Как многим обязана русская поэзия Карамзину! Он оставил по себе след как заглавная фигура целого литературного периода. Чем отмечен этот период? Тем, что, благодаря Карамзину, русский читатель начал несколько по-иному думать, чувствовать и изъясняться. А от этого лучше понимать и себя, и других. Значение личности и творчества Карамзина не только историческое. Мы используем в своей речи много слов, введенных в разговорный оборот именно Карамзиным. А ведь речь есть всегда отражение и интеллекта, и культуры, и духовной зрелости человека. Моральный, трогательный, утонченный, занимательный, влюбленность, общение, влияние, обдуманность, развитие, цивилизация… и много других слов и понятий привнес Карамзин в литературу и в наш повседневный быт.

Первоначально перечисленные слова были только кальками (французское слово calque означает копия). Калька образуется путем более или менее точного воспроизведения на родном языке иностранного слова или выражения. Это - заимствование, приспособленное к нормам своего языка. Например, моральный - карамзинская калька с французского moral . Утонченный - его же новое словечко, образованное от французского raffin (рафинированный, то есть утонченный). Карамзин начал реформу русского литературного языка, завершить которую выпало на долю Пушкину.

Когда уже в начале XIX столетия Карамзин резко отошел от литературы, наверное, не без сожаления, а может быть, даже душевной боли, оставлял он занятия поэзией. Все свои силы обратит теперь этот удивительный человек на труднейшее и благороднейшее дело: воссоздание истории Отечества. В 1836 году, незадолго до собственной кончины, Пушкин скажет: "Чистая, высокая слава Карамзина принадлежит России, и ни один писатель с истинным талантом, ни один истинно ученый человек, даже из бывших ему противниками, не отказал ему дани уважения глубокого и благодарности".

Литература

  1. Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т. М.; Л., 1964.
  2. Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст. Ю.М. Лотмана. М.; Л., 1966.
  3. Карамзин Н.М. Сочинения: В 2 т. М.; Л., 1986.
  4. Гуковский Г.А. Русская поэзия XVIII века. Л., 1927.
  5. Кочеткова Н.Д. Поэзия русского сентиментализма. Н.М. Карамзин. И.И. Дмитриев // История русской поэзии: В 2 т. Л., 1968. Т. 1.
  6. Орлов П.А. Русский сентиментализм. М., 1977.
  7. Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987.
  8. Русская литература. Век XVIII. Лирика. М., 1990.
  9. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.
  10. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.

Читайте также другие темы главы VII.

Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) завершил те тенденции развития литературного языка, которые обозначились у его предшественников, и стал главой сентименталистского литературного направления, теоретиком новых принципов употребления литературного языка, получивших в истории название «нового слога», который многие историки считают началом современного русского литературного языка.

Карамзин – писатель, историк, почетный член Петербургской Академии наук, редактор «Московского журнала» и журнала «Вестник Европы», автор «Истории государства Российского», первый представитель сентиментализма в русской литературе («Письма русского путешественника», «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Марфа Посадница» и др.).

Однако оценка деятельности Карамзина и карамзинистов в истории русского литературного языка неоднозначна. Более ста лет назад Н.А. Лавровский писал, что суждения о Карамзине как реформаторе русского литературного языка сильно преувеличены, что в его языке нет ничего принципиально нового, что это лишь повторение того, что было достигнуто до Карамзина Новиковым, Крыловым, Фонвизиным. Другой филолог XIX века, Я.К. Грот, напротив, писал, что только под пером Карамзина «возникла в первый раз в русском языке проза ровная, чистая, блестящая и музыкальная» и что «Карамзин дал русскому литературному языку решительное направление, в котором он еще и ныне продолжает развиваться».

Карамзинисты (М.Н. Муравьев, И.И. Дмитриев, А.Е. Измайлов, молодой В.А. Жуковский, В.В. Капнист, Н.А. Львов, Н.И. Гнедич) придерживались исторического подхода к развитию языка. Язык – явление общественное, он изменяется в соответствии с развитием той общественной среды, где он функционирует.

Нормы русского «нового слога» Карамзин ориентирует на нормы французского языка. Задачей Карамзина было, чтобы русские начали писать, как говорят и чтобы в дворянском обществе стали говорить, как пишут. Иначе, необходимо было распространять в дворянской среде литературный русский язык, так как в светском обществе либо говорили по-французски, либо пользовались просторечием. Названными двумя задачами определяется сущность стилистической реформы Карамзина.

Создавая «новый слог», Карамзин отталкивается от «трёх штилей» Ломоносова, от его од и похвальных речей. Реформа литературного языка, проведённая Ломоносовым, отвечала задачам переходного периода от древней к новой литературе, когда ещё было преждевременным полностью отказаться от употребления церковнославянизмов. Однако теория «трёх штилей» часто ставила писателей в затруднительное положение, так как приходилось употреблять тяжёлые, устаревшие славянские выражения там, где в разговорном языке они были уже заменены другими, более мягкими, изящными.

Карамзин же решил приблизить литературный язык к разговорному. Поэтому одной из главных его целей было дальнейшее освобождение литературы от церковнославянизмов. В предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды» он писал: «Один гром слов только оглушает нас и никогда до сердца не доходит».

Однако карамзинисты вовсе отказаться от старославянизмов не могли: утрата старославянизмов нанесла бы огромный вред русскому литературному языку. Поэтому «стратегия» в отборе старославянизмов была такова:

1) Нежелательны старославянизмы устаревшие: абие, бяху, колико, понеже, убо и др. Известны высказывания Карамзина: «Учинить, вместо сделать, нельзя сказать в разговоре, а особенно молодой девице», «Кажется, чувствую как бы новую сладость жизни, – говорит Изведа, но говорят ли так молодые девицы? Как бы здесь очень противно», «Колико для тебя чувствительно и пр. – Девушка, имеющая вкус, не может ни сказать, ни написать в письме колико». «Вестник Европы» даже в стихах заявлял: Понеже, в силу, поелику творят довольно в свете зла.

2) Допускаются старославянизмы, которые:

а) в русском языке сохранили высокий, поэтический характер («Рука его взожгла только единое солнце на небесном своде»);

б) можно использовать в художественных целях («Никто не бросит камнем в дерево , если на оном нет плодов»);

в) являясь отвлеченными существительными, способны в новых для них контекстах изменить свой смысл («Были на Руси великие певцы, чьи творения погребены в веках»);

г) могут выступать в качестве средств исторической стилизации («Никон сложил с себя верховный сан и… провождал дни свои, Богу и душеспасительным трудам посвященные »).

Вторая черта «нового слога» состояла в упрощении синтаксических конструкций. Карамзин отказался от пространных периодов. В «Пантеоне российских писателей» он решительно заявлял: «Проза Ломоносова вообще не может служить для нас образцом: длинные периоды его утомительны, расположение слов не всегда сообразно с течением мыслей». В отличие от Ломоносова, Карамзин стремился писать короткими, легко обозримыми предложениями.

Карамзин заменяет старославянские по происхождению союзы яко, паки, зане, колико, иже и др. заменяя их русскими союзами и союзными словами что, чтобы, когда, как, который, где, потому что . Ряды подчинительных союзов уступают место бессоюзным и сочинительным конструкциям с союзами а, и, но, да, или и др.

Карамзин использует прямой порядок слов, который казался ему более естественным и соответствующим ходу мыслей и движению чувств человека.

«Красивость» и манерность «нового слога» создавались синтаксическими конструкциями перифрастического типа, которые по своей структуре и форме были близки к фразеологическим сочетаниям (светило дня – солнце; барды пения – поэта; кроткая подруга жизни нашей – надежда; кипарисы супружеской любви – семейный уклад, брак; переселиться в горние обители – умереть и т.д.).

Кроме того, Карамзин часто цитирует афористические изречения того или иного автора, вставляет в свои произведения отрывки на иностранных языках.

Третья заслуга Карамзина заключалась в обогащении русского языка рядом удачных неологизмов, которые прочно вошли в основной словарный состав. «Карамзин, – писал Белинский, – ввёл русскую литературу в сферу новых идей, и преобразование языка было уже необходимым следствием этого дела».

Ещё в петровскую эпоху в русском языке появилось множество иностранных слов, но они большей частью заменяли уже существовавшие в славянском языке слова и не являлись необходимостью; кроме того эти слова брались в необработанном виде, и поэтому были очень тяжелы и неуклюжи («фортеция » вместо «крепость», «виктория » вместо «победа», и т.п.). Карамзин, напротив, старался придавать иностранным словам русское окончание, приспосабливая их к требованиям русской грамматики, например, «серьёзный», «моральный», «эстетический», «аудитория», «гармония», «энтузиазм».

Включая в текст новые слова и выражения, Карамзин нередко оставлял слово без перевода: он был уверен, что иноязычное слово более изящно, чем русская параллель. Он часто использует слова натура, феномен вместо природа, явление. Однако со временем Карамзин пересмотрел свои взгляды в отношении варваризмов и при переиздании «Писем русского путешественника» заменил иностранные слова русскими: жесты – действия, вояж – путешествие, моральный – нравственный, фрагмент – отрывок, визит – посещение и т.д.

Стараясь развить в русском языке способность выражать отвлеченные понятия и тонкие оттенки мыслей, чувств, карамзинисты ввели в сферу научной, публицистической, художественной речи:

– заимствованные термины (авансцена, адепт, афиша, будуар, карикатура, кризис, симметрия и др.);

– морфологические и семантические кальки (расположение, расстояние, подразделение, сосредоточить, утонченный, наклонность, упоение и др.);

– слова, сочиненные Карамзиным (промышленность, будущность, общественность, влюбленность, человечный, трогательный, потребность и др.), некоторые из них не прижились в русском языке (настоящность, намосты, младенчественный и др.)

Карамзинисты, отдавая предпочтение словам, выражающим чувства и переживания, создающим «приятность», часто использовали уменьшительно-ласкательные суффиксы (рожок, пастушок, ручеек, пичужечки, матушка, деревеньки, тропинка, бережок и т.п.).

Для создания «приятности» чувств карамзинисты вводили в контекст слова, создающие «красивость» (цветы, горлица, поцелуй, лилии, эфиры, локон и т.д.). «Приятность», по мнению карамзинистов, создают определения, которые в сочетании с разными существительными приобретают различные смысловые оттенки (нежные эфиры, нежная свирель, нежнейшая склонность сердца, нежные щеки, нежный сонет, нежная Лиза и т.д.). Имена собственные, называющие античных богов, европейских деятелей искусств, героев античной и западноевропейской литературы, также использовались карамзинистами с целью придать повествованию возвышенную тональность.

Такова языковая программа и языковая практика Карамзина, которые возникли на духовной почве сентиментализма и стали его наиболее совершенным воплощением. Карамзин был одареннейшим писателем, благодаря чему его «новый слог» воспринимался как образец русского литературного языка. В первое десятилетие XIX века карамзинская реформа литературного языка была встречена с энтузиазмом и породила живой общественный интерес к проблемам литературной нормы.

Однако, несмотря на это, ограниченная сентименталистская эстетика Карамзина, его стремление создать нежный, красивый, изящный слог не позволили ему достичь подлинного синтеза естественного узуса и исторического языкового предания и стать основателем современного русского литературного языка.

Список использованной литературы:

1. Войлова К.А., Леденева В.В. История русского литературного языка: учебник для вузов. М.: Дрофа, 2009. – 495 с.

2. Камчатнов А.М. История русского литературного языка: XI – первая половина XIX века: Учеб. пособие для студ. филол. фак высш. пед. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2005. – 688 с.

3. Мешчерский Е.В. История русского литературного языка [Электронный ресурс] // sbiblio.com: Русский гуманитарный интернет-университет. – 2002. – Электрон. дан. – URL: http://sbiblio.com/biblio/archive/milehina_ist/ (дата обращения 20.12.2011). – Загл. с экрана.

4. Якушин Н.И., Овчинникова Л.В. Русская литературная критика XVIII – начала XX века: Учеб. пособие и хрестоматия. М.: ИД «Камерон», 2005. – 816 с.

Одна из величайших заслуг Карамзина перед русской культурой – это произведенная им реформа русского литературного языка. На пути подготовки русской речи к Пушкину Карамзин явился одним из наиболее крупных деятелей. Современники видели в нем даже создателя тех форм языка, которые унаследовали Жуковский, Батюшков, а затем и Пушкин, несколько преувеличивая значение переворота, им осуществленного.

Карамзинская реформа языка была подготовлена усилиями его предшественников. Но незаурядная лингвистическая одаренность Карамзина выделяет его в этом отношении из числа писателей его времени, и именно он в наиболее отчетливом виде воплотил тенденции обновления русского стиля, потребность в котором ощущалась всей передовой литературой конца XVIII в. Сам Карамзин, придя в литературу, был недоволен тем языком, каким писались тогда книги. Задача реформы языка вставала перед ним совершенно сознательно и настоятельно. В 1798 г. Карамзин писал Дмитриеву: «Пока не выдаю собственных своих безделок, хочу служить публике собранием чужих пиес, писанных не совсем обыкновенным русским, то есть не совсем пакостным слогом» (18. VIII. 1798). Карамзин чувствовал, что новые задачи, поставленные им перед собой как литератором, не могут быть воплощены в формах старого языка, недостаточно гибкого, легкого и изящного. Он выступил против церковнославянской ориентации «высокого штиля» литературы XVIII в., видя в ней, с одной стороны, реакционную церковно-феодальную тенденцию и провинциальную оторванность от западной языковой культуры, с другой – патетику гражданственности, слишком радикальную для него (тип использования славянизмов у Радищева). В статьях «Московского Журнала» он осуждает «славяномудрие» некоторых писателей. Он осуждает славянизмы и у Дмитриева, которому пишет дружески 17 августа 1793 г.: «Персты и сокрушу производят какое-то дурное действие».

Решившись создать новый литературный стиль, Карамзин не захотел обратиться и к источнику народной, живой, реалистической речи. Ее органический демократизм, ее глубокая связь с подлинной неприкрашенной действительностью пугали его. Белинский сказал: «Вероятно, Карамзин старался писать, как говорится. Погрешность он презрел идиомами русского языка, не прислушивался к языку простолюдинов и не изучал вообще родных источников» .

Эстетизация мира у Карамзина была способом набросить на действительность покров искусства, покров красоты, измышленной и не выведенной из самой действительности. Изящно-жеманный язык Карамзина, изобилующий округлыми и эстетическими перифразами, заменяющий простое и «грубое» для него называние вещей эмоциональными узорами слов, чрезвычайно выразителен в этом смысле. «Счастливые швейцары! – восклицает он в «Письмах русского путешественника», – всякий ли день, всякий ли час благодарите вы небо за свое счастье, живучи в объятиях прелестной натуры, под благодетельными законами братского союза, в простоте нравов и служа одному богу? Вся жизнь ваша есть, конечно, приятное сновидение, и самая роковая стрела должна кротко влетать в грудь вашу, не возмущаемую тиранскими страстями». Карамзин предпочитает говорить не прямо о свободе швейцарцев, а описательно, смягченно, о том, что они служат одному богу, не прямо о смерти, страшной смерти, а изящно, отвлеченно и эстетически о роковой стреле, кротко влетающей в грудь.

В письме к Дмитриеву от 22 июня 1793 г. Карамзин писал об одном из стихотворений своего друга:

«Пичужечки не переменяй, ради бога не переменяй! Твои, советники могут быть хорошими в другом случае, а в этом они не правы. Имя пичужечка для меня отменно приятно потому, что я слыхал его в чистом поле от добрых поселян. Оно возбуждает в душе нашей две любезные идеи: о свободе и сельской простоте. К тону басни твоей нельзя прибрать лучшего слова. Птичка, почти всегда напоминает клетку, следственно неволю. Пернатая есть нечто весьма неопределенное; слыша это слово ты еще не знаешь, о чем говорится: о страусе или колибри.

То, что не сообщает нам дурной идеи, не есть низко. Один мужик говорит: пичужечка и парень: первое приятно, второе отвратительно. При первом слове воображаю красный летний день, зеленое дерево на цветущем лугу, птичье гнездо, порхающую малиновку или пеночку, и покойного селянина, который с тихим удовольствием смотрит на природу и говорит: вот гнездо, вот пичужечка! При втором слове является моим мыслям дебелый мужик, который чешется неблагопристойным образом или утирает рукавом мокрые усы свои, говоря: ай парень! что за квас! Надобно признаться, что тут нет ничего интересного для души нашей! Итак, любезный мой И, нельзя ли вместо парня употребить другое слово?»

Трудно более отчетливо и выразительно сформулировать боязнь простого слова, за которым стоит классово-враждебная действительность, и пристрастие к слову эстетизированному, приятному, изящному в представлении дворянского салона.

Реакционер Шишков, любивший рубить с плеча, открыто и туповато настаивавший на своих прямолинейных убеждениях, возмущался уклончивостью способа выражения Карамзина и его учеников и их эстетической жеманностью. Он заявлял, что вместо выражения: «Когда путешествие сделалось потребностью души моей» следует сказать прямо: «Когда я любил путешествовать»; вместо изысканной формулы: «Пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонид» он предлагал такую фразу: «деревенским девкам навстречу идут цыганки». Шишков был прав в этом отношении. Но он не увидел в языке Карамзина другого, ценного. Карамзин и в своей реформе стиля был европейцем, западником, стремившимся насытить русскую речь достижениями западной культуры, притом культуры передовой. Ученик и апологет Карамзина, Макаров писал о его языке, приводя западные параллели; «Фоке и Мирабо говорили от лица и перед лицом народа или перед его поверенными таким языком, которым всякий, если умеет, может говорить в обществе, а языком Ломоносова мы не можем и не должны говорить, хотя бы умели». Выбор имен для сопоставления с Карамзиным здесь характерен, – это имена парламентского оратора и революционного трибуна.

Строя свой стиль, Карамзин обильно использовал французские конструкции фразы, французскую семантику. Он сознательно подражал на первых порах иностранцам, не считая грехом сближение с ними, В языке Карамзина исследователи установили немалое количество элементов французского происхождения. В его произведениях начала 1790-х годов много варваризмов. Но самое наличие их для него необязательно, непринципиально. Конечно, ему кажется более изящным говорить «натура», а не «природа», или «феномен», а не «явление». Но впоследствии он без особого труда отделывается от многочисленных варваризмов, заменяя их русскими словами в последующих изданиях своих ранних произведений. Так, в «Письмах русского путешественника» он в последних изданиях изменяет: рекомендоваться на представляться, жесты – действие, моральный – нравственный, нация – народ, церемония – торжественность и др. Варваризмы совсем почти исчезают в «Истории Государства Российского», где Карамзин возвратился и к элементам славянизации речи, и к некоторой сознательной архаизации ее.

Дело было не столько в отдельных варваризмах, сколько в стремлении приспособить русский язык к выражению множества понятий и оттенков, выраженных уже французским языком, или аналогичных им; приспособить его к выражению новой, более утонченной культуры, и прежде всего в сфере психологической. Карамзин написал в 1818 г.: «Мы не хотим подражать иноземцам, но пишем, как они пишут, ибо живем, как они живут, читаем, что они читают, имеем те же образцы ума и вкуса» .

На этой основе Карамзину удалось достигнуть значительных результатов. Он добился от языка легкости, свободы выражения, гибкости. Он стремился сблизить литературный язык с живой разговорной речью дворянского общества. Он стремился к произносимости языка, легкому и приятному звучанию его. Он сделал созданный им стиль широкодоступным и читателям, и писателям. Он радикально переработал русский синтаксис, пересмотрел лексический состав литературной речи, выработал образцы новой фразеологии. Он успешно боролся с громоздкими конструкциями, работая над созданием естественной связи элементов фразы. Он «разрабатывает сложные и узорные, но легко обозримые формы разных синтаксических фигур в пределах периода» . Он отбросил устаревший словарный балласт, а на его место ввел много новых слов и словосочетаний.

Словотворчество Карамзина было чрезвычайно удачно, потому что он далеко не всегда брал слова, нужные ему для выражения новых понятий, из западных языков. Он строил русские слова вновь иногда по принципу так называемого калькирования, переводя, например, французское слово семантически аналогичным построением, иногда творя слова без западного образца. Так, например, Карамзин ввел новые слова: общественность, всеместный, усовершенствовать, человечный, общеполезный, промышленность, влюбленность и др. Эти и другие слова органически вошли в русский язык. Целому ряду старых слов Карамзин придал новые смыслы, новые оттенки значений, расширяя тем самым смысловые, выразительные возможности языка: так, например, он расширил значения слов: образ (в применении к поэтическому творчеству), потребность, развитие, тонкости, отношения, положения и много других .

И тем не менее Карамзин не смог совершить того великого дела, которое выпало на долю Пушкина. Он не создал того реалистического, живого, полноценно-народного языка, который лег в основу развития русской речи в дальнейшем, он не явился создателем русского литературного языка; только Пушкин был им. Карамзину было суждено стать лишь одним из предшественников языкового созидания Пушкина. Он был слишком оторван от народной речи. Он приблизил письменную речь к разговорной, и в этом его большая заслуга, но его идеал разговорной речи был слишком узок; это была речь дворянской интеллигенции, не больше. Он был слишком чужд стремления к подлинному языковому реализму.

Пушкин не выдумывал языка; он брал его у народа и кристаллизировал, нормализовал навыки и тенденции народной речи. Карамзин, наоборот, ставил своей задачей создание языка, исходя из предвзятого идеала светской, интеллигентской речи; он хотел придумать новые формы языка и навязать их устной речи. Он делал это тонко, талантливо, он обладал хорошим языковым чутьем; но его принцип речетворчества был субъективен и в принципе неправилен, так как игнорировал народные традиции.

В статье «Отчего в России мало авторских талантов» Карамзин писал: «Русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски! Что ж остается делать автору? Выдумать, сочинять выражения, угадывать лучший выбор слов; давать старым новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтоб обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения!» Именно потому, что для Карамзина нет другой социальной стихии речи, кроме речи «лучших домов», он должен «сочинять» и «обманывать». Именно поэтому его идеал – это «приятность» языка elegance, изящество его, «благородный» вкус. С другой стороны: субъективизм всего мировоззрения Карамзина выразился и в его подходе к языку, и в его недостатках, и в его достижениях.

Карамзин практически отменил деление на три стиля, введенное Ломоносовым. Он выработал единый, гладкий, изящный и легкий слог для всякой письменной речи. Он пишет совершенно одинаково в смысле слога и романтическую повесть о любви, и «Письма русского путешественника» о разговорах за столом в ресторане, и рассуждение о высшей морали, и частное письмо к Дмитриеву, и объявление в журнале, и политическую статью. Это – его личный язык, язык его субъективной индивидуальности, язык культурного человека в его понимании. Ведь для Карамзина не столько интересно, о чем говорится, сколь интересен говорящий, его психологический мир, его настроения, его оторванное от действительности внутреннее бытие. Эта внутренняя сущность автора-героя его произведений всегда одна и та же, что бы он ни писал.

Проза Карамзина стремится быть поэтической. Мелодия и ритм играют в ее организации существенную роль, аккомпанируя раскрытию психологической темы. Самое словотворчество Карамзина, самое новаторство его во всех элементах языка имеет прежде всего психологическую направленность. Он ищет новых слов и словосочетаний не для более точного изображения объективного мира, а для более тонкого изображения переживаний и их оттенков, для изображения отношений и чувств. Опять и здесь мы видим, с одной стороны, сужение задачи искусства и языка, с другой – углубление и расширение их возможностей в данной области, притом в области чрезвычайно важной. Значительное число новых слов и новых значений слов, введенных Карамзиным, относится именно к этой психологической сфере; «интересный» – не в смысле денежного интереса, а в смысле психологического отношения (с франц. interessant), «трогать», «трогательный» опять в том же смысле (кальк. с франц. touchant) , «влияние» на кого-нибудь (Шишков считал, что влиять, т.е. вливать можно только жидкость во что-нибудь), «моральный» (с франц. moral), «влюбленность», «утонченный» (с франц. raffine), «развитие» (с франц. developpement. Шишков считал, что чем говорить «развивались понятия», лучше сказать: «прозябали понятия»), «потребность души», «занимательный», «обдуманность», «оттенок», «страдательная роль», «гармоническое целое» и т.д., – все такие выражения, новые и специфические для нового стиля, обогащали именно сферу речи, выражающей психологию, эмоции, мир души.

Огромное влияние Карамзина на русскую литературу и на литературный язык признавали все современники; это влияние следует считать благотворным. Но языковая реформа Карамзина не исчерпала проблем, стоявших перед литературой и русским языком начала XIX в. Рядом с Карамзиным открывал новые пути для языка Крылов; народная стихия входила через его басни в поэзию. Еще раньше Фонвизин, Державин, сатирики (тот же Крылов и др.) обратились к родникам народной речи. Рядом с Карамзиным, помимо него, отчасти против него, они также готовили пушкинский язык, и они оставили Пушкину драгоценное наследие, превосходно использованное им в его языковом творчестве.

Были ознаменованы началом литературного движения, связанного с именем Карамзина . Это не было революцией. Дух восемнадцатого столетия оставался живым еще долго, и новое движение в значительной мере утверждало этот дух. Реформа литературного языка, его самая поразительная и заметная черта, была прямым продолжением реформ Петра и Ломоносова с их европеизацией и секуляризацией. Но поскольку и сама Европа изменилась за истекшее время, то новая волна европеизации принесла с собой новые идеи и новые вкусы – чувствительность Ричардсона и Руссо и первые признаки мятежа против классицизма .

Николай Михайлович Карамзин

Главным вопросом, однако, был вопрос о языке. Целью Карамзина было сделать литературный русский язык менее похожим на старые церковные языки – славянский и латынь, и более похожим на французский, новый язык образованного общества и светской науки. Он заменил тяжелый германо-латинский синтаксис, введенный Ломоносовым , более изящным французским стилем. Выбрасывая славянские слова сотнями, Карамзин во множестве вводил галлицизмы – точные переводы с французского слов и понятий, связанных с новой чувствительностью или с достижениями науки. Реформа имела успех и была немедленно принята большинством писателей. Но ни в коем случае не следует думать, что она принесла языку одну только пользу. Она не приблизила литературный русский к разговорному, она просто один иностранный образец заменила другим. Она даже увеличила разрыв между письменным и разговорным языком, ибо фактически покончила с ломоносовским разделением на три стиля, слив их в один средний и на практике отбросив низкий.

Николай Михайлович Карамзин. Видеолекция

Сомнительно, столь ли много язык выиграл, как предполагают, от исключения такого множества славянских синонимов: они добавляли колорит и разнообразие. Своей реформой Карамзин способствовал увеличению разрыва между образованными классами и народом, а также между новой и старой Россией. Реформа была антидемократической (и в этом она была истинным порождением XVIII века) и антинациональной (также и в этом, и даже более). Но что бы мы ни говорили, она победила и ускорила наступление эры классической поэзии. Высшее оправдание карамзин­ского языка в том, что он стал языком Пушкина .

Другим аспектом карамзинского движения было появление новой чувствительности. Оно было подготовлено медленным просачиванием сентиментальных романов и эмоциональным пиетизмом франкмасонов . Но культ чувства, покорность эмоциональным импульсам, концепция добродетели как проявления природной доброты человека – все это впервые стал открыто проповедовать Карамзин.

Так называемая реформа литературного языка, проведённая Карамзиным, выразилась не в том, что он издал какие-то указы и изменил нормы языка, а в том, что он сам стал писать свои про­изведения по-новому и помещать в своих альманахах переводные произведения, также написанные новым литературным языком. Читатели знакомились с этими книгами и усваивали новые прин­ципы литературной речи.

Карамзин считал, что Россия должна пойти по пути цивили­зованной Европы. Европейские языки были направлены на наи­более точное выражение светских понятий, в русском этого не было. Чтобы выразить по-русски многообразие понятий и прояв­лений человеческой души, надо было развивать русский язык, создавать новую речевую культуру, преодолевать разрыв между литературой и жизнью: «писать, как говорят» и «говорить, как пишут».Карамзин взял за основу не церковнославянский язык, а раз­говорную речь образованного общества (то есть то, что именова­лось «средним штилем»). Писатель подбирал слова для обозна­чения новых понятий (например, слово «чувствительность»), вводил в литературу просторечие (но не грубое просторечие) и стремился к изяществу стиля.

Просвещённый вкус, разумные понятия и чувства должны были, по мысли Карамзина, служить делу создания новой куль­туры.

    «Счастье есть дело судьбы, ума и характера». Н.М.Карамзин. (По одному из произведений русской литературы.) Откуда берётся счастье? Ангелы ли его приносят с небес, на земле ли оно рождается, в душе ли человеческой? Или счастье есть во всём что...

    Стиль Лафонтена в России был введен Сумароковым, а затем русифицирован Хемницером. Но в конце XVIII и в первые годы XIX века все буквально помешались на сочинении басен. Каждый, кто умел срифмовать две строки, пускался писать басни. Даже Жуковский, совершенно...

  1. Новое!

    Николай Михайлович Карамзин становится родоначальником сентиментализма в России. Сын помещика Симбирской губер­нии, в юности он служит в гвардии, откуда увольняется в чине поручика. Путешествует по Европе, а в 1791 году, поселившись в Москве, становится...

  2. Новое!

    Положительные тенденции сентиментальной прозы нашли выражение и в тех прозаических произведениях автора «Бедной Лизы», которые он помещал в «Вестнике Европы». Значительный историко-литературный интерес представляет неоконченный роман «Рыцарь нашего времени»,...

  3. Новое!

    В 1795 г. А. И. Мусин-Пушкин нашел «Слово о полку Игореве». Одним из свидетельств усилившегося в России во второй половине XVIII в. интереса к национальной старине была «Древняя российская вивлиофика», издававшаяся Н. И. Новиковым и содержавшая публикации...