Фешер.

Страсть старика, его склонность к похоти создали почву для этого преступления, сделали его легко осуществимым, и при этом баронесса отнюдь не выглядела человеком, задумавшим и осуществившим это дело. Ей, в сущности, немного требовалось, чтобы совершить его.

Все знали, что никакие соображения семейных интересов не могли заставить принца расстаться с этой женщиной, которая многие годы была его общепризнанной любовницей, так что собственный муж ее покинул, и которая, когда возраст лишил принца возможности сексуального наслаждения, сумела обеспечить ему единственное наслаждение, хорошо известное профессиональным жрицам любви и вполне объясняемое психологами. Искусство, с которым баронесса удовлетворяла его похоть, как раз и было основной причиной их долгой и устойчивой связи.

Баронесса де Фешер заходила утром в определенные дни и часы в спальню принца, потянув за шнурок дверную задвижку. После нескольких прикосновений принц поднимался с постели и должен был занять место у середины оконной рамы, встав на маленький табурет. Шейный платок, привязанный к шпингалету и петлей наброшенный на шею, слегка удерживал его. В этом вытянутом и несколько напряженном положении баронесса его… (несколько слов пропущено нами) до тех пор, пока бедный старик не оказывался на седьмом небе от удовольствия.

Именно это и происходит обычно с повешенными: в этой позе они получают свое последнее удовольствие…

Так что баронессе де Фешер, желавшей избавиться от принца, надо было для этого лишь выбрать день. В одно прекрасное утро, когда герцог находился в привычной для него позе, и в тот самый момент, когда испытывал миг наслаждения, баронесса как бы нечаянно, легким ударом ноги совсем чуть-чуть отодвинула табурет, и герцог оказался теперь уже и вправду повешенным. В момент наступившего спазма у него не было ни воли, ни сил сопротивляться. Он умер спокойно, как блаженный.

Когда прибыл мировой судья и констатировал смерть герцога, им был составлен протокол, в котором в качестве позитивного факта отметил то обстоятельство, что у ног умершего еще сохраняются следы сиятельного сладострастья. Этот протокол был, если можно так выразиться, обойден молчанием во время дебатов в судебном процессе, и, однако, он был напечатан.

После того как баронесса де Фешер легонько толкнула ногой табурет, она спокойно удалилась к себе».

Дальше автор объясняет, как удалось г-же де Фешер запереть изнутри дверь в комнату принца: она сложила бечевку вдвое и получившуюся петлю набросила на ручку дверного замка, потом закрыла дверь и потянула бечевку, оба конца которой были у нее в руках; с помощью бечевки ей удалось подвинуть задвижку. А дальше оставалось только выдернуть бечевку…

«Когда баронесса вышла из комнаты, - продолжает Виктор Бутон, - никто не слышал никакого шума, ни тем более звука взламываемой двери, и никакие показания слуг так и не смогли прояснить, повесился ли принц? Маленький табурет так и стоял около ног трупа, чей безмятежный вид невозможно было объяснить.

Эта альковная тайна так и не была разглашена, но все ее подробности я нашел в архивах полицейской префектуры».

Сегодня это объяснение драмы устраивает всех историков.

И все-таки один вопрос по-прежнему остается без ответа.

Отодвинула ли г-жа де Фешер ударом ноги табурет или, по оплошности, оставила висеть несчастного принца слишком долго?

Этого мы не узнаем никогда.

Впоследствии замок Сен-Ле был снесен по распоряжению унаследовавшей его баронессы. Однако муниципалитет возвел мраморную колонну в том месте, где принц Конде был повешен.

Люди злоязычные - а таких хватает в любую эпоху - расценили возведение монумента как достаточно символичное событие…

Как бы там ни было, но баронесса обрела в Луи-Филиппе понятливого покровителя, который очень быстро замял дело…

Принцы Конде (названы так в честь Конде-ен-Бри, сейчас департамент Aisne) –исторический французский аристократический титул, первоначально принадлежавший в середине 16-го столетия Французскому протестантскому лидеру, Людовику Бурбону (1530-1569 гг.), дяде короля Генриха IV Французского, его титул носили его потомки. Как младшая ветвь французской королевской династии, принцы Конде играли важную роль в политике и общественной жизни королевства до их «исчезновения» в 1830 году.

Герцогства Конде, как такового никогда не было, они не были ни вассалами, ни суверенами. Название местности просто служило территориальным источником названия титула, принятого Людовиком, который унаследовал от своего отца, Карла IV де Бурбона, Герцога Вандомского (1489-1537 гг.), хозяина Conde-en-Brie в Шампани, состоящего из шато Конде и деревни, приблизительно в пятидесяти милях к востоку от Парижа. Эти земли достались ему от родителей господ Эвесне, графов Сент – Пол – сур – Тернуа. Когда Мария де Люксембург вышла замуж за Франсуа, графа Вандомского (1470-1495 гг.) в 1487 году, Конде – ен – Бри стал частью наследства Бурбонов – Вандомских.

После исчезновения в 1527 году Герцогов Бурбонов, сын Франсуа Карл (1489-1537 гг.) стал главой Дома Бурбонов, который прослеживает свою мужскую линию от Роберта, графа Клемонта (1256-1318 гг.), младшего сына Святого короля Франции Людовика IX Французского. Из сыновей Карла Вандомского, самый старший, Антуан, стал Королем-консортом Наварры. Самый младший сын, Людовик унаследовал поместья Мео, Ноге, Конде и Соссан. Людовик был назван принцем Конде в парламентском документе от 15 января 1557 года и, стал принцем без земель, то есть это был титул для принцев Крови, Королевской семьи, и в течение следующих трех столетий титул передавался принцам крови.

Луи, первый принц, фактически отдал земли Конде своему самому младшему сыну, Карлу (1566-1612 гг.), графу Суасон. Единственный сын Карла Людовик (1604-1641 гг.) оставил Конде и Суассон наследницам в 1624 году, которые были выданы замуж за представителей Савойской и Орлеанской династий.

После вступления на трон Франции Генриха IV де Бурбона в 1589 году, его первый кузен, принц Конде (1588-1646 гг.), был возможным наследником на французскую корону до 1601 года. Хотя собственные потомки Генриха после занимали руководящие посты в пределах королевской семьи Дофинов, Филс де Франс, и линия Младших принцев крови, с 1589 года до 1709 года принцы Конде по совмещению также занимали ряд постов при дворе – например, Главного Принца Королевской Крови, для которого был также приложен доход, у него была своя аудиенция и церемониальная привилегия (такая как исключительное право обращения – Ваше Высочество Принц). Однако, положение Главного принца, было передано Герцогам Орлеанским в 1710 году, поскольку седьмой принц, Людовик III (1668-1710 гг.) отказался использовать этот титул, предпочитая вместо этого быть известным под своим наследственным титулом пэра - Герцог Бурбонский. Последующие наследники аналогично предпочли герцогский титул королевскому.

Самые старшие сыновья принцев Конде использовали название Герцога Энгулемского, и к ним обращались как Монсеньор Герцог (Monsieur le Duc). Принцы Конде были также предками по мужской линии ветвей принцев Конти, которые процветали в 1629-1818 гг., и графов Суассонов, 1566-1641 гг.. Хотя и сыновья и дочери этих ветвей Дома Бурбонов считались принцами и принцессами крови, никогда не было традиции использовать титул принц или принцесса для них во Франции, приставкой к их имени служили титулы герцог\герцогиня или граф\графиня.

Принцы Конде

  • Людовик I Бурбон-Конде (умер 1569 г.)
  • Генрих I Бурбон-Конде (1569-1588 гг.)
  • Генрих II Бурбон-Конде (1588-1646 гг.)
  • Людовик II Бурбон-Конде Гранд Конде (1646-1686 гг.)
  • Генрих III Жуль Бурбон-Конде (1686-1709 гг.)
  • Людовик III Бурбон-Конде (1709-1710 гг.)
  • Людовик IV Генрих Бурбон-Конде (1710-1740 гг.)
  • Людовик V Жозе Бурбон-Конде (1740-1818 гг.)
  • Людовик VI Генрих Бурбон-Конде (1818-1830 гг.)

Единственный законный сын Людовика VI Генриха, Людовик Антуан Генрих Бурбон-Конде, Герцог Энгулемский, был казнен в Винценнесе в 1804 году, по приказу Наполеона Бонапарта. Без других сыновей, братьев или кузенов, линия Бурбонов-Конде закончилась со смертью Людовика VI Генри в 1830 году.

Принц. Французский полководец.

При жизни отца Конде носил титул герцога Энгиенского. Был он «принцем крови», то есть прямым родственником королевской семьи. Вступил в брак с племянницей могущественнейшего герцога Ришелье Майе-Брезе. С ранних лет знатнейший из знатнейших аристократов Франции отличался дерзостью, честолюбием и храбростью.

Военную карьеру принц начал в 17 лет, знатное происхождение гарантировало ему блестящую карьеру. В 22 года принц уже командовал французскими королевскими войсками в войне с испанцами, получившей название Тридцатилетней. В той войне, 19 мая 1643 года, Конде одержал свою первую победу в сражении под городом Рокруа.

В этой битве участвовала 22-тысячная французская армия под командованием принца Луи II Конде, освобождавшая Рокруа, и 26-тысячная армия испанцев под знамёнами дона Франсиско де Мело. Сражение было крайне ожесточённым. Вначале неудача постигла французов — испанская пехота, несмотря на огонь вражеских орудий, в атаках смяла их центр и потеснила левый фланг армии Бурбонов. Однако недостаток кавалерии не позволил дону Франсиско де Мело развить наметившийся успех.

Конде же сумел навести порядок в своих расстроенных рядах, восстановил боевой порядок королевской армии, его более многочисленная конница разгромила кавалерию противника. Потери испанцев исчислялись в 8 тысяч человек, из них 6 тысяч пехотинцев, которые являли собой цвет армии. Французское командование объявило о потере всего 2 тысяч человек, явно скрывая от всех действительную цифру потерь в выигранном сражении.

Большая победа в сражении при Рокруа над превосходящими силами испанцев воодушевила Конде на дальнейшие подвиги. В том же году он взял несколько городов противной стороны, в том числе овладел хорошо укреплённым городом Тионвиллем.

В следующем 1644 году принц встал во главе французской королевской армии, сменив на этом посту опытного виконта де Тюренна. Луи II Конде отправился командовать войсками в Германию, где баварцы готовы были начать вторжение в Эльзас. Близ города Фрейбурга произошло одно из самых значительных сражений Тридцатилетней войны. Оно длилось три дня — 3, 5 и 9 августа. 20 тысячами французов командовали принц Конде и виконт Тюренн, 15 тысячами баварцев — граф де Мерси.

В первый день сражения Тюренн после долгого отхода решился атаковать баварцев во фланг. В тот же день принц Конде под вечер ударил противнику во фронт. Когда окончательно стемнело, французы позволили баварцам отступить, и ночью граф де Мерси отошёл на новую, удобную для ведения оборонительного боя позицию. Здесь на второй день сражения баварское войско подверглось упорным атакам французов, которые успеха не имели. Более того, атакующие понесли потерь вдвое больше, чем противная сторона.

Два последующих дня противники ничего не предпринимали друг против друга, ведя лишь разведку. 9 августа граф де Мерси решил отступить от Фрейбурга. Принц Конде узнал о начале отхода баварской армии своевременно и послал в преследование французскую кавалерию. Баварцы едва не разгромили её, но подоспевший с главными силами королевский полководец обрушился на них и отбросил прочь неприятельское войско, захватив всю его артиллерию и обоз.

После этой победы французы под командованием принца Конде взяли с боя города Майнц и Филиппсбург. 3 августа 1645 года противники встретились вновь — в сражении близ Нердлингена. Только на сей раз герцог Энгиенский и виконт Тюренн имели под своими знамёнами 15-тысячное войско, а фельдмаршал де Мерси — 12-тысячное. Баварцы укрепились в деревне Аллерхейм, предоставив французам все возможности их атаковать. После ожесточённого боя баварцы, потеряв за день половину своего войска убитыми, ранеными и пленными, бежали с поля битвы. Победителями они оставили почти все свои пушки. В сражении погиб баварский главнокомандующий граф де Мерси.

В 1646 году королевская армия Франции после ряда военных операций, то решительно наступая вперёд, то удачно маневрируя на германской земле, одерживает ещё одну победу. Войска принца Конде захватили город Дюнкирхен и много трофеев.

Победы над баварцами укрепили полководческий авторитет Луи Конде. Теперь при королевском дворце даже и не мыслили продолжать войну на границе Франции. Армия, окрылённая победами над испанцами и баварской армией, буквально боготворила Конде.

Однако теперь у «принца крови» среди парижской аристократии появились многочисленные враги. Многие влиятельные лица во Франции стали всерьёз опасаться возросшей популярности Конде, и в последующие десять лет ему пришлось приложить немало усилий для их умиротворения.

В 1647 году Конде во главе французских войск отправился в поход за Пиренейские горы, в Каталонию. Хотя он сумел оккупировать эту большую провинцию Испании, здесь его постигла одна из немногих в его полководческой биографии неудач. Французы осадили город Лериду, но взять её не смогли.

Лериду стойко оборонял 4-тысячный испанский гарнизон под командованием дона Хорхе Бритта. 12 мая французское войско осадило город-крепость, стоявшую на перекрёстке дорог. Оборонявшиеся сражались мужественно, совершая частые вылазки за крепостные стены. Однако в середине июня у Фраги стала сосредоточиваться большая испанская армия. Принц Конде оказался перед выбором: или идти на штурм Лериды, неизбежно понеся при этом большие потери, или снять осаду. Он решился на второе — 17 июня осада была снята и королевский командующий отвёл свои войска от города на более удобную позицию.

Долго повоевать на испанской земле принцу Конде не пришлось. В 1648 году он был отозван из Каталонии и отправлен в Нидерланды и Фландрию. Близ города Ланса 20 августа 1648 года произошло последнее сражение Тридцатилетней войны. Здесь французский полководец во главе 14 тысяч французов сразился с австрийцами, которыми командовал эрцгерцог Леопольд-Вильгельм.

Чтобы выманить противника за его укреплённые линии, Конде сделал вид, что отступает. Австрийцы попались на эту хитрость и двинулись за французами. Те совершили неожиданный манёвр и обрушились на австрийцев, которые оказались вне укреплений. Воспользовавшись растерянностью в рядах неприятельской армии, Конде нанёс им сокрушительное поражение, умело распорядившись на поле боя своей пехотой, кавалерией и артиллерией.

Потери армии эрцгерцога Леопольда-Вильгельма оказались для той войны огромны: 4 тысячи убитыми и 6 тысяч пленными. Австрийцы потеряли в ходе бегства всю артиллерию и весь обоз. Сражение при Лансе известно ещё и тем, что там были уничтожены остатки испанской пехоты, находившиеся на нидерландской территории и входившие в то время в состав австрийской армии.

В октябре 1648 года был заключён Вестфальский мир, по которому Испания признавала себя побеждённой вместе со своими союзниками. По этому мирному договору Французское королевство получало немалые выгоды, прежде всего благодаря победам Луи Конде.

Став одним из популярных людей во Франции, принц оказался в самой гуще политической борьбы. В войне королевской власти с фрондой (такое название в истории получила внутренняя смута во Франции в 1648-1658 годах) он принял сначала сторону кардинала итальянца Джулио Мазарини и королевы Анны Австрийской регентши сына — малолетнего коронованного сына Людовика. В январе — феврале 1649 года во главе преданных ему войск Конде двинулся на столицу, захватил крепость Шарантон и овладел Парижем.

Мятежный парижский парламент распустил свою армию и заключил с королевским двором Рюэйльский мир. Кардинал Джулио Мазарини был восстановлен на посту первого министра. Королева Анна Австрийская объявила всеобщую амнистию. Но между честолюбивым и заносчивым полководцем Луи Конде и властолюбивым первым министром Франции столкновение было неизбежно.

По приказу Мазарини принц Конде был заключён в замок Венсенн, откуда через год его освободили. Кардинал приказывает арестовать также и младшего брата Конде принца Конти, его шурина Анри II Орлеанского и герцога де Лонгвиля. Руководители фронды стали непримиримыми врагами.

Принц Конде возглавил новую фронду (так называемую фронду принцев), намереваясь свергнуть кардинала Мазарини и даже обратить свои немалые владения в независимое государство. Его ближайшим соратником стал младший брат принц Конти. В сентябре 1651 года Луи Конде собрал на юге страны, в городе Бордо, дворянское ополчение, подчинил себе все южные провинции и намеревался захватить столицу Франции. Под его знамёна встало немало французских аристократов. Кроме того, Конде заключил союз с Испанией.

Однако его недавний соратник по Тридцатилетней войне виконт де Тюренн, защищая королевский двор от мятежника, вышел ему навстречу и разбил 5-тысячное войско инсургентов Конде в бою у Сент-Антуанских ворот Парижа. Сторонники принца отбивались от королевских солдат на устроенных баррикадах, которые 2 июля 1652 года несколько раз переходили из рук в руки. После тяжёлых ранений своих ближайших помощников герцога де Немура и герцога де Ларошфуко глава мятежной фронды отказался от мысли войти в Париж и отступил с большими потерями. Конде удалось спастись, спрятавшись у приверженцев в самом Париже.

Великий полководец оказался менее искусным политиком. Анархия во французской столице, раздоры между ним и остальными вождями фронды, возвращение в Париж его врага кардинала Мазарини заставили принца бежать из отечества в Нидерланды и там в 1653 году сдаться испанцам, своим недавним врагам. В 1654 году за государственную измену его во Франции заочно приговорили к смертной казни.

Теперь Конде обратил своё оружие и военное искусство против отечества. Во главе испанского войска (он стал командующим — генералиссимусом) он опустошил северные провинции Франции. Но в этой войне на долю принца редко выпадали удачи — против него воевала воспитанная и обученная им французская армия.

В августе 1654 года испанские войска под командованием Конде осадили город Аррас. Подошедшая на выручку его гарнизона армия под командованием маршала виконта де Тюренна атаковала испанцев и обратила их в бегство. Их потери составили около 30 тысяч человек. Конде с большим трудом удалось собрать остатки своих войск и отвести их к Камбре.

В июне 1656 года город Валансьенн, в котором находился испанский гарнизон, был осаждён французской армией маршала де Тюренна и генерала Лаферте. Французы разделились на две колонны на противоположном берегу реки Шельды. Но когда городской гарнизон уже был готов сдаться, колонна Лаферте была атакована подошедшим 20-тысячным испанским отрядом под командованием принца Конде. Прежде чем маршал Тюренн смог прийти на помощь, войска генерала Лаферте были разгромлены, и потери французов составили 400 и 4 тысячи солдат. Это поражение вынудило Тюренна снять осаду Валансьенна.

14 июня 1658 года состоялась «битва в дюнах». Близ Дюнкерка 14 тысяч испанцев под командованием дона Хуана Австрийского и принца Конде сразились с войском маршала де Тюренна примерно такой же численности (в составе французских войск была английская пехота). Исход сражения решил десант с английских кораблей, поддержавший французов, и фланговый удар кавалерии Тюренна, который умело воспользовался отливом. Испанские войска, потерявшие 4 тысячи человек, оказались полностью разгромленными. Осаждённый испанский гарнизон Дюнкерка капитулировал, и город отошёл к Англии, которая в 1662 году продала этот порт французскому королю.

Гражданская война закончилась в 1659 году заключением мира и укреплением королевской власти. Кардинал Мазарини помирился с принцем Луи II Конде, которому Испания решила отдать самостоятельное княжество у северной французской границы. Был отменён и заочный смертный приговор принцу за измену Франции и её монарху Людовику XIV, который женился на Марии-Терезии, дочери испанского короля Филиппа IV. Конде был восстановлен во всех своих титулах и правах, но 8 лет оставался не у дел.

В эти годы принц оказался втянутым в борьбу за польский престол в 1660-1669 годах. Однако французский король Людовик XIV, который сначала поддерживал кандидатуру Конде, впоследствии склонился к кандидатуре герцога Нейбургского, хотя в самой Польше имя принца-полководца было очень популярно и местная аристократия связывала с новым польским монархом в его лице определённые надежды.

Благодаря своему полководческому таланту и политическому влиянию при королевском дворе принцу Конде удалось вновь стать командующим французской армией. В 1669 году он по поручению короля Людовика XIV всего за 14 дней завоевал Франш-Конте. В 1672-1673 годах командовал французскими войсками в Испанских Нидерландах, но без особого успеха, хотя победы над нидерландцами у него были.

Конде довелось сразиться с не менее известным полководцем той эпохи принцем Вильгельмом III Оранским — у Сенеффе 8 августа 1674 года. Армия Франции насчитывала 45 тысяч, фламандско-испанское войско — 50 тысяч человек. Принц Оранский, найдя позицию противника неудобной для атаки, начал отступать к Ле-Кене, открыв свой фланг. Опытный Конде сразу же воспользовался такой ошибкой и в атаке рассеял часть союзных войск фламандцев и испанцев. Однако принц Оранский укрепился в Сенеффе, откуда французы не смогли его выбить. Продолжительное 17-часовое сражение так и не выявило победителя.

Однако Сенеффское сражение имело самые благоприятные последствия для Франции. Союзники, потерявшие в нём около 30 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, скоро отступили в Голландию. Был сорван план Вильгельма Оранского вторгнуться в Северную Францию.

Последнюю военную кампанию в своей полководческой биографии принц Луи Конде провёл в 1675 году, воюя в Эльзасе. Там ему удалось оттеснить за Рейн прославленного полководца Священной Римской империи графа Монтекукули. После гибели маршала де Тюренна и пленения другого французского маршала Франсуа де Креки, Конде принял командование их войсками.

Он был уже пожилым и страдающим ревматизмом человеком, так что ему все же пришлось отказаться от дальнейшего командования королевскими войсками. В конце 1675 года Конде подал в отставку и последние годы жизни провёл в своём владении Шантильи. Скончался он в Фонтенбло.

Во всех войнах, в которых участвовал принц Луи Конде, он демонстрировал прежде всего высокое тактическое искусство. Отличительной чертой прославленного французского полководца являлись его знаменитые «вдохновения». Благодаря этому он не раз побеждал противников, которые превосходили его в силах. Но Конде современники справедливо корят за то, что ради быстрого и сильного натиска он не щадил людей. Своих солдат на войне он не берег. Войска Конде на чужой территории прославились грабежами и насилием.

Алексей Шишов. 100 великих военачальников

Замок Шантильи находится к 60 км к северу от Парижа. В XVII-XVIII веках замок принадлежал представителям рода Конде, которые покровительствовали художникам, литераторам, коллекционировали произведения искусства. Шантильи является вторым музеем Франции после Лувра. Фото (Creative Commons license): Panoramas

В марте 1804 года эскадрон французских драгун неожиданно пересек границу соседнего герцогства Баден и схватил мирно там проживавшего Луи Антуана де Бурбон-Конде, герцога Энгиенского. 21 марта 1804 года молодой принц был расстрелян. Почему это случилось - до сих пор идут споры. Сам Наполеон в разные годы по-разному истолковывал это событие. Так или иначе, младший Конде погиб, не оставив потомства.

В 1815 году окончательно была восстановлена во Франции власть короля. Конде вернулись на родину. Через три года, в 1818, после смерти отца Луи Анри Жозеф де Бурбон стал девятым герцогом Конде, последним представителем рода. Ему было шестьдесят два, и надежд на появление наследника не было. История Конде была окончена.

29 июля 1830 года в Париже снова взорвалась революция. Королевская резиденция в Тюильри была разгромлена, Карл Х бежал в Шербур.

В восемь утра 27 августа 1830 года обеспокоенные слуги взломали дверь в спальню последнего герцога де Конде, в замке Сент-Лё. Герцог был мёртв. Он висел в петле, скрученной из двух носовых платков, у окна, поджав ноги. Стоило ему разогнуть ноги - и он встал бы на пол.

Республика продержалась всего десять дней. С 9 августа на престол вступил Луи Филипп (Орлеанский) (Louis Philippe, 1773–1850, король в 1830–1848). Король приходился ближайшим родичем герцога-висельника, его прабабушкой была Луиза Элизабет де Конде (Louise Elisabeth de Conde (1693–1775). И гигантское наследство Дома Конде перешло к Орлеанам. По воле Луи Филиппа, его пятый сын, Анри-Эжен-Филипп-Луи д’Орлеан, герцог Омальский (Henri Eugene Philippe Emmanuel d"Orleans, Duke d"Aumale, 1822–1897), стал наследником угасшего дома. В 1840-х принц Анри лично принялся за составление «Истории Дома Конде». В 1845 году у него родился первый сын, Луи Филипп (Louis Philippe d"Orleans, Prince de Conde), при рождении ставший десятым герцогом де Конде. Но этот принц умер в 1866 году двадцати лет от роду. И прочие сыновья герцога Омальского - всего их было пятеро - умирали один за другим, в раннем детстве. Странно и тревожно оборвалась история Конде. И семья д’Орлеан д’Омаль, дерзнувшая принять это имя, тоже исчезла. Оккультисты говорили о проклятии, которое отныне тяготеет над всем, что соприкасается с именем Конде.

Но как раз в те самые годы стало известно, что прямые потомки Дома Конде все еще есть. В России.

Как-то, листая разваленный толстый том «Русской родословной книги» князя Лобанова-Ростовского, изданного в 1895 году, я неожиданно увидел имя Конде. Мельчайшим шрифтом, в самом низу страницы, в примечании к родословию вполне русского семейства Глинка.

В 1834 году действительный статский советник Дмитрий Григорьевич Глинка (1808–1883) - фигура в свое время видная, экономист и литератор, российский посол в Португалии - женился в Лиссабоне на девице старинного рода, голландского происхождения. Ее звали Юстина Кристина Бангеман ван Гюйгенс. И уже после брака посол выяснил, что жена его происходит от королей Франции. Ее прадед - Шарль принц де Конде граф де Шароле (Charles de Bourbon-Conde, Comte de Charolais, 1700-1760), младший сын герцога де Конде и внук короля Людовика XIV.

Шарль де Шароле в 1717 году, семнадцати лет от роду, бежал на войну с турками, в Далмацию. Он вступил в австрийские войска, оказался храбрым солдатом, пережил множество военных приключений. И, наконец, был произведен в генералы. Его единственная дочь, Шарлотта Маргарита (Charlotte-Marguerite Elisabeth de Conde-Charolais, 1754–1839), родилась в Вене в результате романа принца с замужней дамой. Но граф де Шароле добился для дочери прав законнорожденной. Австрийская дочь французского принца вышла в 1772 году замуж за графа Лёвендаля (François Xavier Joseph de Lowendal, Count de Lowendal, 1742–1808). Их дочь с мужем-голландцем переселилась в Португалию. Откуда кровь Конде перенеслась в Россию.

Старшая дочь посла и правнучки принца Конде, Юстина Дмитриевна Глинка (1844–1918) родилась в Лиссабоне. В России она воспитывалась при Дворе, стала фрейлиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны . Замужем Юстина Глинка-младшая так и не побывала, зато оставила который след в большой истории. В последней четверти XIX века она в основном жила в Париже и в Ницце. Там фрейлина погрузилась в изучение тайных наук, постоянно посещала Теософское Общество, участвовала в спиритических сеансах. И при том оставалась безусловно православной.

Около 1890 года некий француз, вроде бы журналист, близкий друг фрейлины, передал ей рукопись, содержащую проект заговора, направленного на разрушение всей христианской цивилизации. В общем, это был достаточно неуклюжий памфлет, где сами демоноподобные злодеи излагали свои зловещие планы. Сейчас этот текст известен под названием «Сионские протоколы».

В преклонные годы русская правнучка Конде разорилась и безвыездно проживала в своем имении, в Чернском уезде Тульской губернии. Умерла она в глубокой старости, в 1918 году. Ее брат, Николай Дмитриевич Глинка (1838-1884), камергер, секретарь российской миссии в Берне , затем консул во Франкфурте-на-Майне, скончался в возрасте сорока шести лет, в 1884 году. Его два сына, Иван и Григорий Глинки, служили в гвардейской кавалерии. Через них продолжилось российское потомство Конде-Бурбонов.

Происхождение русского потомства сеньориты Гюйгенс от Дома Конде сомнений не вызвало, хотя Глинки имени Шароле, будучи потомками по женской линии, не носили. Но было в России еще одно семейство, которое выводило себя от принцев крови Франции - напрямую и отрыто себе присвоило имя Конде.

В 1993 году автор этого текста некоторое время жил в Одессе и был так как-то зван в гости предводителем местного дворянского собрания, только что возникшего, - Михаилом Павловичем Ренгартеном. По паспорту он носил другую фамилию, самую обычную. А имя фон Ренгартен - это была девичья фамилия его бабушки - употреблял только на визитках. Это был высокий широкоплечий мужчина с черной еще эспаньолкой - невероятно молодо выглядевший, учитывая, что он был ветераном Второй мировой войны.

И вот, узнав о моих изысканиях, Михаил Павлович сообщил: что, насколько он помнит, бабушка ему говорила: их предок - сын принца Конде от законного брака. Родился первый барон Конде-Ренгартен в Германии , на Рейне, и потому получил немецкую фамилию.

Через несколько лет пришло время свести воедино результаты моих изысканий. На всякий случай я решил уточнить и версию «Конде-Ренгартен». В Москве живет Михаил Юрьевич Катин-Ярцев, признанный в Европе одним из лучших специалистов по германской генеалогии. Я отправился к нему и неожиданно услышал, что предание Ренгартенов - не фантазии бабушки одесского предводителя. Это давняя загадка, которая еще с XIX века волнует специалистов.

Михаил нырнул в недра компьютера. И через несколько минут извлек родословную Ренгартенов, на немецком языке, добытую им во время розысков в архивах прибалтийских стран. Я надеялся на мгновенное разрешение загадки. Но нет, дело еще больше запуталось.

У корней древа указан некий Георг Ренгартен, родившийся в 1765 году в местечке Бирзен, в нынешней Латвии , - торговец, арендатор имения Поровиц. Не более. Но в 1862 или 1863 году внуки купца Георга - двоюродные братья Генрих Георг Иванович Ренгартен и Алексей Петрович Ренгартен, отставные гвардейские офицеры и витебские помещики, добились утроения своей фамилии - Конде-Марквот-Ренгартен. С какой стати - не указано. Но какие-то доказательства они должны были предъявить. Ведавший этими делами Департамент Герольдии был достаточно строг. А ведь тут речь шла о бурбонской крови, которая текла в жилах правящих династий, то есть можно было высчитать и связь с Императорским Домом России.

Тем не менее братья Ренгартены получили право присоединить громоподобное имя. Вскоре, в 1864 году их третий брат, Иоганн Андреас Александер Конде-Марквот-Ренгартен, был осужден и отправлен в ссылку в Тобольскую губернию за участие в польском восстании. При известной мистической настроенности можно утверждать: роковая тень Конде коснулась и русского семейства - как только они осмелились на имя посягнуть.

В начале ХХ века было уже несколько семей, в паспортах которых значилось Конде-Марквот-Ренгартен. Они жили в Варшаве, в Плоцке, во Владивостоке, владели поместьями в Витебской и Виленской губерниях. В СССР им, разумеется, пришлось нелегко. Например, Валентин Дмитриевич Кондэ-Марквот-Ренгартен, уроженец Китая , заведовал автобазой Востсибторга в Иркутске. В 1937 году был арестован - несомненно, одной из причин этого была его слишком сложная фамилия - и осужден на пять лет. Так что и в ХХ веке опасно было носить имя Конде.

В советское время иностранные фамилии молчаливо осуждались, как и многосоставные. Живущие сейчас в Москве потомки этого загадочного рода тройную свою фамилию сократили, но оставили самую романтическую ее треть: просто - Конде.

Следует подчеркнуть, что только случайно я вычитал о королевском происхождении семьи Глинка и услышал фамильное предание Ренгартенов. Так что, возможно, есть в России и другие продолжения ветви Людовика Святого.