Как правильно управлять финансами своего бизнеса, если вы не специалист в области финансового анализа - Финансовый анализ

Финансовый менеджмент - финансовые отношения между суъектами, управление финасами на разных уровнях, управление портфелем ценных бумаг, приемы управления движением финансовых ресурсов - вот далеко не полный перечень предмета "Финансовый менеджмент "

Поговорим о том, что же такое коучинг ? Одни считают, что это буржуйский брэнд, другие что прорыв с современном бизнессе. Коучинг - это свод правил для удачного ведения бизнесса, а также умение правильно распоряжаться этими правилами

Этика убеждений и этика ответственности

должен ответствен

Но и для Ветхого Завета

для людей, но и созданы людьми,

слабый консеквенциализм. любом

Возможно,

Все monos fronein, monos fronein

Тем не менее случается, что ситуация требует немедленных действий и последующего уголовного преследования преступника недостаточно. Бывает, для того чтобы остановить посягательства, необходимо применить насилие. Пророк Михей пишет, что люди «перекуют мечи свои на орала и копья свои - на серпы» , а пророк Иоиль пишет «перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья» . Мы обязаны следовать завету пророка Михея, однако в мире, где не все его чтят и выполняют, временами приходится поступать в соответствии с заветом пророка Иоиля. Используя понятия Макса Вебера об этике убеждения и этике ответственности, можно сказать, что в общем этика убеждения предписывает поступать в соответствии с заветом Михея, а этика ответственности призывает в отдельных случаях следовать завету Иоиля. Вебер пишет, что, согласно этике убеждения, нельзя противопоставлять злу силу, а согласно этике ответственности: «ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответствен ты». Вебер раскрывает эту мысль:

Такая этика убеждения характерна не только для Нового , но и для Ветхого Завета . Если говорить коротко, ее суть заключается в том, чтобы вести безупречно праведную жизнь, а остальное предоставить Господу. Кант является, пожалуй, самым ярким представителем такого воззрения в эпохе Нового времени. Согласно этой доктрине, принципы нравственности каждого человека имеют абсолютную силу и, к примеру, даже во имя спасения жизни другого человека непозволительно поступиться ими и солгать. Полное принятие этики убеждения кажется самой надежной позицией - всегда можно сослаться на то, что твердо придерживался морали, но сам стал жертвой обстоятельств. Простейшим выходом зачастую может быть следование велению совести, нормам, которые человек сам для себя установил. Однако наипростейшее не всегда наилучшее. Всегда ли правильно, выбирая между душевным спокойствием, чистой совестью и страданиями другого, отдавать предпочтение первому? Не думаю. Этика убеждения и этика ответственности не являются абсолютными антагонистами, а дополняют друг друга, и порой этика убеждения должна уступать приоритету ответственности. Тогда перед нами возникает проблема - мы можем сделать ошибку, совершить зло, несправедливо причинив другому страдания, которые нельзя оправдать. Вебер продолжает:

Не существует «алгоритмов нравственности», которые бы безошибочно указывали нам, когда этика убеждения должна отойти на второй план и какие именно средства допустимы в случае, когда она отступила. Здесь нет иной инстанции, кроме как применение нравственных критериев. Этот нравственный подход порой нам изменяет - и тогда мы сами становимся поборниками зла, в независимости от того, насколько благи были наши намерения. Следует руководствоваться следующим общим правилом - отодвигать на второй план этику убеждения можно лишь при необходимости предотвратить иное зло, а не для того, чтобы воплотить идеалы блага. Это оградит от совершения идеалистического зла - как это произошло в двадцатом столетии в тоталитарных государствах. Кроме того, это зло должно быть столь вопиющим, что могло бы оправдать средства, применяемые для его обуздания, а все остальные возможные методы были уже испробованы.

Оценки, скажем, в вопросе о статусе прав человека, даваемые с позиций этики убеждения и этики ответственности, могут розниться. Права человека не являются чем-то навязанным угнетенным людям против их воли. Противостояние начинается, когда власти отказываются соблюдать эти права, в то время как народ желает ими обладать. Права человека возникли как нормативный ответ на насилие, преследования и угнетение, сделанный на основании опыта. Они существуют не только для людей, но и созданы людьми, т.е. являются продуктом истории и не должны считаться неизменными и незыблемыми. Тем не менее я считаю, что в обычной практике они должны абсолютно приниматься, т.е. их надо соблюдать, даже если это осложняет достижение некоего блага или препятствует пресечению зла. Не принимать их приоритет можно лишь в том случае, если они несовместимы с какими-либо иными правами, которые мы, рассудив здраво, сочтем более весомыми.

Этика ответственности, на мой взгляд, должна приниматься как слабый консеквенциализм. Разница между сильным и слабым консеквенциализмом заключается в том, что, согласно сильному консеквенциализму, мы в любом случае обязаны максимизировать в общем и целом благие последствия, в то время как согласно слабому - не существует некой категории ситуаций, последствия которых не могут влиять на определение того, что правильно. В большинстве случаев слабый консеквенциализм согласуется с этикой убеждения, однако слабый консеквенциализм предполагает, что могут складываться ситуации, последствия которых будут более весомы чем, скажем, несоблюдение прав личности.

Во множестве ситуаций непросто понять, что в действительности является наименьшим злом. В таких ситуациях и в ситуациях, когда последствия действий весьма неясны, мы должны следовать этике убеждения. Однако когда нам ясно, что придется выбирать между двух зол, одно из которых значительно, мы обязаны выбрать меньшее зло. Возможно, что правильным будет нарушить права личности, если это предотвратит катастрофу. Парадокс «грязных рук» заключается в том, что порой мы должны поступить неправильно, чтобы правильно поступить. Тем не менее, выбирая из двух зол меньшее, мы не совершаем аморальный поступок. С другой стороны, мы несем ответственность за меньшее зло и впоследствии обязаны сделать все возможное, чтобы исправить допущенное зло.

Все поступки имеют более или менее шаткую основу. Мы никогда не можем точно знать обо всех обстоятельствах и возможных последствиях наших действий. Лучшие намерения могут иметь самые ужасающие последствия. В результате выбора, который мы делаем, и неподвластного нам стечения обстоятельств, мы можем причинить другому страшное зло. Не существует абсолютной высшей инстанции, всякий раз диктующей этике убеждения правильное решение, поскольку, как было сказано выше, алгоритма нравственности не существует. Процессы универсализации могут нас направить, однако и они не идеальны, поскольку не учитывают поступки, которые явно соответствуют установленному порядку, и включают те, что не соответствуют. Суть этого четко сформулирована еще Гегелем, критиковавшим категорический императив Канта, считая, что подобная абстрактная формалистика приводит к тому, что всякую максиму можно сделать всеобщим законом. Кроме того, если отношение к конкретной ситуации неопределенно, универсализация сможет помочь нам лишь весьма обобщенными правилами. Гегель утверждает, что, поскольку категорический императив предполагает разделение всеобщего и индивидуального и только всеобщее может быть источником суждений нравственности, такая этика не может играть существенную роль в практической жизни, где мы сталкиваемся с конкретными ситуациями. Категорический императив не может вместить в себя то частное, что присутствует в каждом отдельном случае и потому остается в стороне. Когда отдельная ситуация абстрагируется до всеобщего, она меняется до неузнаваемости. Мы не можем обойтись без применения нравственных критериев, следовать которым мы должны, приняв во внимание мнение других людей. В «Антигоне» Софокла Гемон призывает своего отца Креонта не действовать monos fronein, т.е. не принимать единоличного решения, не прислушиваясь к словам других людей. Отказаться от monos fronein значит придерживаться главного принципа демократии: нравственные и политические вопросы должны обсуждаться публично. В ходе таких обсуждений мы порой будем принимать решение о применении насилия, необходимого для победы над злом.

главную сущностную цель социализма – обеспечить освобождение человека труда, удовлетворение его потребностей и интересов. Так сама жизнь “перевертывала” сущностные связи между целью и средством, меняла их местами, придавала средствам в сознании людей ореол цели, отводила им центральное место. Пока была еще жива ленинская гвардия, она пыталась объяснить суть дела. Так, председатель совнаркома А.Рыков говорил в 1929 г.: “Вопросы, касающиеся вещей и технических вопросов, совершенно справедливо занимают огромное место в нашей жизни, но нельзя забывать того, что все это существует для людей – для рабочих и для крестьян”. Реальное переворачивание соотношения цели и средств по необходимости было долговременным. Опираясь на эту объективно-субъективную предпосылку, И.Сталин и его окружение предприняли вторую попытку “построить социализм любой ценой”, встав на путь забегания, стали исповедовать и осуществлять формулу “цель оправдывает средства”, явившуюся откровенным оправданием субъективизма и волюнтаризма, официальным согласием с нетерпением масс, желавших, невзирая на условия, на реальные возможности и средства, достичь конечной цели – социализма, получить связанные с социализмом блага, а точнее – их пропагандистское изображение, ибо общество еще не располагало необходимыми для реального социализма средствами. Так возникло общество-монстр, или казарменным псевдосоциализм, клявшееся в своем служении трудящимся, но бывшее на деле реализацией социального идеала партийно-государственной бюрократии.

Как показывает опыт Советского Союза и не только его, если делается попытка построить социализм любой ценой и при этом применяются не совместимые с природой социализма антигуманные средства, цель не будет достигнута. Использование средств, не совместимых с избранной целью, изменяет направление и характер самого развития, приводит к весьма неожиданным результатам. В этом и заключается вся пагубность неадекватных средств решения революционных задач, достижения социалистической цели, тех средств, которые навязывали обществу сталинизм, маоизм, полпотизм и т.п. Они разру

ЦЕЛЬ И СРЕДСТВО

шали не то, что следовало разрушать, и создавали нечто другое в сравнении с тем, что обещали.

Цель и средство*. Но каково же тогда действительное отношение между этикой и политикой? Неужели между ними, как порой говорилось, нет ничего общего? Или же, напротив, следует считать правильным, что “одна и та же” этика имеет силу и для политического действования, как и для любого другого? Иногда предполагалось, что это два совершенно альтернативных утверждения: правильно либо одно, либо другое. Но разве есть правда в том, что хоть какой-нибудь этикой в мире могли быть выдвинуты содержательно тождественные заповеди применительно к эротическим и деловым, семейным и служебным отношениям, отношениям к жене, зеленщице, сыну, конкурентам, другу, подсудимым? Разве для этических требований, предъявляемых к политике, должно быть действительно так безразлично, что она оперирует

*Данная статья – извлечение из большой работы Макса Вебера “Политика как призвание и профессия” (Вебер М. Избранные произведения. М. , 1990, с. 644-706).при помощи весьма специфического средства – власти, за которой стоит насилие? <...> Чем, кроме личности деспотов и дилетантизма отличается господство рабочих и солдатских Советов от господства любого властелина старого режима? Чем отличается полемика большинства представителей самой якобы новой этики против критикуемых ими противников от полемики каких-нибудь других демагогов? Благородными намерениями! – следует ответ. Хорошо. Но ведь речь здесь идет именно о средстве, а на благородство конечных намерений совершенно так же притязают с полной субъективной честностью и уязвляемые враждой противники. <...>

Если вывод акосмической этики любви гласит: “Не противостоять злу насилием”, – то для политика имеет силу прямо противоположное: ты должен насильственно противостоять злу, иначе за то, что зло возьмет верх, ответствен ты...

ЦЕЛЬ И СРЕДСТВО

либо на “этику убеждения”, либо на “этику ответственности”. Но в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности – тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи. Но глубинная противоположность существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения – на языке религий: “Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога”, – или же действуют по максиме ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий. <...>

Главное средство политики – насилие, а сколь важно напряжение между средством и целью с этической точки зрения – об этом вы можете судить по тому, что эта сторона (революционные социалисты – А.Б.) нравственно отвергает “деспотических политиков” старого режима из-за использования ими тех же самых средств, как бы ни был оправдан отказ от их целей.

Что касается освящения средств целью, то здесь этика убеждения вообще, кажется, терпит крушение. Конечно, логически у нее есть лишь возможность отвергать всякое поведение, использующее нравственно опасные средства. Правда, в реальном мире мы снова и снова сталкиваемся с примерами, когда исповедующий этику убеждения внезапно превращается в хилиастического пророка, как, например, те, кто, проповедуя в настоящий момент “любовь против насилия”, в следующее мгновение призывает к насилию – к последнему насилию, которое привело бы к уничтожению всякого насилия, точно так же, как наши военные при каждом наступлении говорили солдатам: это наступление – последнее, оно приведет к победе и, следовательно, к миру. Исповедующий этику убеждения не выносит этической иррациональности мира. Он является космически-этическим “рационалистом”. Конечно, каждый из вас, кто знает Достоевского, помнит сцену с Великим инквизитором, где эта проблема изложена верно. Невозможно напялить один колпак на этику убеждения и этику ответственности или этически декретировать, какая цель должна освящать какое средство, если этому принципу вообще делаются какие-то уступки. < ... >

ЦЕЛЬ И СРЕДСТВО

Древней проблемой теодицеи как раз и является вопрос: почему же это сила, изображаемая одновременно как всемогущая и благая, смогла создать такой иррациональный мир незаслуженного страдания, безнаказанной несправедливости и неисправимой глупости? Либо она не есть одно, либо же она не есть другое; или жизнью правят совершенно иные принципы возмещения и воздаяния, такие, которые можем толковать метафизически, или же такие, которые навсегда будут недоступны нашему толкованию. Проблема опыта иррациональности мира и была движущей силой всякого религиозного развития. Индийское учение о карме и персидский дуализм, первородный грех, предопределение и Deus absconditus – все они выросли из этого опыта. И первые христиане весьма точно знали, что миром управляют демоны, что тот, кто связывается с политикой, то есть с властью и насилием как средствами, заключает пакт с дьявольскими силами и что по отношению к его действованию не то истинно, что из доброго может следовать только доброе, а из злого лишь злое, но зачастую наоборот. Кто не видит этого, тот в политическом отношении действительно ребенок. <...>

Таким образом, проблему политической этики ставит отнюдь не современное, рожденное ренессансным культом героев неверие. Все религии бились над этой проблемой с самым различным успехом, и потому, что было сказано, иначе и быть не могло. Именно специфическое средство легитимного насилия исключительно как таковое в руках человеческих союзов и обусловливает особенность всех этических проблем политики.

Кто бы, ради каких бы целей ни блокировался с указанным средством – а делает это каждый политик, – тот подвержен и его специфическим следствиям. В особенно сильной мере подвержен им борец за веру, как религиозный, так и революционный. Давайте непредвзято обратимся к примеру современности. Тот, кто хочет силой установить на земле абсолютную справедливость, тому для этого нужна свита: человеческий “аппарат”. Ему он должен обещать необходимое /внутреннее и внешнее/ вознаграждение – мзду небесную или земную – иначе “аппарат” не работает. Итак, в условиях современной классовой борьбы внут

Несколько месяцев назад мир большой политики и высоких технологий испытал потрясение, когда стало известно, что британская компания Cambridge Analytica ненадлежащим образом использовала данные, извлеченные из безобидной викторины на Facebook, чтобы создавать профили пользователей и перенаправлять как можно более широкую аудиторию на платформу с рекламой, убеждающей посетителей голосовать определенным образом. Только часть этой информации была получена с согласия пользователей (первое нарушение), при этом полученные сведения хранились у разработчика приложения (второе нарушение) и были проданы Cambridge Analytica с нарушением условий использования информации (третий возмутительный факт).

Перед нами пример типичной мошеннической разработки в духе киберпреступников, известных также как «черные шляпы» (Black hats) — мошенническое использование тактик убеждения в сочетании с неэтичным использованием персональных данных.

С другой стороны, когда вы последний раз заказывали что-нибудь в Интернете, вы, возможно, заметили использование нескольких элементов дизайна интерфейса, побуждающих вас к покупке («последний просмотренный товар», «3 просмотра за прошлый день»). Хотя эти методы проектирования используются для убеждения пользователей, они обычно не являются мошенническими и считаются методиками «этичного хакинга» (Ethical hacking, который практикуют, например, специалисты по кибербезопасности и прочие положительные персонажи, на сленге называемые «Белые шляпы» — White hats).

Еще один пример: летом на конференции Google I/O-2018 система искусственного интеллекта Google Duplex совершила звонок в салон, чтобы договориться о встрече, и провела непринужденную беседу, настолько хорошо подражая человеческим манерам, что собеседник на другом конце провода не понял, что разговаривал с машиной. Компьютерная система не представляла себя в качестве человека, но и не идентифицировала себя как машину, что в условном диапазоне между черным и белым помещает ее в серое пространство. Что помешает в ближайшем будущем использовать подобную технологию для разработки киберпреступлений?

На одной стороне практики убеждения находятся методики «белой шляпы», для которых характерны открытость, возможность выбора, прозрачность, взаимная выгода, на противоположном полюсе — техники «черной шляпы» с присущими им скрытностью, принуждением, обманом, своекорыстием.

Как видно из приведенных выше примеров, использование тактик убеждения может размещаться в любом месте на спектральной полосе от «черных шляп» на одном полюсе до «белых шляп» — на другом, разделенные большой расплывчатой «серой» областью. В сегодняшнем мире онлайн-мошенничества, фишинговых атак и утечек данных пользователи все более настороженно относятся к тактикам убеждения, не отвечающим их интересам. Разработчики пользовательского опыта, дизайнеры и программисты несут ответственность за решения, связанные с этическим характером тактик, используемых в их проектах.

В этом посте будет представлена краткая история , рассмотрено, как психологические тактики используется совместно с высокими технологиями и новыми медиа, а также представлена пища для размышлений, которая способна помочь дизайнерам и разработчикам избежать перехода через тонкую этическую линию на темную сторону.

История убеждения

Тактики и методы убеждения трудно назвать новыми — они использовались на протяжении веков. Сочинение древнегреческого мыслителя Аристотеля «Риторика», увидевшее свет более 2000 лет назад, является одним из самых ранних трудов, посвященных искусству убеждения. В нем Аристотель представил следующие способы убеждения: этос (доверие), логос (причина) и пафос (эмоция). Философ также рассмотрел, насколько кайрос (подходящее время) важен для применения упомянутых способов убеждения.

Быстро перенесемся в сегодняшние дни и обратим внимание на методы убеждения, используемые вокруг нас — в рекламе, маркетинге, средствах коммуникации. Когда мы пытаемся убедить кого-то в правоте нашей точки зрения или победить в конкурсе проектов со своей разработкой, то мы, скорее всего, используем убеждение: процесс, при котором отношение или поведение человека — без принуждения — подвергается влиянию других людей.

Хотя Аристотель был первым, кто документально засвидетельствовал существование такого явления как убеждение, в настоящее время в данном контексте чаще всего упоминается книга «Психология влияния» (Influence: The Psychology of Persuasion). Согласно автору, существуют 6 ключевых принципов убеждения:

1. Взаимность. Люди считают себя обязанными дать что-то взамен в качестве ответной меры на получение чего-то.

2. Дефицит. Люди хотят получить больше тех вещей, которых имеется меньше.

4. Последовательность. Людям нравится соответствовать тому, что они говорили или делали ранее.

5. Симпатия . Люди предпочитают говорить «да» тем, кто им нравятся.

6. Консенсус (социальное доказательство). Люди — особенно когда они в чем-либо не уверены — будут смотреть поведение других, чтобы определить свои собственные действия.

Мы все когда-либо подвергались воздействию одного или нескольких из этих принципов и можем распознать их в рекламе или в обычном ежедневном процессе взаимодействия с другими людьми. Несмотря на то, что искусство убеждения существует на протяжении веков, в наши дни в нем появился новый аспект — применение методов убеждения с точки зрения новых технологий и средств массовой информации. Это тенденция возникала одновременно с первыми персональными компьютерами, усилилась с приходом интернета и стала доминирующей в эпоху всепроникающего распространения мобильных устройств.

Убеждение посредством технологий и новых медиа

Специалист по человеческому поведению американский психолог (B. J. Fogg) является первопроходцем исследований роли технологий в убеждении. Более двух десятков лет он начал изучать пересечения между убеждением и компьютерными технологиями. Сфера его научных интересов включала в себя интерактивные технологии, такие как веб-сайты, программное обеспечение и устройства, созданные с целью изменения отношения или поведения людей.

Он назвал эту отрасль каптологией (Captology; акроним, образованный от словосочетания Computers as persuasive technologies — «компьютеры как убедительные технологии»). По мотивам своих исследований Б. Дж. Фогг написал книгу «Убедительная технология: использование компьютеров для изменения того, что мы думаем и делаем» (Persuasive Technology: Using Computers to Change What We Think and Do).

Каптология как наука описывает заштрихованную область, где вычислительные технологии и убеждение пересекаются между собой (область компьютеров — Computers — включает в себя видеоигры, карманные компьютеры, компакт-диски с записанными данными, электронные органайзеры, тренажеры и сотрудников; в сфере убеждения — Persuasion — находятся: изменение поведения, мотивация, перемены в мировоззрении, соблюдение требований и изменение отношения).

Интерактивные технологии имеют много преимуществ над традиционными медиа, поскольку они позволяют взаимодействие. Они также имеют преимущество по сравнению с людьми, потому что могут быть более настойчивыми (например, постоянно напоминают о необходимости обновления программного обеспечения), предлагают анонимность (что отлично подходит для чувствительных тем), могут получать и обрабатывать большие объемы данных (например, рекомендации Amazon), могут использовать множество стилей и режимов (текст, графика, аудио, видео, анимация, симуляции), могут легко масштабироваться и беспрепятственно распространяться.

Это последнее преимущество сегодня выражено еще более ярко, чем все остальные, поскольку мобильные телефоны становятся буквально продолжением наших рук, и неостановимо расширяется распространение интеллектуальных устройств, встроенных вычислений, интернета вещей, носимых технологий, виртуальной реальности и виртуальных ассистентов под управлением , внедряемых во что угодно и где угодно вокруг нас. Кроме того, сегодняшние технологические достижения позволяют нам выбирать срок и место для высокоэффективного убеждения, поскольку теперь легко узнать местоположение, контекст, текущую деятельность пользователя и предоставить ему возможность принять меры. Это может быть напоминание от ваших «умных часов» о том, что вам пора остановиться или, наоборот, идти куда-то, или пришедшее на смартфон предложение посетить кафе, когда вы приближаетесь к этому заведению на расстояние в несколько кварталов.

Этика в эпоху новых технологий и интерактивных медиа

Использование убеждений в традиционных средствах массовой информации на протяжении последних десятилетий вызвало вопросы касательно этичности подобной практики. С распространением новых медиа и всепроникающих технологий возникает еще больше вопросов об этически безукоризненном использовании методик убеждений. Некоторые из этих вопросов обусловлены преимуществами новых технологий над традиционными средствами массовой информации и людьми. Любой, кто использует методы убеждения для изменения точек зрения или поведения людей, должен иметь полное понимание этических последствий и влияния своей работы.

Одна из ключевых обязанностей разработчика во время любого процесса проектирования — выступать выразителем интересов пользователя. Эта роль становится еще более важной, когда методы убеждения преднамеренно используются в дизайне/проектировании, поскольку пользователи могут и не знать о задействованных тактиках убеждения. Хуже того — некоторые пользователи могут просто не распознавать эти тактики, как это может быть в случае с детьми, пожилыми людьми или другими находящимися в уязвимом положении пользователями.
Б. Дж. Фогг описывает 6 факторов, дающих интерактивным технологиям преимущество над пользователями, когда дело доходит до убеждения:

1. Намерение убедить маскируется новизной

Интернет и электронная почта больше не являются новинками, и большинство из нас научились отличать жульнические веб-практики и мошеннические обещания , но мы по-прежнему находим новизну в свежих мобильных приложениях, голосовых интерфейсах, дополненной и виртуальной реальностях. Не столь давно имевшее место быть повальное увлечение мобильной игрой Pokémon Go подняло множество этических вопросов.

2. Заведомо положительная репутация новой технологии

Пусть фраза «Это должно быть правдой, я видел это в Интернете» в настоящее время звучит как убийственная ирония, пользователи по-прежнему поддаются убеждению посредством лайков, комментариев, обмена ссылками, ретвитов, распространения челленджей, поддельных новостей или вирусного контента.

3. Безграничная настойчивость

Вы хотели бы, чтобы продавец подержанных автомобилей после вашего первого визита постоянно преследовал вас повсюду, пытаясь всучить вам машину? Хотя, к счастью, этого не происходит в реальной жизни, ваши гаджеты и приложения постоянно находятся при вас, имея возможность при помощи звуковых сигналов и вспыхивающего дисплея пытаться убедить нас в чем-то даже там и тогда, где и когда это абсолютно неприемлемо.

4. Сторонний контроль над тем, как разворачивается взаимодействие

В отличие от ситуации «человеческих» убеждений, когда индивид, которого убеждают, способен отреагировать и изменить курс взаимодействия, технология располагает заранее установленными вариантами коммуникации, которые контролируются дизайнерами и разработчиками. При разработке создатели должны определить, что они могут сделать при их уровне компетентности, а для всего остального у них предусмотрен ответ: «Извините, я не могу вам с этим помочь». Только в прошлом месяце одна из социальных сетей заблокировала доступ к своему мобильному веб-сайту, попросив пользователей установить приложение для получения контента, но не предоставив возможности отказаться от его инсталляции.

5. Возможность влиять на эмоции, самому их не испытывая

У новых технологий нет эмоций. Даже с учетом недавних достижений в области искусственного интеллекта машины — в отличие от людей — не испытывают эмоций. Вернемся к упомянутому в начале поста телефонному звонку от цифрового ассистента Duplex Google: могут возникнуть проблемы, когда люди не будут знать, что голос на другом конце линии связи принадлежит безэмоциональной машине, и отнесутся к ней как к еще одному человеку, такому же как они сами.

6. Отсутствие ответственности за отрицательные последствия убеждения

Что происходит, когда что-то идет не так, и приложение или технология не могут взять на себя ответственность? Берут ли разработчики ответственность на себя, даже если их стратегии убеждения приводят к непредсказуемым результатам или неправомерно используются их партнерами? А вот Марк Цукерберг (Mark Zuckerberg) во время слушаний в Конгрессе принял на себя ответственность за скандал, вызванный действиями Cambridge Analytica.

Имея в своем распоряжении все эти несправедливые преимущества, как дизайнеры и разработчики могут сделать этически безукоризненный выбор в осуществлении своих проектов и решений? Для начала нужно отступить на шаг назад и рассмотреть этические последствия и влияние своих работ, а затем взглянуть на них с точки зрения пользователей.

Многие разработчики обращают свои взгляды в прошлое и активно выступают по поводу некоторых этически сомнительных особенностей технических продуктов и дизайна. К их числу относится Тристан Харрис (Tristan Harris), бывший специалист по этике проектирования в Google, рассказавший о том, как продукты технологических компаний завладевают умами пользователей. Шон Паркер (Sean Parker), основатель Napster и бывший президент Facebook, объяснил, как Facebook был разработан для использования человеческой «уязвимости». Джонас Дауни (Jonas Downey) из компании Basecamp поделился своими размышлениями насчет того, что большинство программных продуктов находятся в собственности и под контролем корпораций, чьи деловые интересы часто противоречат интересам пользователей.

Кодекс поведения разработчиков

Американский институт графического искусства (The American Institute of Graphic Arts - AIGA), крупнейшая профессиональная организация в области дизайна, публикует серию документов «Бизнес и этика дизайна» (Design Business and Ethics). Автор книги «Профессионализм дизайна» (Design Professionalism) Энди Рутледж (Andy Rutledge) также создал профессиональный кодекс поведения. Оба источника очень детализированы и охватывают бизнес-составляющую дизайна, но не рассматривают конкретную этику, связанную с дизайном, оказывающим непосредственное воздействие или влияние на поведение человека.

Другие специалисты, воздействующие на человеческий разум, имеют собственные этические принципы и кодексы поведения, подобные тем, что были сформулированы Американской психологической ассоциацией (American Psychological Association) и Британским психологическим обществом (British Psychological Society). Цель этих кодексов поведения — защита участников обществ, а также репутации психологов и самих психологов. Дизайнеры и разработчики, использующие психологию в своих проектах, могли бы изучить, как этические принципы психологов применимы к собственной работе проектировщиков.

Принципы и вопросы

Используя этические принципы психологов в качестве основы, можно определить, как каждый принцип применяется к убедительному дизайну и перечисленным вопросам, связанным с этическими последствиями проектирования. Они ни в коем случае не являются исчерпывающими, но предназначены для того, чтобы стать пищей для размышлений в каждой из этих областей.

Принцип А: доброжелательность и безвредность

Не причини вреда. Ваши продукты могут повлиять на умы, поведение и жизнь ваших пользователей и окружающих людей, поэтому будьте бдительны и остерегайтесь злоупотребления влиянием.

Меняет ли ваш продукт способ взаимодействия людей к лучшему?
Преследует ли ваш продукт цель, чтоб пользователи тратили больше времени, чем они собирались?
Упрощает ли ваш продукт доступ к социально неприемлемым или нелегальным товарам, которые в противном случае не были бы легкодоступными для ваших пользователей?
Как ваши партнеры или «плохие парни» могли бы злоупотребить вашим продуктом без вашего ведома?
Вам было бы комфортно с кем-то другим, применяющим ваш продукт к вам самим?
Вы хотели бы, чтобы кто-то еще использовал этот продукт, чтобы убедить вашу мать или ребенка?

Принцип Б: обязательность и ответственность

Помните о своей ответственности перед вашими предполагаемыми пользователями, непреднамеренными пользователями и обществом в целом. Примите на себя надлежащую ответственность за результаты.

Во время разработки продукта ищите ответы на вопрос «Как мы можем [сделать это]?», чередуя его с другим: «По какой цене?»
Каково влияние вашего продукта/решения? Кто или что он заменяет или на что воздействует?
Если бы ваш продукт использовался вопреки своему предназначению, каково могло быть его воздействие?
Ваш продукт меняет социальные нормы, этикет или традиции в лучшую сторону?
Будет ли ваш продукт подвергать пользователей опасности или делать их уязвимыми, преднамеренно или непреднамеренно (исследованиями было установлено, что приложение Pokémon GO спровоцировало более 100 000 дорожно-транспортных происшествий)? Как это можно предотвратить?

Принцип В: целостность

Поощряйте в своем продукте достоверность, честность и правдивость. Не обманывайте, не вводите в заблуждение, не совершайте мошенничество. Когда обман может быть этически оправданным для максимизации выгоды и минимизации вреда, то тщательно рассмотрите вопрос о его необходимости, учтите все возможные последствия и возьмите на себя ответственность за устранение любого возникающего подозрения, которое может возникнуть в результате использования таких методов.

Вам нужно согласие пользователей? Когда у них спрашивают о согласии, знают ли они, с чем именно они соглашаются?
Какова цель продукта? Она отвечает интересам пользователя или разработчика? Вы открыты и прозрачны в своих намерениях?
Использует ли ваш продукт обман, манипуляции, искажение, угрозы, принуждение или другие нечестные методы?
Осведомлены ли ваши пользователи о том, что их деятельность отслеживается, или эти сведения от них скрыты?
Приносит ли ваш продукт выгоду вам или разработчикам в ущерб вашим пользователям?
Что скажет будущий «разоблачитель» о вас и вашем продукте?

Принцип Г: справедливость

Придерживайтесь разумных суждений и принимайте меры предосторожности, чтобы гарантировать, что ваши потенциальные предубеждения и ограниченность вашего опыта не приведут к неправомерной практике или не будут потворствовать таковой. Ваш продукт должен приносить пользу как разработчикам, так и пользователям.

Влияют ли на ваш продукт какие-либо предубеждения (гендерные, политические или другие)?
Ваш продукт поддерживает ненависть, насилие, преступность, пропаганду?
Если бы вы сделали это лично, без применения технологий, считался ли бы такой поступок этичным?
Каковы выгоды для разработчиков/бизнеса? Каковы выгоды для пользователей? Складываются ли преимущества в пользу бизнеса?
Можете ли вы просто отключить пользователей? Обладают ли пользователи средствами контроля и возможностью отказаться от услуги, не подвергаясь дальнейшему убеждению по другим каналам?

Принцип Д: уважайте права и достоинство других людей

Уважайте достоинство и ценность каждой человеческой личности, а также права частных лиц на неприкосновенность личной жизни и конфиденциальность. Для защиты прав и благосостояния уязвимых пользователей могут потребоваться специальные гарантии.

Использует ли ваш продукт тактики убеждения потенциально уязвимых пользователей (детей, людей преклонного возраста, малоимущих)?
Ваш продукт защищает конфиденциальность пользователей и дает им контроль над их настройками?
Требует ли продукт ненужных разрешений для работы?
Может ли ваш продукт использовать менее навязчивые методики для получения аналогичных результатов? (например, контроль скорости на дорогах вместо наблюдения)
Ваш продукт делает ваших пользователей источником неудобств для других? Как вы можете это предотвратить?

Вывод

Если вы разрабатываете свои продукты и , пользуясь методиками «белых шляп», вы можете оценить этические вопросы, поднятые в данном посте. Однако если вы проектируете в «серой» или «черной зонах», спасибо за то, что вы дочитали эту статью до конца. Возможно, вы увидите, насколько сильно разработчики и дизайнеры несут ответственность за своих пользователей — и пересмотрите свою стратегию.

Делайте добро. Не причиняйте вред. Проектируйте с учетом этической точки зрения.

Этот (четвертый) подход сегодня преобладает среди ученых и политиков. Он исходит из признания необходимости воздействия нравственности на политику, учитывающего специфику последней.

Один из важнейших обоснователей компромиссного подхода - Вебер. Он считал, что не следует полностью разделять этику и политику, хотя необходимо внимательно учитывать особенности последней. Не может существовать единого нравственного кодекса, одинаково применимого к деловым и сексуальным, к служебным и семейным отношениям, к друзьям и конкурентам и т.п. Поэтому этика должна учитывать особенности политики, главной из которых является применение насилия. "Именно специфическое средство легитимного насилия <...> в руках человеческих союзов, - писал он, - и обусловливает особенность всех этических проблем политики".

Эта особенность делает для политики невозможным следование, например, евангельской заповеди не противиться злу насилием. Политик в силу своих профессиональных занятий должен бороться со злом, в противном случае он несет ответственность за его победу.

Для того чтобы очертить границу влияния нравственности на политику, Вебер разделяет мораль на этику убеждений и этику ответственности. Этика убеждений означает неотступное следование нравственным принципам, независимо оттого, к каким результатам это приведет, не считаясь с затратами и жертвами.

Этика ответственности, напротив, предполагает учет конкретной обстановки, ориентацию политики в первую очередь на ее последствия, внутреннюю ответственность политиков за те результаты своих действий, которые можно предвидеть, готовность предотвратить большее зло, в том числе и с помощью зла меньшего. Соотношение этики ответственности и этики убеждений в реальных действиях должен определять сам политик.

Эти идеи Вебера о соотношении морали и политики получили достаточно широкое распространение. Несмотря на свою кажущуюся реалистичность они имеют ряд слабостей. Прежде всего Вебер фактически сводит политику к легитимному использованию насильственных средств, ограничивая тем самым возможности влияния нравственности на политику. Однако задачи политики, особенно в довременных демократических государствах, намного сложнее, чем применение насилия. При решении целого рада политических вопросов использование или угроза применения насилия могут лишь повредить делу. Без гражданской ответственности, готовности к компромиссам, солидарности и кооперации политических акторов невозможно современное правовое государство". Выход содержания политики за пределы сферы применения насилия позволяет более широко использовать в ней нравственные ценности.

Виновные должны нести наказание. Франсуа де Ларошфуко подчеркивает, что творить добро нашим ближним мы можем лишь в том случае, когда они полагают, что не смогут безнаказанно причинить нам зло . Нельзя оставлять безнаказанным зло, допущенное по отношению к нам, но также и зло, допущенное по отношению к другим людям. Идет ли речь о преступлениях, совершенных в мирное время, или же о военных преступлениях, мы обязаны призвать к ответу предполагаемых преступников. Основной причиной, по которой мы должны поступать именно так, на мой взгляд, является право жертвы на всеобщее признание несправедливости, имевшей место по отношению к ней, к тому же, если это возможно, справедливость должна быть восстановлена. Кроме того, сам преступник имеет право быть включенным в сообщество, где действуют законы морали, а это предполагает необходимость отвечать за совершенное преступление. Я считаю, что это важнее возможной профилактической составляющей наказания, которая, быть может, реализуется для отдельной личности и общества в целом. Другими словами, для меня справедливость дороже практической выгоды .

Цель международных военных трибуналов -призвать к ответственности за преступления индивида, а не демонизировать целый народ, показать индивидуальную, а не коллективную вину. Демонизация целой группы усиливает противопоставление между «мы» и «они», и именно это противопоставление, как было подчеркнуто выше, является одной из причин преследования ни в чем не повинных людей. Международные военные трибуналы реализуют основополагающий принцип международного права, принцип, возвращающий нас в 1648 год, к Вестфальскому мирному договору, - международное право должно отражать интересы суверенных государств, каждое из которых «занято своими делами», в случае если другая страна не нарушает их территориальной ценности. Предавая суду солдат, чиновников и руководителей другого государства, мы воплощаем идею суверенитета, поскольку относимся к этим людям как к личностям, которые должны предстать перед международным трибуналом.

Этика убеждений и этика ответственности

Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное действование может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на «этику убеждения», либо на «этику ответственности». Не в том смысле, что этика убеждения оказалась бы тождественной безответственности, а этика ответственности -тождественной беспринципности. Об этом, конечно, нет и речи. Но глубиннейшая противоположность существует между тем, действуют ли по максиме этики убеждения - на языке религии: «Христианин поступает как должно, а в отношении результата уповает на Бога», или же действуют по максиме этики ответственности: надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий .

Ни одна этика в мире не обходит тот факт, что достижение «хороших» целей во множестве случаев связано с необходимостью смириться и с использованием нравственно сомнительных или, по меньшей мере, опасных средств, и с возможностью или даже вероятностью скверных побочных следствий; и ни одна этика в мире не может сказать, когда и в каком объеме этически положительная цель «освящает» этически опасные средства и побочные следствия .