Чтобы заставить собеседника улыбнуться, Александру Ширвиндту даже шутить не обязательно. Достаточно поднять бровь. Как ОН это умеет. Но мы договорились сразу ‒ все шутки в сторону. Ведь разговор предстоит серьезный...

Есть такие мужчины, которые, как дорогой коньяк, с годами становятся только лучше и качественнее. Александр Анатольевич – из их числа. Для него и Пороховщиков с Ярмольником – студенты. Он был их педагогом в знаменитой «Щуке», хотя в это совершенно невозможно поверить. Впрочем, фактов, в которые трудно поверить, в его биографии великое множество. И «Атмосфера» решила убедиться, насколько они соответствуют действительности.

Например, Ширвиндт очень любит вареный лук. Много вы знаете таких людей? А он вот – да, любит. Его супруга, Наталия Николаевна, как-то призналась, что, к счастью для себя самой, узнала об этом невероятном пристрастии довольно поздно – иначе, по ее словам, семья могла бы не состояться. А после того как артист обмолвился об этом с голубого экрана, все соседи по подъезду стали ежедневно приносить по вареной луковице из бульона, чтоб порадовать народного любимца.

– В программке к новому спектаклю с вашим участием «Между светом и тенью» написано, что человек сейчас испытывает огромный дефицит любви и нежности…

Александр Ширвиндт: «Да, я наблюдаю этот дефицит вокруг себя. Современный человек превращается в робота. Душа атрофирована. Это ненужный орган».

Маленький Шура размышляет о высоком, 1935 год.

– А если говорить о вас лично? Есть дефицит любви и нежности?

Ширвиндт: «Обо мне лично говорить не приходится – все, что касается любви, ласки и нежности, я уже давно прошел».

– Но артисту нужно же чем-то вдохновляться.

Ширвиндт: «У меня должность каторжная, профессия остаточная... Я трудоголик. Всю жизнь работаю и никогда никуда не опаздываю. Это мой бич, моя катастрофа. Студентов я жду, артистов жду, друзей всегда ждал. Когда мы с покойным Андрюшей Мироновым играли творческие вечера, договаривались встретиться возле театра в пять.

Я прихожу ровно в пять, а он – в десять минут шестого. Я думаю: в следующий раз приду тоже в десять минут. А он опаздывает на пятнадцать. И так до бесконечности. Пока я не махнул рукой и не стал опять приходить вовремя. Это я к тому говорю, что вынужденность служить – это инерция, а вдохновение – вещь немножко подозрительная, придуманная кем-то. «Кисть тянется к перу, перо к бумаге, секунда – и стихи свободно потекут…» Ничего свободно не «текёт»!»

– Вы любите вспоминать свою юность? Мол, были когда-то и мы рысаками…

Ширвиндт: «Иногда приходится, когда спрашивают. Да, были рысаками, а как же! Я же беговик старый, очень много семейного бюджета, времени и нервов потратил на ипподроме. Тогда и мы были рысаками – когда смотрели на рысаков».

Саша и Наташа познакомились еще школьниками.

– Правда, что своей жене вы дарили букет сирени зимой? Байка или быль?

Ширвиндт: «Быль, но случилась эта быль шестьдесят лет назад. Можешь себе представить? Уже и цветов таких в Москве не осталось – сирени. Или она еще растет где-то? В любом случае сирень сейчас не дарят… Я предложение ей делал. Приперся в ботанический сад где-то за Останкино – старинный, с оранжереями… Не знаю, существует ли сейчас. Там зимой росла эта самая сирень. Я ее приобрел за довольно большие по тем временам деньги и страшно ударил по психике своей будущей жены».

– Интересно, как вам (или ей) удалось сохранить семейное гнездо «в этом мире бушующем»?

Ширвиндт: «Трудно сказать, в чем тут секрет. Основное – то, что мы совершенно разные люди. Говорят, что непременно должно быть в семье полное единение. А на самом деле, мне кажется, наоборот. Она архитектор, сейчас на пенсии, а раньше была довольно известна в своей области, много работала, у нее свои друзья… Она толком не знает, чем я занимаюсь, и это очень важно. Ну театр, премьеры… Жены, которые растворяются в своих мужьях, – наверное, это очень хорошо и большая помощь. Но, я думаю, в конце концов от этого можно сойти с ума – когда в тебе постоянно кто-то растворяется.

А вот параллельное существование – это воздух: у нее свое творчество, у меня – свое. Получается, что не круглые сутки нос в нос. Так и набегает много лет…» Познакомились Александр Анатольевич и Наталия Николаевна в начале 50-х, когда они оба еще были школьниками, в дачном поселке НИЛ, который основал ее дед в свою бытность главным архитектором Москвы.

Есть версия, что на начальной стадии знакомства с Наталией Николаевной Ширвиндта пленило в девушке прежде всего то, что у нее в хозяйстве имелась... корова. Будучи патологическим «молокоголиком», Ширвиндт не устоял. Однако, «полюбив» корову, он постепенно увлекся и ее хозяйкой. Говорят, решение о браке было принято скоропалительно – Александр просто ворвался в комнату и сказал: «Пошли в загс!» Впрочем, по словам Наталии Николаевны, до этого они уже семь лет были вместе. По профессии Наталия Николаевна – архитектор. А по своим корням – столбовая дворянка. Ее род по матери восходит к знаменитому Семенову-Тян-Шанскому, предки по отцу – из старого московского купечества.

Михаил Ширвиндт с женой и дочкой. Когда-то этот солидный мужчина пил родительскую кровь литрами.

– У вас гладкая семейная жизнь была?

Ширвиндт: «Какая гладкость? Такое разве бывает? Шестьдесят лет гладкой жизни – это нужно быть кем? Амебой? Даже этот… как его… осьминог Пауль умер от стресса – его так замучили всякими предсказаниями, что он не выдержал. А человек уж посложнее устроен».

– А вы женщинам головы кружили?

Ширвиндт: «Ну, они кружились сами. Я сам не специализировался».

– Правда, что в музыкальной школе маленького Шуру Ширвиндта долго помнили педагоги?

Ширвиндт: «Да, в классе, по-моему, четвертом меня выдворили из этой школы. То есть я был совершенно невыносимый, ну как музыкант по крайней мере. Особенно кошмарным был для меня предмет сольфеджио – ужас, на нем я окончательно сломался. Меня долго терпели из-за папы, а потом ему сказали: «Извините – все!» Я ненавидел это музыкальное образование: сначала за мной дома гонялись со скрипкой, потом еще и в школу отправили…»

Играть на скрипке Александр учился с детства и ненавидел это занятие люто, особенно сольфеджио.

– С той самой, знаменитой, – Амати?

Ширвиндт: «Нет, скрипка Амати появилась у нас уже после войны. Когда я уже был взрослым. А тогда была обычная маленькая скрипочка, меня учить-то начали сызмальства».

Мама Александра Анатольевича Раиса Самойловна была актрисой первой студии МХАТ. Отец, Анатолий Густавович, играл в оркестре Большого театра. Однажды во время войны, когда он выступал на фронте с концертной бригадой, осколок попал в скрипку. Находящийся рядом маршал Конев велел немедленно найти новую скрипку для артиста. И – о чудо! – нашли скрипку Амати. С тех пор она стала принадлежать папе Ширвиндта, потом перешла к Янкелевичу, от него – к Спивакову.

– В школе вы как себя вели?

Ширвиндт: «Плохо. А ты что, хочешь мой портрет создать? Полотно эпическое?»

– Мне просто интересно, как такой неправильный и непримерный мальчик вырос в такого достойного семьянина, уважаемого педагога, который вот уже много лет наставляет студентов на путь истинный.

Ширвиндт: «А что, обязательно должен быть паинька мальчик и отличник с измазанными чернилами пальцами? Нет, детство у меня было бурное, но счастливое. А в дальнейшем важен случай. Жизнь – лотерея».

– Вам выпал счастливый билет?

Ширвиндт: «Не очень. Но в основных каких-то вещах: родители, семья, брак, дети, внуки, правнуки – у меня все очень симпатично и счастливо. Хотя, конечно, это подозрительно. Другое дело, что очень быстро все проходит… Вчера еще вот были рысаками, а сегодня… уже правнуки. Это – в секунду».

С Державиным просто невозможно поссориться, утверждает Ширвиндт после 65 лет дружбы.

– Вы в свое время были такой головной болью для ваших родителей… Вам потом аукнулось это с вашим сыном?

Ширвиндт: «Сейчас он выровнялся и вон уже совсем взрослый дядька. А поначалу – да, тоже был шебутной. Он ведь у меня «окончил» четыре средние шко-лы – у него «обширное» образование. Постоянно приносил какие-то страшные записи в дневнике от учителей, взрывал унитазы… Юный химик! Нас, родителей, постоянно вызывали к директору, но ходить туда и краснеть приходилось в основном маме. А вот переводил его из школы в школу, конечно, я».

– Ну и как вы его воспитывали? Говорили: «Миша, опомнись, ты позоришь нашу фамилию»?

Ширвиндт: «Говорил. Хотя… Обычно ведь в таких случаях родители нудят: «А вот папа в твоем возрасте…» И единственное, что я тогда понял, – ничего нельзя оставлять. Иначе весь твой воспитательный процесс… Потому что когда в очередной раз мой сын прослушал тираду на тему «Вот твой папа, а ты…», он набрел на чудом сохранившиеся мои дневники. И тут же понял, что у него наследственный порок. Более того, по сравнению со мной он еще отличник. И на этом все мое воспитание закончилось. Так что архивы нужно сжигать!»

Широко известна еще одна история из юношеской биографии Михаила Ширвиндта. Он поступил в Щукинское театральное училище, но был исключен из него после того, как однажды ноябрьской ночью умудрился с группой товарищей сорвать советский флаг с Архитектурного института. Этот эпизод позже появился в фильме Сергея Урсуляка «Русский регтайм».

– Правда, что Андрей Миронов вашего сына в комсомоле восстанавливал?

Ширвиндт: «Нет, не восстанавливал. Комсомол так больше и не возник в его жизни. Андрюша просто вместе со мной страшно переживал эту историю, вообще все друзья пытались что-то сделать, помочь, но безрезультатно. Мишку так и не восстановили в институте, и полтора года он болтался рабочим сцены».

– Сейчас вы довольны тем, что из него выросло?

Ширвиндт: «Ну а что же – он человек серьезный, у него своя фирма, он очень много работает. Когда он делал передачу «Браво, артист!», мы даже одно время работали вместе, я ему помогал».

«Я женщинам головы не кружил – они кружились сами». Кадр из фильма «Миллион в брачной корзине».

– Что стало с этой передачей?

Ширвиндт: «Затихла она как-то. Сейчас слишком много таких идентичных программ о судьбах знаменитых людей. Мишина программа «Хочу знать!» получилась симпатичная именно потому, что она оригинальная. А всех этих «воспоминательных» – миллиард, и все похожи. Нужно что-то новое придумывать».

– Вас сегодня очень не хватает на телевидении.

Ширвиндт: «Да брось ты! Я все время мелькаю. Ты, наверное, не смотришь просто. Вот недавно в «Минуте славы» сидел в жюри, «Кто хочет стать милли-онером»… Я все время где-то сижу».

– Ну, жюри – это не то.

Ширвиндт: «А кататься на коньках я уже не могу, извини. Вот Игорек Угольников меня удивил, мой друг. Ему ж тоже лет полсотни-то есть, но ведь катается. Вот что значит желание!»

– Чем вы развлекаетесь? Как расслабляетесь?

Ширвиндт: «Рыбалкой. А все эти страсти загульные – алкоголические, тусовочные… Лимит выбран. Потому что ну столько мы в свое время накрутили и со всякими шутейными делами, и с питейными, и с авантюрами всякими… Мы же вечно что-то придумывали!»

Александр Анатольевич так и не научился быть строгим худ-руком. На фото – со Спартаком Мишулиным в костюме Карлсона.

– Ну например? О чем можно рассказать наследникам?

Ширвиндт: «Нет, это не прививается. С этим надо родиться. Это во-первых. А во-вторых, сейчас совсем другая эпоха: захотелось выпить после спектакля – заверни за угол, и пожалуйста. А раньше был один ночной ресторан на весь город – в аэропорту Внуково. И дикое количество народа – всякой шпаны, ныне знаменитых стариков – набивалось в одну-единственную машину, в мою «Победу». И пилили ночью во Внуково. Там ели, как сейчас помню, бефстроганов, естественно, с водкой. И это было… А сейчас, когда все под рукой… Действительно атрофируются желания».

– А в чем ваша авантюрность заключалась? Вы такой умиротворенный с виду, невозмутимый, ироничный.

Ширвиндт: «Вся моя жизнь – авантюра. Начиная с того, как я стал актером. Мои родители были категорически против того, чтобы я поступал в театральный. Тогда я придумал, что поступаю в юридический, и всячески делал вид, что исполняю родительскую волю. Пока тайное не стало явным. Дальше – больше. Мой друг Миша Козаков, уже тогда знаменитый… Хотя мы с ним одногодки, но он уже успел сняться в фильме «Убийство на улице Данте», и популярность у него была титаническая. Так вот: он сразу же стал сниматься в следующей картине на «Ленфильме». И тут Охлопков приглашает его играть Гамлета в Театре Маяковского. Он, конечно, от съемок отказался. И подсунул меня. Они тоже руками и ногами упирались: одно дело Козаков, а это кто? Но он настырный – убедил, а я авантюрный – влез. Это был 1957 год, картина «Она вас любит». Если дальше считать, то не хватит твоего журнала, чтобы описать череду моих авантюр». (Между прочим, гонорар за небольшую роль молодого человека по фамилии Ухов позволил юному Шуре Ширвиндту приобрести свой знаменитый автомобиль «Победа». – Прим. авт.).

– Что нового в театре, какие премьеры ожидаются в ближайшее время?

Ширвиндт: «После драматичного «Между светом и тенью» Теннесси Уильямса вышел спектакль «Нэнси» – английская комедия в постановке Владимира Петрова. Весной Театр сатиры представит пьесу Виктора Шендеровича с нашим замечательным Федором Добронравовым. А 8 марта, в день рождения Андрея Миронова, на сцене Театра сатиры пройдет юбилейный вечер «Здравствуйте! Это я!» – к Андрюшиному 70-летию… Это будет наше семейное воспоминание. Трогательное, с песнями, танцами и шутками».

Ася называет прадедушку Шурой и обожает заправлять для него зажигалки.

– Правда, что зрители от вас постоянно ждут искрометного веселья? Читала где-то, что даже когда вы выходили на сцену в роли Молчалина, люди в зале по инерции начинали смеяться.

Ширвиндт : «Не думаю… Откуда такие сведения? В Театре сатиры, еще при Плучеке, действительно существовала похожая проблема. Но она касалась только тех, кто участвовал в «Кабачке «13 стульев». Меня в нем не было, поэтому и ярлыков особых никто не приклеивал. А вот «кабачковцы», все наши паны и пани, были архипопулярны просто запредельно – пройти нельзя было, в них пальцем тыкали. Плучек этот «Кабачок» ненавидел всей душой, и логика у него была правильная. Тот же Спартак Мишулин, замечательный артист, но его пан Директор был настолько всенародно любим, что по-другому его уже никто не воспринимал. И когда в серьезном спектакле по Булгакову «Бег» он выходил в роли генерала Чарноты, все кричали из зала: «Пан Директор!» Разве это хорошо?»

– Вас тоже воспринимают как человека, который постоянно шутит.

Ширвиндт: «Конечно, есть у меня какой-то шлейф – юмористический, иронический. И тем не менее, когда я что-то серьезное играю (Мольера, например), вроде не смеются. Вспомнить того же Молчалина…»

– Его любимые качества – умеренность и аккуратность – вам свойственны?

Ширвиндт: «Умеренность, наверное, да, а аккуратность – нет. У меня все разбросано. Иногда просят: покажите вашу коллекцию трубок. Я говорю: у меня не коллекция, у меня свалка трубок».

Дуэт с Андреем Мироновым был настоящим фейерверком юмора и розыгрышей.

– Говорят, вы и табак какой-то свой делали, фирменный.

Ширвиндт: «Табак мы делали сами, но не от хорошей жизни, а от безвыходности – его просто не было. Продавалось три сорта на всю страну. Лист там был хороший, но «недоделанный»: его просто рубили, сушили, паковали в пачки, и «фанеру» эту продавали. Мы покупали все три сорта, содержимое высыпалось на газетку, растиралось, капалось сверху немножко коньячку, потом брался целлофановый пакет… А целлофановый пакет тогда существовал только в одном виде – из-под китайских рубашек. Поэтому рубашка выбрасывалась в сторону, в пакет насыпался табак, туда же можно было нарезать несколько долек яблока, лучше всего антоновки. Или картошки. На окнах в то время были двойные рамы – и все это вывешивалось между ними на солнышко и прело. После этого лист снова растирался и отдаленно начинал напоминать фирменный табак».

– У вас два ордена государственных. В чем ваш вклад?

Ширвиндт: «Наверное, в выслуге лет… Фанаберия – ох, я создал то и сделал это – не по моей части».

– Вы ощущаете себя мэтром?

Ширвиндт: «Совсем нет. И это мой бич, мое горе».

– У вас действительно золотые руки?

Ширвиндт: «В свое время я был специалистом по карбюраторам. В кругу интеллигенции слыл очень опытным. Ко мне приезжала вся наша шпана, и я чинил им карбюраторы. Это была моя страсть. А потом появились первые робкие возможности у отдельных граждан купить какую-нибудь списанную иномарку. Один мой друг покойный через свои дикие связи в Управлении дипкорпуса приобрел себе «Форд» – огромный, 726-го года выпуска, но «Форд»! Все мы пришли смотреть на это чудо. «Форд» проездил несколько дней и встал. Начались муки по его восстановлению из пепла. Прелесть ситуации состояла в том, что никаких запчастей для него, естественно, было не достать. Дошло до того, что машину, опять же через какие-то дикие связи, перевезли на ЗИЛ. И местные умельцы, которые собирали правительственные машины, взялись вытачивать своими руками некую деталь для коробки скоростей. И что бы ты думала? «Форд» поехал с этой деталью! Проехал еще километров десять – и накрылся карбюратор. Ну и тут уж ко мне! Помню как сейчас – огромный двухкамерный карбюратор. Обычно-то я разбирал «Победу», «Москвич», немножко «Волгу» – это я делал буквально с закрытыми глазами. А тут – карбюратор сам размером с «Победу»! Но я взялся. Разобрал его – а там миллиард деталей, винтиков, жиклеров. Я в панике: ну все! Вспомнить, что, как и где стояло, нереально. Но я его собрал. Правда, осталась гора лишнего. Я на простыне его разбирал, чтобы ничего не потерять. И под конец я простыню эту за края сложил примерно с двумя килограммами железа. И что ты думаешь? Она завелась, иномарка эта! И друг мой покойный смог отъ-ехать от моего дома. И даже метров двадцать он проехал точно… И тут она встала навсегда. Вот такая история».

«Сколько же мы в свое время накрутили и с шутейными делами, и с питейными, и с авантюрами всякими…»

– Вы с Державиным столько лет вместе… Уже неясно, кто вы друг другу – друзья или родственники. Кто вы?

Ширвиндт: «Совершенно непонятно. Такой пуповиной мы связаны, что нет смысла разбираться, что к чему. Я же знал его еще раньше своей супруги – то есть шестьдесят пять лет, не меньше. Он мне и друг, и товарищ, и коллега, а сейчас – и подчиненный».

– Вы вообще строгий шеф, жесткий?

Ширвиндт: «Нет. Вот Плучек мог быть жестким руководителем, когда надо. Он был умелый и настоящий худрук. Их очень мало. Худрук – это такое определенное животное, тут нужен точный конгломерат качеств».

– Коллеги из вас вьют веревки?

Ширвиндт: «Веревки не веревки, но канаты вяжут».

– А было такое, чтобы вы с Державиным поссорились, кошка пробежала?

Ширвиндт: «Нет. Это немыслимо. С ним невозможно поссориться. Он антиконфликтный совершенно, до безобразия».

В 2008 году супруги Ширвиндт сыграли золотую свадьбу.

– Чем занимаются ваши внуки?

Ширвиндт: «Саша, внучка, – искусствовед, специалист по итальянской живописи. Обожает Италию. А Андрюша – крупный юрист в сфере гражданского права, преподает в МГУ. Когда ему было пять лет, он снялся в кино, и на этом его актерская карьера благополучно завершилась. Сейчас он уже сделал меня прадедушкой очаровательной девочки Аси. Ей восемь лет».

– И каково вам в роли прадедушки?

Ширвиндт: «Она называет меня Шурой, а не прадедушкой. Мы с ней друзья, вместе стихи пишем: одну строчку – она, другую – я. Зажигалки она заправлять обожает. В моей свалке трубок есть еще и свалка зажигалок. Она знает – какая газовая, какая электрическая, и очень умело это делает».

– Стихи вы пишете…

Ширвиндт: «Бытовые».

– И давно?

Ширвиндт: «Ну как всегда – с детства. В основном это поздравления или какие-то шутейные куплеты. Ася тоже рифмами владеет и ко всем семейным праздникам обязательно поэму пишет: «Здравствуй, Шура, будь здоров, не забудь про докторов».

– А в стол? О высоком?

Ширвиндт: «Нет, о высоком ничего. Только о низком».

Кто-то из артистов сказал однажды, что его выход — уже сам по себе спектакль. Этому актеру достаточно пройтись по сцене, появиться в кадре — и зритель будет смеяться. - «Я красивый старик, боящийся стать беспомощным. В общем, диагноз - «старость средней тяжести». — умение спрятать и смешать в каждую свою фразу столько юмора, мудрости, грусти — под силу не каждому.

Однажды Марк Захаров в своей книге написал:

«Ширвиндт, наверное, все-таки не артист… Тем более не режиссер. Если спросить, кто он такой, отвечу, что профессия у него уникальная. Он – Ширвиндт».
Цитаты из книг и интервью Народного артиста Александра Ширвиндта:

1. Мне элементарно неинтересно коллективное мышление. Мне больше нравится жить своим умом…

2. Нельзя существовать в круглосуточном, не проходящем чувстве ненависти, раздражения, неприятия, ощущения беды и горя. Должны быть оазисы, просветы.Жизнь-то одна… Так что внутри любого кошмара надо пытаться искать позитивные эмоции.

3. Человеческая душа как самогонный аппарат - заливается туда всякая гадость, а выходит настоящий эликсир!

4. Будем материться тем, что осталось!

5. С возрастом в человеке все концентрируется - все параметры ума и сердца. Но есть еще и физиология, она к 80 годам довлеет над всеми параметрами. Когда тебе ни сесть, ни встать, тогда все подчиняется этому, и «физика» начинает диктовать. Когда встал, а коленка не разгибается, то становишься и скупым, и злым, и жадным. Причем одновременно. А если коленка чудом разогнулась, то все готов отдать, ничего не пожалеть.

Впервые я понял значение выражения «слаб в коленках» лет двадцать назад - оказывается, это когда они, во-первых, болят, во-вторых, плохо сгибаются и, в-третьих, стали слабыми. Обращался к двум знакомым светилам по коленкам - оба дали диаметрально противоположные рекомендации, и решил донашивать коленки в таком виде, как есть, ибо новые мне не по карману.

6. Меня один хороший доктор успокоил. «Даты - это все бред. Возраст человека, - сказал он, - определяется не датами, а его существом». Иногда, очень недолго, мне бывает где-то в районе 20 лет. А иногда мне под 100.

7. Трусость - сестра паники. Смерти я не боюсь. Я боюсь за своих близких. Боюсь случайностей для друзей. Боюсь выглядеть старым. Боюсь умирания постепенного, когда придется хвататься за что-то и за кого-то… «Наше всё» написало очень правильно: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» Будучи молодым, я считал, что это преамбула и не более. Сейчас понимаю, что это самое главное в романе.

8. Современный человек испытывает огромный дефицит любви и нежности и превращается в робота. Душа атрофирована — это ненужный орган. Обо мне лично говорить не приходится — все, что касается любви, ласки и нежности, я уже давно прошел.

9. Говорят, что в семье должно быть полное единение. А на самом деле, мне кажется, наоборот. Моя жена — архитектор, сейчас на пенсии, а раньше была довольно известна в своей области, много работала, у нее свои друзья… Она толком не знает, чем я занимаюсь, и это очень важно. Ну театр, премьеры… Жены, которые растворяются в своих мужьях, — наверное, это очень хорошо и большая помощь. Но, я думаю, в конце концов от этого можно сойти с ума — когда в тебе постоянно кто-то растворяется. А вот параллельное существование — это воздух: у нее свое творчество, у меня — свое. Получается, что не круглые сутки нос в нос. Так и набегает много лет…

10. Не могу сказать, что в жизни мне выпал «счастливый билетик». Но в основных каких-то вещах: родители, семья, брак, дети, внуки, правнуки — у меня все очень симпатично и счастливо. Хотя, конечно, это подозрительно.

11. В жизни главное — это упертость, маниакальная упертость. Хотя будущее человека определит генетика. Я уверен, что воспитание, образование — ерунда. Все зависит от того, что в тебе заложено.

12. У нас с Наталией Николаевной влюбленность была слишком старомодная. 50-й год. Это же середина прошлого века. Ничего себе… Так что наша влюбленность включала в себя все эти невинные «риориты», костры в компаниях, дачные посиделки с танцами и шарадами, нежные вздохи при луне… Ну и кому сейчас могут быть интересны эти ветхие отношения, когда со страниц журналов и по тв мы узнаем о настоящей, страстной любви среди джакузи, яхт и бассейнов, зародившейся под палящим экваториальным солнцем Багамских островов.

13. Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен. Эта театральность существования касается не только Думы, но абсолютно всех сфер нашей жизни.

14. «До студентов я всегда пытаюсь донести простую истину: счастливее, чем эти четыре года в инкубаторе, ничего у них в жизни не будет. Дальше начнутся творческие муки, зависть, интриги, игры случаев, поэтому во время учебы, вбирая в себя все что можно - было бы от кого, надо пользоваться своим счастьем на всю катушку».


15. «Наше поколение давила цензура, но, если вдуматься, тогда существовала и огромная команда редакторов, эрудированных, потрясающе тонких людей, которые не допускали на выход ничего «ниже пояса» - и в прямом, и в переносном смысле. А сейчас лепи - что хочешь, если эфир купил. Конечно, есть таланты - тот же феноменальный Максим Галкин, или мой любимый Ванька Ургант, которого я с детства знаю, или Юра Гальцев, но и они работают без ценза, а, кроме того, обязаны заниматься производством юмора круглосуточно, отчего у них поневоле начинаются сбои вкуса. Они сами это понимают, но сейчас такая рейтинговая конкуренция, что полчаса не шутишь - могут забыть. Гонка за круглосуточностью приводит к бессмысленности».

16. «Ну, вот говорят нецензурная лексика, нельзя выражаться… Конечно, если матерятся, ругаются — это ужасно! А я так разговариваю, у меня такой язык. Я же не изучал матерный английский. Надо владеть языком страны, в которой живешь. И я говорю языком своей страны».

17. «Вкусно поесть для меня – это пюре, шпроты, гречневая каша со сметаной (с молоком едят холодную гречневую кашу, а горячую – со сметаной). Я обожаю сыр. Каменный, крепкий-крепкий, «Советский», похожий на «Пармезан». Еще люблю плавленые сырки «Дружба»… Я воспитан в спартанских условиях выпивки и посиделок на кухнях. В гараже, на капоте машины, раскладывалась газета, быстро нарезались ливерная колбаса, батон, огурец. Хрясь! И уже сразу хорошо. Когда сегодня я попадаю в фешенебельные рестораны… приносят толстые, в переплете из тисненой кожи меню… у меня сразу начинается изжога. Раньше и в ресторанах было проще: быстро мажешь хлеб горчицей, сверху – сальцо, солью посыпанное, махнешь под стакан – и уже «загрунтовался». Ну а потом заказываешь, что они могут добыть у себя в закромах».

18. «Компьютеры даже не знаю, с какой стороны втыкают и куда… Когда за компьютером играли мои маленькие внуки, я глубокомысленно им кивал, даже не соображая, о чем речь. До сих пор компьютерная мышка для меня – нечто живое и страшное, как крыса, а слово «сайт» ассоциируется с чем-то мочеиспускательным. Поэтому, когда надо на сайт зайти, меня сажают перед экраном, как куклу, и показывают».

19 . …другого времени у нас скорее всего и не будет. И потому мы должны жить во времени настоящем, никак самих себя не обманывая.

20. Сегодня полностью девальвированы вечные понятия: если «авторитет» – то только криминальный, если «лидер» – то лишь политический. Раньше мы неслись к коммунизму, теперь к обогащению. И то и другое – призраки. Кругом бутики пооткрывали, мюзиклы ставим. Во всем на российскую действительность нанизана западная вторичность. И чем дороже, тем вторичнее.

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .


Александр Анатольевич Ширвиндт - родился 19 июля 1934 года, Москва. Советский и российский актёр театра и кино, театральный режиссёр и сценарист. Народный артист РСФСР. С 2000 года до настоящего момента является художественным руководителем Московского академического театра Сатиры.

Цитаты, афоризмы, высказывания, фразы - Ширвиндт Александр Анатольевич

  • На свои годы не выгляжу, выгляжу моложе, потому что седею снизу.
  • Брать за ручку надо не всякого. И в руки давать ручку тоже не каждому.
  • Да и вообще по лицам трудно определить, нужно им ходить в театр или нет.
  • Раньше мы неслись к коммунизму, теперь к обогащению. И то и другое - призраки.
  • Старость - это не когда забываешь, а когда забываешь, где записал, чтобы не забыть.
  • Мне элементарно неинтересно коллективное мышление. Мне больше нравится жить своим умом.
  • Хороший режиссер и хороший художественный руководитель - это совершенно разные профессии.
  • Если без позы, для меня порядочность - чтобы не было стыдно перед самим собой в районе трех часов ночи.
  • Сатира - это уже не мое, она подразумевает злость. Мне ближе самоирония - это спасение от всего, что вокруг.
  • Сатира должна единственно что - настораживать. Если адресат сатиры не полный кретин, он насторожится, почуяв стрелы.
  • Я ору только на тех, кого люблю: чем громче крик - тем сильнее чувство. С людьми, мне безразличными, я тих и интеллигентен.
  • Сегодня полностью девальвированы вечные понятия: если «авторитет» - то только криминальный, если «лидер» - то лишь политический.
  • Сейчас такая рейтинговая конкуренция, что полчаса не шутишь — могут забыть. Гонка за круглосуточностью приводит к бессмысленности.
  • Кругом бутики пооткрывали, мюзиклы ставим. Во всем на российскую действительность нанизана западная вторичность. И чем дороже, тем вторичнее.
  • Странная актерская болезнь - привыкаемость к узнаваемости. Ужас этого недуга в том, что узнаваемость подчас исчезает, а привыкаемость к ней - никогда.
  • Мне иногда говорят: «Знаете, о Вас такую гадость написали!» Зачем мне это читать? Во-первых, половина написанного - вранье. Во-вторых, все написано неграмотно.
  • По мнению Оппенгеймера, счастливыми на Земле могут быть только женщины, дети, животные и сумасшедшие. Значит, наш мужской удел - делать перечисленных счастливыми.
  • Очень страшно, когда твою жизнь будут переписывать. Умрешь, и перетряхнут все твои койки, письма. Так потихонечку индивидуальность превращается в версии исследователей.
  • Из-за тех, кто стал актером не от Бога, а от образования, в театре возникает неразбериха. Ведь никто не может сам себя признать актером второго, третьего или четвертого сорта.
  • Что касается женщин, то наступает страшное возрастное время, когда с ними приходится дружить.Так как навыков нет, то работа эта трудная. Поневоле тянет на бесперспективное кокетство.
  • Я, понимаешь, со страшной мукой и глупостью всю жизнь болею за «Торпедо». Вот раньше кричали: ах, у нас нет футбола! Почему? Мало платят. Сейчас платят больше, чем там, — и ни фига.
  • С возрастом мы всё время преодолеваем разного рода пороки, и, когда, наконец, всё преодолено, образуется огромное количество времени, которое нечем занять. Тут и выручает рыбалка.
  • У настоящих худруков есть внутренняя стратегия поведения: "кнутом и пряником". К этой позиции многие мои друзья призывали и меня. Я согласно кивал и даже пытался, но увы. Когда кнут находится в руках у пряника...
  • Я всегда стеснялся и сейчас стесняюсь разных политических программ. Столько их насмотрелся, что, когда с пеной у рта отстаивают даже самые светлые идеи, мне становится скучно, я подозреваю за этим очередную глупость.
  • Смеяться нельзя только над идиотизмом: когда человек поглощен какой-то идиотической идеей - его не сдвинешь. Он может лишь злиться, отбиваться. В шутке же, в иронии все-таки есть надежда, что предмет иронии это услышит.
  • Педагогика - это вампиризм чистой воды. По себе сужу. Приходишь после всех профессиональных мук к этим молодым щенкам, видишь их длинные ноги и выпученные глаза и поневоле начинаешь от них питаться глупостью и наивностью.
  • Дефицитная жизнь давала импульс энергии. В духовной, интеллектуальной сфере - то же самое: дефицит свободы, дефицит острого слова, дефицит открытого смеха. Было счастье обретения. А сейчас бери - не хочу. И куда девать эту энергию желания?
  • Если футболист, как актер, не общается, не чувствует дыхание зала и ему всё по барабану, то это машина, техника и бред. Эмоция, талант, игра и зритель! И тут, и там — зритель. В пустых залах играть нельзя — и на пустых стадионах играть нельзя.
  • Я очень надеюсь на кризис. Мне кажется, он ближе нашему менталитету, чем достаток. Когда настроили плечо в плечо эти особнячки, наставили у подъездов «хаммеров» - Россия потеряла лицо. А сейчас надо потихонечку возвращаться к частику в томате и сырку «Дружба»… Ведь это было не так давно. И вкусно.
  • До студентов я всегда пытаюсь донести простую истину: счастливее, чем эти четыре года в инкубаторе, ничего у них в жизни не будет. Дальше начнутся творческие муки, зависть, интриги, игры случаев, поэтому во время учебы, вбирая в себя все что можно — было бы от кого, надо пользоваться своим счастьем на всю катушку.
  • 60 лет назад на стадионах не матерились, не пили, не дрались с инакомыслящими болельщиками на трибунах, не убивали игроков за гол в свои ворота, не подкупали судей. Максимум, что могли, - это сделать из них мыло. При послевоенном дефиците этого продукта сорокатысячный выдох "судью на мыло" звучал реальной угрозой.
  • Степень «желтизны» стало очень трудно определить, поскольку иногда и серьезные газеты позволяют себе подобные публикации. Невозможно понять с первого взгляда, какая газета: желтая, зеленая или голубая. Когда интерес строится на алькове, на болезни, на смерти, это за пределами не только совести, но и человечности. Общественная полемика опустилась до уровня спальни и унитаза.
  • Артисты драмы, лишь бы засветиться, ломают ноги на фигурном катании, дискредитируя этот великий вид спорта. Те, кто физически не может встать на коньки, надевают боксерские перчатки и бьют друг другу морды, забывая, что морды их кормят. А те, кто вообще ничего не умеет и всего боится, шинкуют вялый салат по всем телеканалам под пристальным вниманием дилетантов от кулинарии. Дилетантизм шагает по планете.

– Знаешь… какое-то странное ощущение бесконечного ожидания и томления. Я никогда ещё в жизни так ни по кому и ни по чему не скучал, как сейчас скучаю по тебе… Периодами ничего, а временами до того защемит, что хоть плачь, – так писал своей жене 3 августа 1954 года.
Известный остроумец, первый «женолюб» отечественного кино,любимец миллионов зрителей, талантливый актёр, режиссёр, преподаватель, художественный руководитель Московского академического театра сатиры Александр Анатольевич оказался однолюбом, женатым раз и навсегда на потомственном архитекторе Наталье Николаевне Белоусовой.
Со своей будущей женой, 14-летней Натальей 15-летний Ширвиндт познакомился летом 1951-го на даче под Истрой. Он играл с её подругой в любительском спектакле «Без вины виноватые». Александр очень любил молоко, родители постоянно брали его у соседей, у которых была корова. Придя после знакомства в гости к Наталье, он попробовал молока от их коровы, захотел пробовать его снова и, как он шутит сегодня, «сначала влюбился в корову, а уже потом в дочку хозяев». Наташа просила помочь ей с математикой, но Ширвиндт был профаном в точных науках и обратился к другу, который и начал решать ему задачи и пересказывать их по телефону.
Предложение девушке Александр сделал через 7 лет после знакомства. Во время зимней сессии Наталья дома готовилась к экзамену, раздался звонок, вошёл Ширвиндт, снял пальто и сказал: «Пошли в загс», — и поставил при этом перед невестой огромный свёрток. Развернув его, девушка замерла — цветущий куст бледно-розовой сирени…
Молоко Александр Анатольевич продолжает любить и сегодня. Он неприхотлив, вкусная еда для Ширвиндта — это пюре, шпроты, гречневая каша со сметаной, крепкий, даже каменный сыр.
– Шура — отменный рыбак, к тому же очень удачливый, — говорит о своём друге и коллеге Михаил Державин. Вот и в свой 80-летний юбилей, который пришёлся на 19 июля 2014 года, Ширвиндт сбежал на далёкое озеро, где курил трубку и удил рыбу.
– Для меня это самый лучший сценарий, какой только может быть, — заверял виновник торжества всех, кто его поздравлял.
Ещё Ширвиндт отличный автомобилист. Свою первую машину он приобрёл на гонорар, полученный за дебют в кинематографе. Это была картина «Она Вас любит», снятая в 1956 году. А ведь всё могло быть по-другому. По логике вещей Александр Анатольевич должен был стать музыкантом. Ну, кем ещё быть сыну, отец которого скрипач.
– С детства меня учили играть на скрипочке, — подтверждает Ширвиндт. — Я от неё всё время прятался в сортире. Но в коммуналке у Никитских ворот, где вместе с нами проживали ещё семь семей, долго в сортире не отсидишься. Меня оттуда быстро вышибали, и я вновь попадал в лапы скрипочки. Со мной бились шесть лет и, в конце концов, выгнали из музыкальной школы.
И хотя музыканта из Ширвиндта не получилось, на скрипке он всё-таки играет, что не раз демонстрировал и на творческих вечерах, и в спектаклях.Зато его актёрская судьба вполне состоялась. Сразу после окончания Щукинского училища он был приглашён в театр имени Ленинского комсомола, где прослужил с 1956 по 1968 год, исполнив около 30 ролей. Затем он перешёл в театр на Малой Бронной, но ненадолго. Вскоре художественный руководитель Театра сатиры знаменитый Валентин Плучек сделал Ширвиндту лестное предложение — сыграть графа Альмавиву в «Женитьбе Фигаро». Согласно записи в трудовой книжке, с 1 марта 1970 года актёр служит в театре на Триумфальной площади. А теперь, уже без малого пятнадцать лет, и возглавляет родной коллектив.Впрочем, какой Ширвиндт артист, знают даже те, кто никогда не был в театре. Потому что за долгую жизнь в искусстве успел сняться во многих фильмах. И хотя ему в основном достаются роли второго плана, одним своим присутствием в кадре он уже способен обеспечить успех картине, как это случилось, к примеру, с легендарной «Иронией судьбы».
– Он не артист. Тем более не режиссёр. Профессия у него уникальная. Он — Ширвиндт, — так писал в свое время Марк Захаров. У Александра Анатольевича есть высказывания, замечательно, а главное, с юмором и мудростью раскрывающие его душевный мир. Вот лишь несколько из них:
«Счастливыми на земле могут быть только женщины, дети, животные и сумасшедшие. А наш мужской удел — делать перечисленных счастливыми»;
«Я со всеми на «ты». В этом моя жизненная позиция. На «ты» — значит, приветствую естественность, искренность общения. Это не панибратство, а товарищество…»;
«Я ору только на тех, кого люблю: чем громче крик, тем сильнее чувство. С людьми, мне безразличными, я тих и интеллигентен»;
«Старость — это не когда забываешь, а когда забываешь, где записал, чтобы не забыть».


В жизнь этой удивительной пары поместилась целая эпоха. Эпоха любви, взаимного уважения, бесконечной жизненной мудрости. Они такие разные - Александр и Наталья, Кис и Татка. Они такие одинаковые: влюбленные в жизнь, в творчество, друг в друга. Их жизни невозможно разделить на две части. Возможно потому, что история их любви началась настолько давно, что представить их друг без друга просто невозможно.

Александр



Будущий звездный актер родился и вырос в потрясающей творческой среде. Мама, Раиса Самойловна, в молодости была актрисой МХАТа, а затем редактором в Московской филармонии. Анатолий Густавович, скрипач Большого театра, позже – преподаватель музыки.

Саша, вопреки ожиданиям, в музыкальной школе не блистал. После пяти лет обучения эго практически выгнали, решив, что никаких музыкальных наклонностей у него нет. Занятия в школе бальных танцев при Доме ученых доставляли младшему Ширвиндту настоящее удовольствие. Особенно полонез и падеграс.

В семье царила неповторимая атмосфера. Семья дружила со многими знаменитыми актерами, которые бывали в доме Ширвиндтов. Неудивительно, что мальчик избрал для своего будущего именно театр. И для начала стал выступать в самодеятельном театре, постепенно приближаясь к своей заветной мечте стать актером.

Наталья



Наталья оказалась настоящей столбовой дворянкой, как любит говорит о ней сам Ширвиндр. Корни ее генеалогического дерева ведут далеко в глубь веков, еще к Семенову-Тяньшаньскому. Дедушка Натальи был главным архитектором столицы. И Наталья мечтала когда-нибудь проектировать красивые и удобные здания, точно так же, как ее дед, дядя, брат.

На лето вся семья выезжала на дачу, в поселок НИЛ. Именно здесь больше всего любила бывать Наташа, с удовольствием проводя время в компании своих сверстников. Поселок был спроектирован и построен под руководством ее деда и предназначен для творческой интеллигенции: писателей, композиторов, архитекторов. Здесь в 1951 году она познакомилась с Сашей.


Первая любовь



Ширвиндт влюбился один раз. Один, но сразу на всю жизнь. Они познакомились в дачном поселке под Москвой. Александр сразу заметил симпатичную соседку по даче. Наталья, очаровательная девчонка из семьи потомственных архитекторов, всегда была окружена вниманием мальчишек. Веселая, добрая, открытая, она просто не могла не нравиться. Но разве могла она устоять перед напором красавца, который постоянно стремился быть рядом, помочь, поддержать, удивить. Им было лет по 15 и в те целомудренные времена они просто дружили. Но день за днем становились все ближе друг другу.

Пролетело лето, казалось бы, детская симпатия быстро забудется, отступит. Но Саша и Наташа продолжили встречаться уже в Москве. Юность, любовь, романтика узнавания и понимания. Понимания, что вот это и есть то самое чувство, которое нужно сберечь.
Ширвиндт однажды не мог придумать ничего лучшего, чем встать перед возлюбленной на голову, чтобы удивить ее.

Любовь и жизнь в письмах


Письма./ Фото: из книги "Проходные дворы биографии"

Александр, как и хотел, поступил в Щукинское училище, Наталья - в архитектурный институт. Они волновались друг за друга во время сессий, а удачное их окончание праздновали непременно вместе. Им не всегда хватало времени на встречи, они стали писать друг другу письма. Милые, трогательные, наполненные нежной заботой. В них открывается огромный мир чувств и большой любви. Сдержанный экранный образ Ширвиндта-актера рушится. Глубокий, тонко чувствующий, любящий, романтичный.

Он описывает Наталье все свои переживания, творческие метания. И скучает. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Он волнуется, если на почте не получает письма. Он должен получать письма от Татки каждый день. Без них он чувствует себя одиноким. Он любит, он задыхается без ее глаз, слов, рук. Он пишет ей на лекциях, в поездах, в гостиницах.


Письмо Натальи./ Фото из книги "Проходные дворы биографии"

Казалось бы, в этих письмах двух влюбленных нет ничего особенного. Обычные признания, обычное описание событий вокруг. Но какая в них открывается бездна житейской мудрости, потрясающей ясности в видении их совместного будущего. Даже простое описание матраса или кровати из мебельного магазина становится своеобразной одой любви и счастью.

Счастье на двоих

Они были знакомы уже семь лет, когда Александр решил, что так жить больше нельзя. В январский морозный день он ввалился к Наталье со словами: «Пошли в загс». Кратко и очень ёмко. И с размаху поставил на стол невообразимо огромный бумажный сверток. Наталье пришлось снимать слой за слоем, чтобы увидеть его содержимое. Большой куст цветущей белоснежной сирени. В январе 1957 года, в Москве! Это было настоящее чудо. Оказывается, актер сумел очаровать служительниц Ботанического сада, что они прочувствовали особенность момента и необходимость в сиреневом волшебстве для любимой.


Жили молодожены поначалу в огромной коммунальной квартире, где обитала семья Ширвиндтов. Наташа, привыкшая к просторной квартире, спроектированной ее дедом, абсолютно спокойно перенесла переезд в куда более скромные условия, искренне считая, что самое главное это быть рядом с любимым, а потом они смогут всего добиться сами.

Так и случилось. Через несколько лет, совершив несколько невероятных обменов, молодая семья Натальи и Александра уже окажется в элитном доме на Котельнической набережной в центре Москвы.

«Жить мы будем с тобой с большой буквы и с большими чувствами, без спекуляции и главное - без жертв!»


Гастроли, репетиции, съемки у него, интересные проекты. Открытие новых объектов у нее. Между ними тысячи километров и тоненькие ниточки писем и телеграмм.


В 1958 году у них родился сын Миша. Гордость и надежда. Александр приехал в Москву с очередных гастролей и едва не сошел с ума, разыскивая жену во всех роддомах Москвы. Он злился на санитарку, которая не могла сказать, как себя чувствует его любимая Татка.


Записка в роддом./ Фото: из книги "Проходные дворы биографии"

Он переживал, что после перенесенной боли она перестанет его любить, он хотел видеть ее и сына. Наташа же, бесконечно счастливая, пыталась разглядеть на маленьком личике знакомые черты возлюбленного. Он снова писал ей, требовал появиться в окошечке хотя бы на секундочку. Они росли вместе, достигая тех вершин, о которых в юности только мечтали. И ставили себе все новые и новые цели.

Секрет счастья



Дни пролетали, как одно мгновение. За плечами Александра Анатольевича и Натальи Николаевны почти шестьдесят лет счастливого брака. Их миновали слухи и сплетни. Но не потому, что их не было. Просто потому, что они безмерно доверяли друг другу. Их любовь оказалась сильнее.
Сегодня они по-прежнему вместе и все так же счастливы, радуются жизни, успехам внуков и правнуков.

Секрет их оказался довольно прост. Они никогда не растворялись друг в друге. Им всегда было интересно вдвоем, потому что каждый – цельная личность, со своим характером, своими увлечениями. Они не мешали друг другу, а поддерживали в нужный момент. Александр Ширвиндт с удовольствием говорит о том, что он, к сожалению, оказался однолюбом. Наталья Николаевна подхватывает, что это – к её счастью.



В 2013 году увидела свет книга Александра Ширвиндта «Проходные дворы биографии». В ней опубликована часть переписки Натальи Николаевны и Александра Анатольевича. Трогательное свидетельство их бесконечной любви.

Иногда кажется, что артист всегда играет. На сцене, в кино, в жизни. В истории любви не было места игре, в ней была настоящая светлая радость и счастье.