Если задаться вопросом, какими будут самые древние монеты Руси, то ответ может весьма удивить. Оказывается, самыми древними монетами, которые археологи отыскали там, где простирались земли Киевского княжества, были римские денарии, выпущенные в период от четырёхсот до сотни лет до нашей эры. Однако вовсе не факт, что ими пользовались для покупки или продажи. Вероятнее всего металлические кружки с затейливыми рисунками имели куда большую популярность в качестве составляющих украшений. Удивительным этот факт не покажется тому, кто представляет характер товарных отношений той поры. В то время, когда корабли и караваны купцов следовали оживлёнными торговыми путями, Русь находилась в стороне от этих маршрутов. На её землях процветал натуральный обмен. Лишь с момента укрупнения поселений и появления городов встала потребность иметь некий универсальный эквивалент стоимости любого товара, облегчающий большинство обменных операций.

Как дерево имеет начало в корнях, так и родословную монет Древней Руси можно протянуть от гривны. Изначальную гривну трудно назвать привычной нам монетой. В сказках разных народов мы часто натыкаемся на то, что богатство того или иного человека измерялось в количестве табунов его лошадей. Получается, что табун выступал кошельком, а лошадь из него - разменной монетой. Количество серебра, достаточное для приобретения коня ("покупки гривы"), стали называть "гривной". По другой версии этимология данного слова не связана с лошадиной гривой, а ведёт начало от шейного женского украшения, но превратившаяся в определённую меру веса в виде слитка. Со временем ему стали придавать характерную форму, которую любит изображать на своих коллекционных наборах Национальный Банк Украины. После начала чеканки монет название "гривна" перешло к ним.

Златники и сребреники

Когда же появились на Руси первые деньги? Историки говорят, что наиболее вероятный период для этого наступил в конце десятого века. Для их изготовления использовали драгоценные металлы - золото и серебро. Это обусловило их названия "златники" и "сребреники", но это вовсе не означает, что так их именовали в княжеские времена. Просто так удобнее было описывать их при изучении древних монет. Впрочем, данные позже названия не так уж далеки от истины. К примеру, на монетах, датируемых периодом с 980 по 1015 год, присутствует надпись "Владимир на столе, а се его сребро". Конечно же, великий князь не выплясывает на столе, а этим словом обозначен более пристойный ему "престол". Если с одной стороны монеты присутствовал княжеский портрет, то с другой мы можем увидеть герб княжества, имеющий форму трезубца или двузубца (поздние экземпляры), или Иисуха Христа (ранние экземпляры) . Родовой знак Рюриковичей над плечом князя не был константой, а нёс в себе изменения, связанные с тем, кто в данный момент находился на престоле. Вес золотой монеты был чуть легче четырёх с половиной граммов. А у сребреников присутствовал целый монетный ряд, где масса менялась от 1,7 до 4,68 грамма. После княжения Владимира золото перестало использоваться для выпуска монет. Серебряные же деньги закрепились в обороте, их принимали к оплате уже и за пределами Киевской Руси, что заметно облегчало купеческую жизнь.

Княжеский портрет исчезает во время правления Ярослава Мудрого, сменившись изображением святого Георгия. Так что прообраз современных копеечных номиналов зародился уже в те древние времена. Правда, здесь Георгий, как мы видим выше, ещё не восседает на коне и не разит змея. Надпись на реверсе, центр которого занимает родовой знак Рюриковичей, тоже видоизменена ("Ярославле серебро" на месте, а "на столе" отсутствует, поэтому историки говорят, что здесь речь идёт о княжении Ярослава в Новгороде).

Первый ставший известным экземпляр "Ярославова сребра" из коллекции А. И. Мусина-Пушкина обнаружили в качестве привески на иконе в одной из киевских церквей. Однако монеты по каким-то причинам не устраивали великого князя, их выпуск постепенно прекратился. Последний всплеск характеризуется денежными знаками Олега Святославовича 1083-1094 годов. После этого монеты перестают быть платёжным средством и не участвуют в обороте, а период истории, соответствующий этому времени, именуется "Безмонетный".

Гривны древнерусских княжеств

Расчётным средством вновь становится гривна, но (как мы уже упоминали раньше) характерной формы в виде ромба с усечёнными концами. Киевская гривна весила примерно сто шестьдесят граммов. Гривны иных княжеств были солиднее. К примеру, в Чернигове гривне не хватало всего пяти грамм до двух сотен, и она отличалась от киевской правильной ромбовидной формой. В Поволжье и Новгороде были в ходу плоские двухсотграммовые слитки серебра. А литовская гривна представляла собой брусок с насечками. Гривна была крупной денежной величиной. Для мелких торговых операций использовались небольшие монетки, оказавшиеся на Руси при вывозе их купцами из ближних стран или Европы.

Прочие ходовые монеты Древней Руси

Эту иностранную мелочь порой именовали понятными русскому слуху словами "куна", "векша", "ногата" (или "нагата", если рассматривать происхождение от арабского "нагд" - "отборная монета" или "накада" - "отбирать хорошие монеты"). Современному человеку не составит труда определить сходство звучания "куны" и "куницы". Действительно, ценный мех куниц являлся не только товаром, но и обменным эквивалентом, что отразилось и на названии денег. Сходное происхождение имеют "веверицы" и "векши", происходящие от местных названий беличьих шкурок (серебряная векша весила третью часть грамма). А "ногата" - это прямое обозначение пушной шкурки с ногами. Интересным фактом можно отметить существование кожаных денег. Разумеется, они не приравнивались напрямую к золоту или серебру, а выполняли скорее роль финансовых обязательств. Смысл, скрытый в названии, имеет "резана". Это предшественница "куны". Резану производили варварским для нумизматов способом. Брали дирхемы Аббасидского халифата и разрезали их на части. Но халифат прекратил выпуск дирхемов, поэтому и резаны постепенно покинули оборот. Потребность в разменной монете была закрыта появлением куны.

Резана символично сочетается с рублём, который "рубили" из серебряной гривны. Рубль являл крупную денежную единицу, поэтому и его приходилось рубить на половины, получившие имя "полтина". Название "гривна" постепенно уходит из языка, заменяясь словом "рубль". Конечно, потом ещё суждено возникнуть понятию "гривенник", но это уже будет всего лишь составная часть рубля. А вот привычные нам копейки появились намного позже, уже в Средние Века, поэтому к монетам Древней Руси их относить безосновательно.

Один из златников Владимира мы можем лицезреть на реверсе памятной монеты Государственного банка СССР 1988 года. Золотая сторублёвка посвящена тысячелетнему юбилею древнерусской монетной чеканки. Здесь стоит напомнить, что в 1988 году практически на государственном уровне отмечалось тысячелетие крещения Руси. Праздничные мероприятия проходили в главных городах СССР (Ленинград и Москва), а также в древних княжеских столицах (например, Киев и Владимир). После 18 июня к торжествам присоединились все епархии Русской православной церкви. В связи с этим Государственный банк СССР выпускает расширенную серию монет, где Крещение напрямую упоминалось не всегда, но были отражены исторические памятники той поры ("1000 лет русской литературе" или "1000 лет русскому зодчеству"). Для сребреника отвели трёхрублёвый номинал, чеканившийся на серебре 900-й пробы.

Сколько же сохранилось оригинальных монет Киевской Руси? Весьма немного. Так златников князя Владимира насчитывается всего одиннадцать, а сребреников - две с половиной сотни. Число известных сребреников князя Святополка не превышает и полусотни. Но меньше всего дошло до наших времён монет Ярослава Мудрого - семь экземпляров. Понятное дело, что именно они вкупе со златниками князя Владимира и являются самыми редкими монетами Древней Руси. Тем, кто заинтересовался темой и желает изучить её в подробностях, крайне рекомендуем книгу Ивана Георгиевича Спасского "Русская монетная система". В ней полно и достоверно изложено денежное обращение Древней Руси.

Два столетия древнейшие русские монеты находятся "в разработ­ке" у ученых. Создан сводный каталог первых русских монет, произведена детальная классификация "златников" и "сребре­ников", определены хронологические рамки их выпуска. Мно­гие вопросы, касающиеся первого русского чекана, можно счи­тать закрытыми. В обобщающем труде, появившемся к тысячелетнему юбилею начала русской монетной чеканки, подведены итоги изучения древнерусских золотых и серебряных монет X — начала XI в. и определена их многоаспектная значимость в истории отечественной государственности (1).

Тем не менее остаются белые пятна на, казалось бы, абсолютно заткан­ном полотне истории начальной русской чеканки. Прежде всего речь идет о "загадочном знаке", помещенном сначала на лицевой стороне (согласно И.Г. Спасскому и М.П. Сотниковой), а затем занявшем прочное место на оборот­ной стороне серебряных древнерусских монет (рис.1).


С легкой руки Н.М. Карамзина, описывавшего сребреники Ярослава Владимировича и отметившего на оборотной стороне "в средине надпи­си знак подобный трезубцу" (2), знак под этим названием вошел в историю. В настоящее время эмблема, именуемая "трезубец", приобрела поистине мировое политическое звучание, ибо используется в качестве герба суве­ренного государства - Республики Украина. Естественно, что новый статус трезубца вызвал и новую волну интереса к нему, прежде всего как к политическому знаку, символизировавшему самостоятельность украин­ского государства еще в далеком 1917 г. Тогда председатель Центральной Рады, крупнейший украинский историк М.С. Грушевский предложил использовать трезубец Киевской Руси как герб Украинской народной рес­публики. Этот "герб Владимира Великого" в начале 1918 г. и был утвержден Радой. И хотя через год его сменил герб Советской Украины с сер­пом и молотом, по мнению многих украинцев, только трезубец символи­зирует государственность их земель. Не случайно "Тризубом" назывался политический журнал украинской эмиграции, издававшийся в 20-е гг. XX в. в Париже, на страницах которого была изложена одна из последних версий исторической значимости фигуры, изображенной на древнерус­ских монетах, печатях и прочих предметах, бытовавших не только в глу­бокой древности, но и на протяжении многих столетий на Украине и в России (3). Политизация "тризуба" в современности, так же как и в первые десятилетия XX в., вызывает к жизни все более и более оригинальные ис­следовательские построения, в которых наряду с фантастическими рас­шифровками трезубца - "знака Рюриковичей" - предлагается и вер­бальное его изменение: вместо "тризуба" - "якорь-крест" (4). К сожале­нию, даже в новейших работах эта эмблема "по старинке" называется гербом и осмысливается в контексте "геральдики Киевской Руси X-XI вв.", что выглядит явной архаикой на фоне научных достижений в облас­ти семиотики, геральдики, многочисленных трудов о знаках отечествен­ных и зарубежных" (5).

Пожалуй, ни один из исследователей первых русских монет, а именно им принадлежат начальные определения и характеристики "загадочного знака", не оставил последний без внимания. Причем классификация мо­нет, их датировка всегда были наиболее важными для изучавших их, во­прос о расшифровке знака играл как бы второстепенную роль. В отдель­ных работах время от времени обобщались различные мнения о сущнос­ти непонятного знака. Одним из первых предпринял подобную попытку автор капитального труда о древнейших русских монетах И.И. Толстой, который посвятил целую главу "разным объяснениям загадочной фигуры на монетах великих князей Киевских" (6). Он перечислил десяток авторов, подробно изложив аргументы каждого в отношении предлагаемого ими толкования (трезубец, светильник, хоругвь, церковный портал, якорь, птица-ворон, голубь как Святой Дух, верхняя часть византийского скипе­тра, вид оружия) (7).

В приложении к главе И.И. Толстой публикует изменившееся мнение А.А. Куника по поводу происхождения "загадочной фигуры", который от­метил: "Я теперь более, чем в 1861 году, склонен думать, что фигура мо­жет быть норманнского происхождения" (8). Однако гораздо важнее заме­чание Куника о сущности самого знака: он определяет его как "родовое знамя Владимира", выросшее из знака собственности.

С последним выводом Куника согласился и Толстой, добавив, что первоначальная форма знаков собственности изменяется при переходе от одного лица к другому. Очень существенным представляется даль­нейшее развитие этой мысли И.И. Толстым: "Изменения эти состоят или в урезке какой-нибудь части основной фигуры, или же в прибавке каких-нибудь украшений; особенно часто замечается прибавка крестов к какой-нибудь части фигуры, причем кресты бывают самой разно­образной формы. То же явление мы замечаем и в нашей загадочной фигуре" (9).

Последнее положение Толстого было подхвачено и интерпретировано авторами, писавшими о первых русских монетах и "загадочных знаках" на них. Прежде всего речь может идти об А.В.Орешникове.

Еще в 1915 г. В.К.Трутовский в статье, написанной к 60-летию Орешникова, наряду с самой высокой оценкой трудов последнего в области античной, русской нумизматики, прикладного искусства, отмечал особые заслуги Орешникова в исследовании "загадочного знака" златников и сребреников, доказывающего применение его на монетах как родового княжеского знака, идентичного в тот период знаку собствен­ности, но отличающегося от последнего тем, что с небольшими измене­ниями он передается по наследству, развиваясь от простейшей формы к более сложной (10).

Через несколько десятилетий, в столетний юбилей А.В.Орешнико­ва, знаменитый археолог А.В. Арциховский также поставил в заслугу А.В.Орешникову - "самому крупному из русских нумизматов" - зна­чимость классификации им родовых княжеских знаков, "привязку" их к определенному князю, составление таблицы их вариантов от Вла­димира Святого до Всеволода III и привлечение для их классификации археологического материала. Последнее, как подчеркивал А.В.Арци­ховский, вывело труды Орешникова за рамки нумизматики: они стали необходимым пособием для всех отечественных историков и археоло­гов (11).

А.В.Орешников писал о заинтересовавших его знаках древнейших русских монет практически на протяжении всей своей научной деятель­ности. В 1894г. (12) он обобщил существующие в литературе мнения о су­ществе "загадочного знака", включив в обзор литературы малоизвестную статью П.Н.Милюкова "Норманнский знак на монетах Великого княже­ства Киевского" из "Ежегодника французского нумизматического обще­ства", который усмотрел в знаке норманнский головной убор. Упоминает Орешников и высказывание Д.Я.Самоквасова, характеризовавшего мо­нетный знак как знак власти и обнаружившего аналогии в навершиях скипетров из скифских царских курганов.

Явное неприятие у Орешникова, пожалуй, вызывает лишь новый взгляд на трезубец И.И.Толстого, предложившего искать аналогии на Востоке: "Вероятнее всего, разрешение загадки придется искать в области восточного орнамента, и некоторые изображения цветка, встречаемые в растительных украшениях восточных рукописей, очень может быть, имеют ближайшее отношение к первому русскому гербу, заимствованному в таком случае с востока" (13).

Напротив, близким ему по подходу оказалось предположение вят­ского статистика П.М.Сорокина. Последний свои наблюдения над знака­ми обычного права у сохранивших родовой быт современных ему вотя­ков, при котором изначальную отцовскую простую форму родового зна­ка-метки сыновья путем прибавления дополнительного элемента пре­вращали в более сложный знак, перенес на знаки первых русских монет. Этнографические наблюдения Сорокина Орешников дополнил сведени­ями об аналогичных родовых знаках других народов: зырян, лопарей, во­гулов и т.д.

"Этнографическую" схему эволюции "родовых знаков Рюриковичей", о которой Орешников упоминает во всех своих последующих трудах, фундировали материальные предметы, снабженные аналогичными фигурами, из археологических раскопок, прежде всего перстни, подвески, а также печати-буллы (14). В результате А.В.Орешников на основе разработанной им схемы эволюции знаков первых русских монет представил хронологию их выпуска, отличную от ранее предложенной И.И.Толстым. Она не получила поддержки ряда нумизматов, в частности Н.П.Бауэра, который полагал, что датировка Орешниковым древнейших русских монет по знакам не столь эффективна, как соотношение их с другими монетами кладовых комплексов, в состав которых входили ранние русские монеты, анализ перечеканок и прочее (15).

Неоднозначность оценки нумизматами предложенной Орешнико­вым хронологии древнейших русских монет не повлияла на утвердивше­еся в научном мире, во многом благодаря его трудам, восприятие "зага­дочного знака" как родовой эмблемы Рюриковичей. В книге Н.П.Лихачева, которую А.В.Орешников смог увидеть (2-й вып., 1930) изданной, ав­тор подчеркнул: "Мы видим, что теория родового знака совершенно уп­рочилась, разнообразны только толкования его происхождения (16).

С подобным подходом к вопросу о "загадочном знаке" был согласен и барон М.А.Таубе, опубликовавший в конце 1920-х и 1930-х гг. несколько работ на тему о трезубце в зарубежных изданиях (17). Бывший профессор Санкт-Петербургского университета, а в эмиграции - сотрудник Инсти­тута международного права в Гааге, М.Таубе небезосновательно считал, что разгадка "сфинкса", как называл знак И.И.Толстой, может иметь зна­чение не только для нумизматики и археологии, но и способствовать ре­шению общеисторических проблем, относящихся к раннему периоду су­ществования Древнерусского государства.

Таубе выделил две проблемы, которые в начале исследования "загадочного знака" не были столь очевидными, но к концу 1930-х гг. окончатель­но прояснились, а именно: его значение (in genere) и его изображение (in specie).

В отношении первой особых разногласий не существовало: "загадоч­ный знак" воспринимался как родовой знак, дома Рюриковичей. К этому мнению Таубе присоединился: "По вопросу о том, каково было его значе­ние, т.е. к какой категории знаков он относится, мы можем определенно сказать, что он действительно представлял собою родовой знак осевшего в России варяжского княжеского дома, семьи "старого Игоря" (18), возник­ший в простейшей форме еще в языческие времена".

Отгадки "предметного" прообраза знака не казались автору столь оп­ределенными. Он насчитал не менее 40 ученых, которые давали весьма различные толкования "предмета", и в результате выделил 6 тематичес­ких разделов, в каждый из которых включил перечень предлагаемых оп­ределений (с указанием авторства).

Приведем их в сокращенном виде: А. Знак как символ государственной власти (трезубец, верхушка византийского скипетра, скифский скипетр, корона). Б. Знак как церковно-христианская эмблема (трики­рий, лабарум, хоругвь, голубь Святого Духа, акакия). В. Знак как светско-воинская эмблема (якорь, наконечник "франциски", лук со стрелой, норманнский шлем, секира). Г. Знак как геральдически-нумизматичес­кое изображение (норманнский ворон, генуэзско-литовский "портал"). Д. Знак как геометрический орнамент (византийского происхождения, восточного типа, славянский, варяжский) (19). Сам Таубе считал, что знак "in specie" не представляет собой никакого предмета реального мира, не соглашался он и с толкованием знака как монограммы. Единственно приемлемым вариантом, по его мнению, являлось определение его как условной геометрической фигуры, орнамента. "Но, - рассуждал Таубе, - если знак Владимирова дома представлял собою не более, как извест­ный узор, орнамент, то совершенно ясно, что вопрос о его происхож­дении сводится к отысканию той художественной среды, в которой был в ходу или мог возникнуть подобный орнамент" (20). Автор обнаружил художественную среду в Скандинавии и нисколько не сомневался, найдя "знаку Рюриковичей" аналогии на "рунических камнях средневековой Швеции", в его шведском происхождении. Исследуя изобразительную форму "загадочного знака", Таубе обнаружил в нем присутствие лилей­ного "узла", имевшего магическое значение "заговора", приворажива­ния счастья и заклинания зла. С другой стороны, автор признавал, что "знак Рюриковичей" все-таки отличается от скандинавских рун, сохра­няя в принципе форму трезубца - "одной из древнейших, широко распространенных в Европе и Азии эмблем власти", а также - "заветного символа... известного в обширном регионе действий древних сканди­навских викингов".

В результате М.А. Таубе предложил трактовать "загадочную фигуру", широко распространенную в древнерусском быту, как стилизованное изображение морского трезубца - древнейшую эмблему власти, оформ­ленную "в привычных для пришедших в Россию Варягов формах руниче­ского орнамента", отражающего магические представления скандина­вов (21). По мнению Таубе, изначальная характеристика знака не осталась неизменной. Из символа власти и собственности князя он быстро пре­вратился в символ общественно-государственного значения, олицетворя­ющий единство княжеского рода, единство земли Русской, единство культурное (подразумевается выход этого знака за пределы Русского го­сударства) (22).

Таубе "закрепил" уже существовавшее в историографии мнение о скандинавских корнях "загадочного знака". Наряду с подобной интер­претацией не отвергалась и идея полного заимствования всех компонен­тов начального русского чекана (а следовательно, и "загадочного знака") из Византии. А.В.Орешников, хотя и не акцентировал "предметность" знака, неоднократно высказывался в пользу его местного, т.е. отечествен­ного происхождения (23). Ему следовали и некоторые советские историки, например О.М.Рапов (24).

Создается впечатление, что работы А.В.Орешникова о знаках Рюри­ковичей явились толчком для изучения их в более широком контексте. Во всяком случае, через четыре года после публикации книги Орешнико­ва "Денежные знаки домонгольской Руси" появилась большая статья бу­дущего академика Б.А. Рыбакова, посвященная княжеским знакам собст­венности (25), ставшая настольной книгой для многих поколений археоло­гов и историков, занимающихся изучением ранней истории Русского го­сударства Рыбаков привлек огромный, прежде всего археологический материал несущий знаки собственности русских князей, на основании которого предложил их новую классификацию. Он очертил территори­альные и хронологические рамки бытования знаков, проанализировав сферу их использования.

Б.А.Рыбаков лишь в общих чертах высказался на интересующую нас тему, заметив, что "происхождение начертаний этих знаков до сих пор не выяснено, несмотря на большое количество предложенных реше­ний" (26). Вместе с тем автор отметил близость как по форме, так и по су­ществу знаков Приднепровья и боспорских царских знаков, охаракте­ризовав этот феномен как "два параллельные по смыслу явления, разделенные семью столетиями". "Генетической связи, за отсутствием про­межуточных элементов, заметить нельзя, - пишет далее ученый, - а семантическая налицо. И там и здесь эти знаки являются принадлеж­ностью правящего рода, династии, и там и здесь они видоизменяются, сохраняя общую схему, и там и здесь они сосуществуют с фонемным письмом на правах сохранившегося пережитка более ранних форм письменности..." (27).

Важным для нашего дальнейшего построения являются два предполо­жения Б.А.Рыбакова. Первое касается находки на верхней Оке и в При­днепровье двух подвесок VI-VII вв. со знаками, близкими к позднейшим знакам Рюриковичей. Ученый назвал эти знаки тамгами, предположив, что они являлись знаками славянских (антских) вождей. Однако осто­рожно заметил, что выводить систему знаков X-XII вв. из этих тамг хотя и соблазнительно, но "пока неосновательно".

Второе замечание Рыбакова относится к боспорским царским знакам, также тамгообразным. Верхние части некоторых из этих знаков напоми­нают человека с поднятыми вверх руками или головы рогатых животных. "Может быть, - пишет ученый, - при дальнейшей разработке этой ги­потезы и удастся указать прототип для этих знаков, схематизированное изображение какой-нибудь ритуальной сцены с непременным участием коней, сцены, напоминающей известные "дакосарматские элементы в русском народном творчестве (28) .

Исследование знаков Рюриковичей было продолжено рядом археоло­гов, прежде всего В.Л.Яниным (29), однако, практически все они (А.В.Куза, А.А.Молчанов, Т.И.Макарова и др.) или вносили поправки в первона­чальную классификацию знаков, прослеживая изменение их структуры (изучение "отпятнышей"), или досконально анализировали сферу их при­менения в Древней Руси, т.е. разрабатывали предложенное БА Рыбако­вым направление.

Не касаясь вопросов классификации знаков Рюриковичей, их транс­формации, степени использования, границ распространения и примене­ния (все эти вопросы подняты и в той или иной степени исследованы в работах археологов), вернусь к изначальному предмету данной статьи - к "загадочным знакам" на первых русских монетах.

Как уже отмечалось, многочисленные "толкователи" эмблемы иска­ли ее прообраз в Византии, у варягов, в русской истории. Однако были и такие, кто обнаруживал изначальное восточное влияние на ее станов­ление. Среди них, в частности, был Н.П. Кондаков, издавший вместе с И.И.Толстым "Русские древности в памятниках искусства" (см. выше). Известный нумизмат А.А.Ильин также предполагал, что на чекане первых русских монет "заметно влияние Востока". По его мнению, че­ловек, занятый в изготовлении монет, должен был иметь перед глазами сасанидские люнеты, на оборотной стороне которых - "государствен­ная эмблема в виде алтаря с горящим огнем между двумя стражами. Использование "загадочного знака" на монетах древнерусских князей - явление того же порядка, и это указывает на влияние сасанидских монет" (30).

Выдающийся специалист в области вспомогательных исторических дисциплин Н.П.Лихачев, сталкиваясь в течение многолетних сфрагистических изысканий с различными вариантами "загадочного знака" на печатях, пломбах и другом подобном материале, не мог пройти мимо этого "сфинкса". Н.П. Лихачев включил свои размышления о знаках Рюриковичей в контекст большой работы "Печати с изображением тамги или родового знака", опубликованной во 2-м выпуске "Материа­лов для истории русской и византийской сфрагистики", который, к со­жалению, мало используется исследователями. Тщательно проанализи­ровав попытки трактовки знака нумизматами и не поддержав ни одну из версии, он ограничился риторическим вопросом в самом конце ра­боты: "Может быть задан еще вопрос, на который мы не решимся от­ветить ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Вопрос этот- не происходит ли так называемое "знамя Рюриковичей" (а вме­сте с ним и однотипные знаки на печатях) с востока; он уместен, пото­му что по начертаниям своим знак Рюриковичей однотипен с некото­рыми, например, тамгами Золотой Орды, а в основе своей, представля­ющей как бы вилы о двух зубьях, совершенно схож с поздней золото-ордынский тамгой XV в." (31).

Для того чтобы поставить этот вопрос, ученый предпринял сравни­тельный анализ огромного количества печатей, пломб, монет, на которых изображены знаки, идентичные по конфигурации знакам Рюриковичей. Масса аналогий в разнообразном по времени и территории материале заставила его не только заключать: "Все это показывает, как в разное вре­мя и в разных местах могут образовываться знаки одинакового рисун­ка" (32), но и предупреждать: "Обзор и исследование знаков собственности и, так называемых, символов, особенно же в данном случае тамг тюрк­ских племен, представляет большую важность, но самое прикосновение к родовым знакам способно увлечь к скифам и индо-скифским царям и еще дальше, а рядом с этим в вопросе о происхождении, о заимствовани­ях и влияниях необходима крайняя осторожность, иначе в клеймах фин­ской деревни, нам современной, можно найти знаки, видимые на наших древних пломбах и печатях" (33).

Сам Н.П.Лихачев, как бы очерчивая время и территорию бытова­ния заинтересовавших его знаков-тамг, отмечавших "родопроисхождение, собственность, производство", которые в Древней Руси были в употреблении, попадая и на памятники "общественного значения", "обращает свой взор" к высказанной в тогдашней литературе пробле­ме русского каганата. Однако, не будучи уверенным, что эта проблема разрешит его собственную проблему в отношении русского знака-там­ги, он осторожно замечает: "Соседство "Русов" с народностями тюрк­ского происхождения (выше - хазар, авар. - Н.С.), с кочевниками, среди которых были в таком распространении родовые тамги, несо­мненно - и помимо вопроса о каганате" (34).

Н.П.Лихачеву не пришлось познакомиться ни с основополагающи­ми трудами по истории Хазарского государства М.И.Артамонова, А.П.Новосельцева, ни с археологическими исследованиями Хазарии, отраженными в работах М.И. Артамонова, С.А. Плетневой, их коллег и учеников, ни с разнообразными статьями и монографиями, в кото­рых собраны многочисленные начертания знаков, аналогичных зна­кам Рюриковичей, охвативших обширную территорию - от Монго­лии до Дуная в частности, с поистине новаторскими работами В.Е.Флеровой, посвященными знакам Хазарии, ни тем более с работами болгарских ученых последних десятилетий XX в., где проводится поиск аналогий знаков-тамг праболгар, предлагается их дешифровка и т.д. Однако интуиция ученого приводила его к очень важным наблюдени­ям и выводам, которыми можно руководствоваться и сейчас при ос­мыслении знаков Рюриковичей. Так, Лихачев полагал, что "изменения знаков не поддаются объяснению одним каким-нибудь законом, на­пример, постепенного осложнения. В разных местах при различных, может быть, обстоятельствах, действуют и своеобразные обычаи". Он приводит в качестве примера заключения А.А.Сидорова, проводивше­го этнологические исследования в некоторых районах Архангельской области, который отметил разницу в происхождении, правилах насле­дования и изображения тамги как знака собственности мужчин, и тамги, применяемой женщинами на предметах гончарного производ­ства. В то время как мужские тамги переходят по мужской линии от отца к сыну, постепенно видоизменяясь по определенным правилам, женские тамги переходят по женской линии от матери к дочери без всяких изменений (35). Лихачев не ставил знак равенства между услов­ным знаком-тамгой (знаком собственности) и тотемом, какую бы тамгообразную по конфигурации форму он собой не представлял. В то же время он не мог не отметить встретившийся ему в работе, посвященной бурятским знакам собственности, факт присутствия в начер­тании одного из типов тамги местных ханов следов знака, "заимство­ванного из ламайского культа" (36). Очень существенным для исследова­телей всевозможных, в том числе и тамгообразных, знаков представ­ляется замечание Н.П. Лихачева о том, что "знаки родовые, а в осо­бенности знаки собственности, совсем не то, что "символы", которые благодаря священному культовому, почему-либо им приданному, зна­чению, мигрируют, сохраняя свою форму" (37).

Исключительно конструктивные идеи Н.П. Лихачева, уже развитые современными исследователями в различных вспомогательных истори­ческих дисциплинах, прежде всего в сфрагистике, несомненно, будут способствовать и доскональному исследованию "загадочного знака" первых русских монет. Его осмысление обусловливается новыми тен­денциями, характеризующими развитие отечественного исторического знания на современном этапе. Применительно к нашему сюжету это - трансформация сложившихся представлений о возникновении Древнерусского государства, настойчивые поиски автохтонной Руси, активно утверждающаяся в историографии концепция существовав­шего в IX веке Русского каганата, получающая все более яркую окраску проблема Хазарии и ее взаимоотношений со славянами, своеобразное воссоздание евразийской идеи и т.д. В историографии на основании новых данных и переосмысления уже известных фактов высказывают­ся гипотезы, альтернативные традиционным, в частности - о возник­новении Киева (хронологии, названия, его изначальной "хазарскости" - хазарско-иудейского основания Киева) (38), по поводу существования раннегосударственного образования русов - Русского каганата, его местонахождения. С разной степенью аргументированности обосно­вываются территории расположения Русского каганата - от северо-восточной части Восточной Европы до Днепровско-Донского региона (39). В последнем случае административным центром каганата мог быть только Киев. Постановка столь глобальных проблем вкупе со значи­тельными археологическими открытиями последних лет предоставляет возможность, не вдаваясь в принципиальную оценку новых идей, пере­осмыслить более скромные по масштабу, однако исключительно науч­но значимые вопросы, в частности вопрос о раннем символе древней русской государственности, включив "трезубец" и объекты, "помечен­ные" им, в цивилизационный контекст, имеющий отношение к харак­теристике истоков "начальной" Руси. В настоящее время в научном мире прочно утвердилось мнение, что знак на древнерусских монетах - тамга (слово тюркского происхождения).

В то же время, оценивая значимость монет как памятника русской госу­дарственности, современные исследователи подчеркивают, что не только сам их выпуск является политической декларацией, но и изображения отвечают потребностям идеологического характера, причем признается "выдающаяся идейная роль княжеского знака" (40). Отбросив домыслы о "гербе державы", который будто бы воплотился в этом знаке, согласимся с тем, что этот знак действительно выражал определенную идею (что не помешало ему стать и родовым знаком Рюриковичей с последующими изменениями, "отпятнышами" и проч.).

Так как чеканка монеты являлась прерогативой верховной власти, вы­бор монетных изображений также составлял ее привилегию. Символиче­ское мышление в полном смысле этого слова (подобное "гербовой" эпо­хе, начало которой в Западной Европе обычно относят к концу XII в.) вряд ли сыграло свою роль при выборе сюжетов. Хотя первые русские монеты относятся к произведениям средневекового искусства, которое "вплоть до XIIIв. обогащалось заимствованиями, комбинируя элементы различного происхождения" (41), о конкретном заимствовании можно гово­рить лишь применительно к композиции златников и сребреников пер­вого типа Владимира Святославича (42). В целом заимствование носит отно­сительный характер, ибо фигура лицевой стороны имеет черты "портрет­ного сходства" с русским правителем, тогда как образ императора на ви­зантийских монетах - условный за некоторыми исключениями, т.е. не индивидуализирован в отличие, например, от римских портретных изоб­ражений на монетах.

Верное, на наш взгляд, объяснение этого феномена содержится в статье М.Н.Бутырекого, который замечает, что "христианское понима­ние земного мироустройства осмыслило сокрытие личности индиви­дуального носителя власти как вероятность ее принадлежности ис­тинному царю - Богу, Христу" (43). В то же время "важность и почти са-кральность (значимость) царского изображения на монетах - несо­мненны". Главным выразителем этой значимости является диадема или корона.

Корона украшает и голову правителя на первых русских монетах, сви­детельствуя об идентичности власти русского и византийского правите­лей, хотя в действительности (Владимир не был коронован) подобная форма изображения является не более чем претензией на идентичность. Однако главное отличие русского правителя на златниках и сребрени­ках - в индивидуализации образа, которая усиливается присутствием "загадочного знака". Без него, по-видимому, не мыслился этот образ, при­чем вряд ли здесь главную роль играет замысел резчика.

Современные исследователи первых русских монет, оценивая их соотношение с единовременными византийскими, пишут: "Наиболее обычные в русских кладах золота конца X и первой половины XI в. зо­лотые Василия II и Константина VIII передали в неизменном виде со­здававшемуся типу монеты канонический образ старшего из богов новой веры, чьему покровительству вверял себя крестившийся князь" (44). Однако почти сразу этот образ уступил свое место иному изображению, равному ему по значимости в глазах "хозяина" чекана - Владимира Святославича (рис.2) (первоначально знак сопровождал фигуру в короне на лицевой стороне монеты). Вряд ли речь идет о ху­дожественном приеме или стремлении при помощи изменения типа монеты противопоставить себя византийцам. Скорее главную роль сыграл мировоззренческий выбор, ассоциация этого знака с глубоко укоренившимися в сознании иными представлениями о мироздании и своем месте в нем, отличающимися от еще мало знакомых христи­анских идей.

Сам по себе факт использования в монетном чекане знаков, связан­ных с более ранними верованиями или изобразительными сюжетами предшествующего периода, не является чем-то особенным. В ранних че­канах германских народов (например, у вандалов) монетные типы, обыч­но подражающие Риму (погрудное изображение правителя в венке, Вик­тория, держащая корону и т.д.), на оборотной стороне могут нести изоб­ражение головы лошади. На ранних англосаксонских монетах помещен дракон или змея, что объясняется влиянием местных древних верований, в которых германский бог, чудовищный Вотан (Водан - Один), носитель магической силы (45), играл важную роль (46) (рис. 4 «б»).


Знак, помещенный вместо Иисуса Христа на важнейший властный атрибут, как уже отмечалось в литературе, вряд ли можно увязать ис­ключительно с княжеским хозяйством (знак собственности). Предпола­гают, что в качестве знака Рюриковичей были приняты языческие и культовые символы, магическая природа которых несомненна (47). Подоб­ные заключения базируются на результатах изучения идеологии древ­них обществ, которые позволили реконструировать трехчастность со­циальных явлений, осознаваемую людьми в эпоху складывания госу­дарств (48). В частности, индоевропейские народы различали феномены, относящиеся к господству и управлению, физической силе, к плодоро­дию и богатству. Соответственно деятельность правителя могла выра­жаться в осуществлении трех функций: магико-юридической, военной, экономической. Причем первая функция могла разделяться на собст­венно магическую и юридическую.

Возможно, раскрытие "смыслового содержания" знака, неразрывно связанного с таким властным действием, как выпуск монеты, расширит наши представления о ментальности древнерусского социума на ранних этапах его существования.

Значительную помощь в толковании монетного "трезубца" могли бы оказать аналогии - ведь идентичные по форме знаки распространены на огромном пространстве. В отдельных регионах составляются своеобраз­ные каталоги различных знаков, в том числе и тамг, графическая интер­претация которых сходна - в Монголии, Южной Сибири, Поволжье, на Северном Кавказе, в Днепровско-Донском регионе и в современной Бол­гарии. Однако, обозревая территории с "похожими" знаками, признаешь правоту П.П.Лихачева, подчеркивавшего, что в разное время и в разных местах могут образовываться знаки одинакового рисунка. И все же на фоне одинаковости начертаний, в том числе двузубцев и трезубцев, уче­ные в разных регионах выделяют разновидности тамги, которым присущ определенный символический смысл.

Исследование знаков собственности Монголии позволило его автору выделить две группы подобных знаков: "простые" знаки-начертания и тамги, имеющие магический смысл. Автор выделяет особую тамгу, кото­рая обозначает трон, место правителя, алтарь и имеет специфическое на­звание. В письменных текстах (с включением названия данной тамги) от­мечается, что речь едет о "ханах на троне, правителях, которые занимают престол". Исследователь подчеркивает, что имеются основания относить тамгу с подобным названием к привилегиям господствующих семей (50). Графически словесному выражению, включающему обозначение данной тамги, соответствует трезубец в различных вариантах (см. №№ 94 - 97; рис.2).

Погребальные енисейские стелы (Тува, VIII - начало IX в.), текст ко­торых содержит эпитафии, несут изображение "геральдических знаков", как их называет автор (51). Это тамги в виде трезубца (рис.3).


По мнению исследовавшего памятники И.А.Кызласова, сооружение подобных стел определялось принадлежностью представителя того или иного народа (речь идет о многоэтничном Древнехакасском государстве) "к аристо­кратическому кругу державы, его нахождением на государственной службе соответствующего уровня" (52).

Знаки в виде двузубца и трезубца выделены при исследовании кера­мики Биляра - крупнейшего поселения в Волжской Булгарии (53). Иссле­довательница считает, что однозначной семантической трактовки этих знаков быть не может, но подчеркивает их большую социальную обус­ловленность по сравнению, например, с гончарными клеймами. Наличие подобных знаков на сосудах автор объясняет существованием особого "коммерческого языка возможно, восходящего к тамгам", распростра­ненного "в интернациональных торгово-производственных кругах в рам­ках средневековья, по крайней мере в регионах наиболее сильного взаи­модействия" (54).

Огромная работа по выявлению тамгообразных знаков на золото-ордынской керамике была предпринята М.Д. Полубояриновой (55). Сре­ди них две группы интересующих нас знаков - двузубцы и трезубцы. Включив их в контекст золотоордынских керамических знаков другой формы, автор приходит к выводу, что знаки "ставились где-то на промежуточном этапе между мастером и владельцем", т.е в процессе ис­пользования готовых изделий, являясь, скорее всего, знаками собственности купцов (56) .

В то же время исследовательница не могла не отметить факт исполь­зования аналогичных по форме знаков на золотоордынских монетах XIII-XIV вв. подчеркивая, что у татаро-монголов, как и у некоторых дру­гих народов Евразии, двузубец и трезубец являлись тамгами царствующе­го рода: "принадлежность двузубца и трезубца правящему роду подтверждается для Золотой Орды данными этнографии по тюркским наро­дам, входившим некогда в состав этого государства" (57).

Как аналог (по значимости) трезубцам джучидских монет, принад­лежащим правителям этого рода, Полубояринова упоминает ногай­ский трезубец, который назывался "ханской тамгой", почти идентич­ной по рисунку является "султанская тамга" у казахов Малого Жуза и у башкир. Киргизы северо-западной Монголии "султанской" или "дво­рянской" тамгой называли трезубец (рис.9,13)




и вовсе аналогичный той форме, которая известна по монетам болгарских царей Шишманов (см. ниже).

Комплекс тамгообразных знаков, среди которых выделяются группы двузубцев и трезубцев, введен в научный оборот в результате раскопок Хумаринского городища в Карачаево-Черкесии(58). Знаки нанесены на кре­постные стены и относятся, по мнению исследователей, к болгаро-хазар­скому периоду существования городища - к VIII-IX вв. По начертанию они типичны для тюркоязычных народов, населявших в этот период зем­ли Северного Кавказа и степи Восточной Европы. Однако наиболее близ­кие аналогии двузубцам и трезубцам прослеживаются в Хазарин, Волж­ской и Дунайской Болгарии (рис. 5).

Х.Х.Биджиев, автор работы о Хумаринском городище, тщательно про­анализировав отечественную литературу, посвященную исследованию тамгообразных знаков, пришел к выводу, что единого мнения о их значе нии до сих пор нет. Он выдвигает свою "обобщенную" версию, предпола­гая, что смысл знака-тамги изменялся в зависимости от назначения пред­мета, на который он наносился: знаки на керамике могли быть метками ремесленников или владельцев мастерской, на каменных блоках крепост­ных стен - знаками учета привезенного материала или выполненной ра­боты, а знаки, нанесенные на различные предметы внутри городища, можно рассматривать как родовые или личные тамги населения средне­векового городища, исключительно пёстрого в языковом и этническом отношении. На стену Хумаринского городища после завершения строи­тельства могли нанести тамги господствующих родов. Наконец, автор вы­деляет религиозно-магическую функцию знаков, которую выполняли те из них, что были обнаружены в могильниках или погребальных камерах, на камнях святилища (59).

Чрезвычайно важными для нашей проблематики являются исследова­ния тамгообразных знаков в Хазарском каганате, ближайшем соседе приднепровских славян. На подобные знаки обратил внимание еще М.И.Артамонов, раскапывая в тридцатые годы XX в. поселения на Ниж­нем Дону. Он сравнил знаки, обнаруженные на саркельских кирпичах, со знаками, начертанными на камнях и кирпичах крепости Плиски - сред­невековой столицы дунайских болгар (60). В начале XX в. знаки на строи­тельном материале из Абобы - Плиски опубликовал К.В. Шкорпил (61) , чьи археологические находки долгое время служили материалом для сравне­ния исследователям знаков Хазарского каганата (62).

Формально-типологическое исследование знаков, которое осуществ­лялось и осуществляется в настоящее время большинством ученых, поз­воляет отметить при всей кажущейся идентичности их начертания не только неоднородность знаков, но и связать эту неоднородность с разны­ми этносами, разными территориями, разной хронологией. Подобный подход на начальной стадии изучения, когда, как правило, составляется корпус знаков, успешно применялся на протяжении полувека рядом оте­чественных и зарубежных ученых, практикуется он и до сих пор (63). Одна­ко в последние годы предпринимаются поиски новых методик анализа, в основе которых лежит исследование комплекса знаков, обусловленного однотипностью их носителя (по назначению, по материалу, по хроноло­гии и т.д.), что выявляет закономерности использования той или иной формы группы знаков или далее одного знака, позволяет более конкретно ставить вопрос о семантике последних (64).

Феноменальную работу в этом направлении провела В.Е.Флерова. Предприняв первоначально формально-типологическое исследование ха­зарских граффити, среди которых большую часть составили тамгообразные знаки (65) (рис. 6),


В дальнейшем она в значительной степени видоизме­нила свое исследование, используя систематизированные граффити при реконструкции религиозных представлений и мировоззрения народов, населявших Хазарию (66). Основополагающим материалом для изучения явились амулеты, однако она рассматривает также тореветику, граффити на костяных изделиях, на кирпичах, каменных блоках, керамике. Карти­на символического мышления выражена, по мнению автора, в образах и знаках, причем абсолютно приемлемым для Флеровой является переход образа в знак, по природе конвенциональный, но не теряющий от этого символического значения.

Применительно к заявленной в данной статье теме нам интересны прежде всего знаки в виде двузубца и трезубца, "являющиеся характер­ным признаком знаковой системы Хазарии" (67),

Подчеркивая, что двузубцы и трезубцы имеют самое широкое рас­пространение на различных предметах салтово-маяцкой культуры (в Ха­зарии) - на строительных остатках, керамике, костяных изделиях, пряжках, подвесках и тд., Флерова не исключает, что они могли служить "в качестве тамги, особенно племенной или "должностной", связанной с определенным статусом владельца, часто сопряженной и с его родовой принадлежностью..." (68). Однако она, не оставляя в стороне семантическую природу этих знаков, задается вопросом: не обусловлена ли их популяр­ность семантической нагрузкой, например, не олицетворяют ли они вер­ховное божество, с которым могли соотноситься?



В фундаментальном труде о древних бол­гарах В.Бешевлиева в раздел магическаих знаков занесен знак "ипси­лон" (в разных вариантах он показан на рис. 10), распространенный в различных областях расселения дунайских болгар и обнаруженный практически во всех крупных центрах - Плиске, Мадаре, Преславе и т.д. Знак наносился на стены крепостей, на черепицу, изображался на металлических изделиях, керамике, амулетах, перстнях и других вещах. Он имел апотропеичное, охранительное, значение, свидетельством че­го, к примеру, является вырезанный знак "У" на золотом перстне, най­денном в Видине (Бешевлиев отмечает, что подобные перстни имели греческую надпись "Боже, помоги"); выступал как аналог креста, со­провождая одну из древнеболгарских надписей (69). Конкретизируя свою мысль, проф. Бешевлиев подчеркнул, что у древних болгар знак "iyi" соответствует понятию "неба", равнозначного "Тенгри" - верховному божеству.

Во всех последующих работах болгарских ученых, пишущих о древ­них болгарских знаках, о религии праболгар, в знак "ипсилон" с сопро­вождающими его боковыми вертикальными чертами или без них вкла­дывается божественный смыслю

Серьезную научную значимость имеет статья П.Петровой (70), в кото­рой большое внимание уделяется раскрытию семантики знака, случаям его использования в атрибутике Первого Болгарского царства (681-1018), а так же предлагаются варианты начертания знака, и выяв­ляется образная основа этого начертания. Автор исходит из установлен­ного факта, что в протоиндийской письменности знак "ипсилон" вопло­щает изображение божественных близнецов-прародителей, держащих­ся за ствол священного мирового дерева. Петрова подчеркивает, что ге­ографическое соседство, культурные и экономические связи, языковая близость алтайской и протоиндийской групп повлияли на ряд изобра­зительных феноменов, в том числе на образное выражение магическо-религиозных понятий. Подобные понятия-образы прошли большой ге­ографический и хронологический путь и воплотились у праболгар на Дунае в аналогичных знаках, которые оказались созвучными их верова­ниям. (Этнографами доказано, что даже в XX в. в Болгарии зафиксиро­ван ритуал, связанный с культом близнецов.) Автор отмечает, что в про­тоиндийском письме божественные близнецы передавали также поня­тие "власть" (аналог: в славянской мифологии существуют два солнеч­ных близнеца Даждьбог и Сварожич, сыновья бога солнца Сварога, от которых зависит человеческое существование); вместе с "ипсилоном" они формируют понятие "вождь", "царь".

В Болгарии, как подчеркивает Петрова, знак "ипсилон", существую­щий в нескольких вариантах (рис.10),



языческий, рунический знак, чрез­вычайно распространен в комбинации с крестом - христианским сим­волом Автор приводит примеры подобного совмещения. В Преславе и еще в одной местности найдены два медальона с изображением "ипсило­на" с боковыми вертикальными чертами и патриаршего креста с конца­ми в виде "ипсилона" (рис.12).


Находка свидетельствует, что "ипсилон" использовался не только в языческий период существования болгарского государства, но и после принятия христианства.

С Петровой согласны и другие болгарские исследователи, например Д.Овчаров. Он пишет, что различные памятники, в которых соединяются магические дохристианские знаки с христианским крестом, отражают сложные и противоречивые изменения мировоззрения средневековой Болгарии на границе двух эпох: христианская религия входила медленно, длительное время в сознание болгарского населения, сосуществуя с остатками языческих верований (71). Профессор Бешевлиев приводит пример изображения раннеболгарского языческого знака "ипрсилон" на стене церкви Богородицы Елеуса XIV в. (72). Множество крестов с концами в виде трезубых знаков подобных "ипсилону" вырезано в христианское время на каменных стенах, кирпичах, черепице.

Сопоставляя подобные варианты, автор приходит к выводу, что "ип­силон" с двумя вертикальными чертами по бокам в период Первого Бол­гарского царства может толковаться: 1) как идеограмма божественных близнецов (прародителей); 2) как графическое обозначение Бога; 3) как графическое обозначение божественной власти (какой бы она ни была - небесной или ханской (царской) (73) .

Некоторые болгарские исследователи приписывали знак "ипсилон" с двумя вертикальными чертами по бокам князю Борису, который ввел в Болгарии в 864 г. христианство по православному образцу. Считали, что в первые годы после крещения, чтобы противопоставить себя Византии, он использовал свой родовой знак. В Великом Преславе не так давно обнару­жена оловянная печать с рунными знаками типа "ипсилона" с вертикаль­ными чертами по бокам, которую исследователи относят "к представите­лю наивысшей власти в государстве, т.е. хану или в его лице верховному жрецу" (74). Именно в Великом Преславе обнаружили "административную постройку", или "государственную канцелярию" X-XI вв., на кирпичах стен которой вырезан знак "ипсилон" с двумя вертикальными чертами (символ языческой религии). Считается, что здесь он использован как царский знак (75). (рис. 10).

Петрова предложила еще один вариант реконструкщии праболгарских знаков: она сопоставила изображения двузубцев и трезубцев с изоб­ражениями верховных жрецов или шаманов, подчеркнув, что разнооб­разные геометрические и стилизованные формы "ипсилона" воплощают важнейшие ритуальные жесты шаманов во время их действия(76). Шаман­ство, как считают болгарские ученые, является "одной из очень характер­ных сторон структуры языческих верований праболгар" (77). В Болгарии об­наружены многочисленные изображения человеческих фигур с предме­тами, характерными для шаманского культа, - бубном, колотушкой, в трехрогих головных уборах (коронах), часто в масках, танцующие, с под­нятыми или распростертыми руками. И в образном и в знаковом вопло­щении болгарские фигуры шаманов идентичны изображениям, извест­ным на прародине тюрко-болгарских ритуалов, - в Центральной Азии и Сибири (78). (рис. 11).



Как показали наблюдения П.Петровой, на мировоззрение болгар-язычников оказывали влияние не только раннетюркские культы, но и иные, в частности индоевропейские. Иранские божества у дунайских болгар воплощались в знаках, в специфических женских образах (79), при­чём, ученые подчеркивают, что иранская культура могла найти отраже­ние в праболгарских верованиях не только через посредство соседствования с иранокультурными аланами в причерноморских степях, но и зна­чительно ранее - еще в Азии, где праболгары ощущали влияние таких центров иранской культуры, как Хорезм, Согдиана, Бактрия (80). Отсюда наблюдающееся в Дунайской Болгарии сочетание тюркских культов и изобразительных традиций с иранской мифологией и иконографией уже на первых этапах существования государства.

Детальное исследование популярного у протоболгар знака "ипсилон" в различных его вариантах привело П.Петрову к выводу, что в нем заклю­чена идея божественной власти и ее субъектов: бога, шамана, земного правителя, причем вертикальные черты по бокам ("близнецы") усилива­ют божественность власти. На печати из Преслава изображен знак, сов­мещающий понятие божественности и земной власти (к сожалению, не удалось познакомиться с публикациями печати). Причем, как можно су­дить и по печати и по знакам, изображенным на кирпичах "государст­венной канцелярии" дворцового комплекса Великий Преслав, он может переходить из языческой эпохи в христианскую, будучи использован в этом случае как царский знак (81).

Исследователи праболгарских знаков выделяют три периода их бытования включая XIVв. (82) . Можно предположить, что не только "ип­силон", но и другие знаки находили применение также во Втором Болгарском царстве (1187-1396). В частности, знаки в виде букв гре­ческого или латинского алфавита, возникшие "на местной почве" в пе­риод Первого Болгарского царства (83). Подобный знак можно видеть на медных монетах болгарских царей (Михаила Шишмана, его же вмес­те с сыном Иваном). Лицевая сторона их занята фигурами конного или пешего царя в соответствующем одеянии и монограммой "ЦР" (в типе просматривается византийское влияние); оборотная сторона снабжена лигатурой, которую трактуют как монограмму Шишмана (84)(рис.14). Однако в графическом исполнении она идентична знаку, по­мещенному Л.Дончевой-Петковой на таблицах XXVII-XXVIII ("трезу­бец") (85) (рис.7).

Несмотря на общность мировоззренческих концепций, характер­ных для языческого мира, и идентичность в связи с этим изобразитель­ной символики (изображение "мирового дерева" в вертикальной и го­ризонтальной плоскостях - в виде стилизованного дерева с кроной, стволом и корнями, плетенки - четыре стороны света) в дохристианской, раннехристианской Дунайской Болгарии и Хазарии, при рекон­струкции их религиозно-мифологических систем практически в один и тот же хронологический период можно заметить определенное разли­чие в системах верований. Это находит отражение в графической сим­волике. Исследование амулетов как наиболее ярких выразителей рели­гиозных предпочтений свидетельствует: знаки "ипсилон" с двумя вер­тикальными чертами по бокам в аналогичных памятниках Хазарии от­сутствуют. Однако отсутствуют здесь и ярко выраженные изображе­ния шаманизма и оформление последнего в соответствующей знако­вой интерпретации.

Отсылая читателя для ознакомления с системой знакового оформле­ния верований населения Хазарского каганата к книгам В.Е.Флеровой, от­мечу лишь наиболее общие положения, имеющие отношение к семанти­ке двузубцев и трезубцев. Для мелкопластического искусства Хазарии ха­рактерна биполярность (отражение архаических космогонических пред­ставлений о движении солнца - днем слева направо, ночью - справа на­лево), зеркальное удвоение, нашедшее воплощение в типе амулета с пар­ными композициями (фигуры по обе стороны оси), а в графике - с двузубцами и трезубцами.

В биполярности, которая выделена Флеровой как составная черта ис­кусства Хазарии, в том числе и графики, прослеживается идея противо­борства двух взаимоисключающих космических принципов. Борьба бо­гов света и огня с мраком, ритуальной скверной (битва богов и демонов) нашла отражение не только в космическом законе, восходящем к индо­европейским прототипам, но и в земных противопоставлениях: день - ночь, дождь - засуха, оазис - пустыня и т.д. (86). Подобное понимание мироздания являлось основой верований иранцев, оно же нашло отра­жение и в верованиях населения Хазарии, как можно заключить из по­строений В.Е.Флеровой. Она отмечает, что в Первом Болгарском царстве среди изображений, начертанных на крепостных стенах, на черепице и проч., присутствуют в реалистическом или схематическом исполнении антропоморфные изображения с характерно поднятыми вверх руками. Как показано выше, их связывают с праболгарским шаманским культом. Подчеркивая, что сюжет антропоморфного божества "с предстоящими" архаичен, Флерова применительно к своему исследованию раскрывает его как образ Великой богини (с сопровождаемыми ее "парными полу­кружиями или скобами"), что в схематической интерпретации выраже­но двузубцем. Автор приводит также сведения о том, что эмблемой Ве­ликой богини в контексте индоевропейских традиций мог являться и знак трезубца (87).

Комплекс графических изображений вкупе с археологическим мате­риалом "определенного назначения" - амулетами - позволил Б.Е.Флеро­вой воссоздать картину мировоззрения многоэтносового населения Хаза­рии. Выделенная ею языческая система верований является основопола­гающей для всего государства. Она не включает воздействие "мировых религий": христианства, иудаизма, существуя, так сказать, "в чистоте".

Эта система сложилась в двуединстве тюркского и иранского, причем иранский оказывается приоритетным (88). Наверное, корни этого феноме­на кроются в самой глубокой древности, уходя в эпоху, когда южнорус­ские степи служили одной из областей обитания носителей индоевро­пейской культуры (89). Позднее этот факт создал приоритет "иранизмов" в образах мышления хазар. Хотя Флерова считает, что нельзя выделить в Хазарии особого знака подобного "ипсилону" с вертикальными чертами по бокам, характерного для Первого Болгарского царства (см. выше), из­начальная сакральная семантика двузубцев и трезубцев ею подчеркивает­ся. Поскольку в построениях В.Е.Флеровой "тема иранизма в верованиях населения каганата предстает шире и разнообразнее, чем простое про­должение аланских традиций в раннесредневековой культуре" (90), нет ни­чего удивительного, что автор напрямую обращается к культуре Ирана, стремясь обнаружить в ней аналогии хазарским знакам и символам. Бес­спорно, заслуживает особого внимания ее интерес к тамгообразным зна­кам Ирана, которые изображены на штукатурке, встречаются на резных камнях, монетах, керамике, произведениях торевтики.

Отечественные исследователи Сасанидского искусства полагают, что "ни смысловое значение этих знаков, ни их прототипы не выяснены окончательно" (91). Большинство ученых не считает их тамгами по проис­хождению, однако выделяет три группы знаков, среди которых могут быть и родовые тамги, и знаки, соответствующие определенным титулам и рангам, и знаки ("нешаны") храмов (92). К храмовым знакам относится, в частности, трилистник (трезубец). Подобный трезубец можно видеть на печати одного из магов (93). (рис. 13)


Оставляя в стороне разнообразие начертаний двузубцев и трезубцев, анализ которых сделан в книге В.Е.Флеровой, подчеркну значимость ее за­ключения о генетическом единстве этих двух хазарских знаков. В значи­тельной степени на этот вывод повлияла "коллекция" Хумаринского го­родища на Кубани (форпоста Хазарского каганата), состоящая почти сплошь из двузубцев и трезубцев, смысловая однородность которых, по мнению Флеровой, несомненна (94). В двузубце же, как считает автор, скон­центрирована символика священности верховной власти, с ним связаны мифы архаических индоевропейских верований - мифы о близнецах ("близнечные мифы"), образ Великой богини. (Как отмечалось выше, в Хазарии не выделен знак, непосредственно связанный с личностью пра­вителя, с властью, например, с каганом.)

Система "бинарных оппозиций", нашедшая яркое воплощение в аму­летах - овеществленных символах верований населения Хазарского ка­ганата, отразилась и в организации власти этого государства - двойст­венности управления, которое осуществляли каган и бек (95). Причем беку была присуща сугубо практическая деятельность (например, предводи­тельство войском), каган же воплощал божественную магическую силу, что было хорошо известно всем соседним народам, воевавшим с Хазарией. При виде кагана, которого специально выводили по этому случаю, они обращались в бегство (96) .

В начале IX в. хазарские правители и вельможи приняли иудаизм, В Хазарии возникла религия правящего дома, что отнюдь не означало отка­за от прежних верований всего населения Хазарского каганата: "основная масса народа оставалась языческой. Причем язычество было здесь не пе­режиточным явлением, как в Дунайской Болгарии, у среднеазиатских ко­чевников, на Руси и в других странах, которые в конце I - начале II ты­сячелетия восприняли христианство или мусульманство, а полноправной религией народных масс" (97). Археологические раскопки, проводящиеся в последние годы на территории бывшего Хазарского каганата, приносят все больше доказательств сохранения здесь языческих обрядов и верова­ний и отсутствия следов влияния иудаизма на памятники материальной культуры Хазарии. Это свидетельствует не только о веротерпимости, но и о крепости религиозной системы Хазарского каганата, что явилось отра­жением высокого уровня общественного развития последнего, как полагают исследователи (98).

М.И.Артамонов считал крупное степное государство - Хазарский ка­ганат "почти равным по силе и могуществу Византийской империи и Арабскому халифату". Во всяком случае, в VIII-IX вв. Хазарскому кагана­ту принадлежало ведущее место в истории южных земель Восточной Ев­ропы, и именно Хазария была первым государством, с которым вступила в контакт Русь при формировании своей государственности (99).

Речь идёт о государственном образовании славянских племен, носите­лей волынцевской культуры (и эволюционизировавших на ее основе ро-менской, боршевской и окской) - предшественнике (одном из предше­ственников) Древнерусского государства. Это политическое образование, расположенное в Днепровско-Донском междуречье, известное уже в первой четверти IX в., в литературе фигурирует под названием Русского каганата(100).

Несмотря на яростное неприятие концепции о Русском каганате, ее постсоветский критик не может не признать явного взаимодействия во­лынцевской и салтово-маяцкой надэтничой "государственной" культуры Хазарии, приводя данные археологических исследований: "Новые иссле­дования волынцевских памятников Левобережья Днепра показали, что эта славянская в основе культура находилась под прямым воздействием салтово-маяцкой археологической культуры Хазарского каганата" (101). Дей­ствительно, в археологических работах последних десятилетий особо под­черкивается факт смешения культур, которые приняли участие в станов­лении культуры ранней Киевской Руси, подчеркивается, что, например, в Среднем Поднепровье в последней четверти I тысячелетия н.э. существовали различные по культурной принадлежности группы памятников (102); особо акцентируются "тесные связи славянской и салтовской культур" (103) в VIII в. в Среднем Поднепровье и т.д.

Новые данные археологических раскопок изменили и сам принцип подхода к проблеме отношений славян и кочевников: сугубо негативная их оценка постепенно трансформируется, ученые все настоятельнее заяв­ляют "о конструктивном начале русско-кочевнических контактов" (104).

В этом контексте рассматриваются теперь и взаимоотношения сла­вян, прежде всего с интересующими нас праболгарами и хазарами. Бол­гары до переселения их значительной части в VII в. на Дунай жили в Подонье, Приазовье, на Северном Кавказе совместно с хазарами и ала­нами, в регионе салтовской культуры. В новейших исследованиях под­черкивается, что для указанного региона характерна "смешанность эт­нокультурных традиций, включающих не только аланские и болгарские, но и славянские компоненты" (105). На Дунае, как известно, тюрко-болгары превратились в славяно-болгар, в IX в. стали христианами, но не от­казались и от прежних верований, которые нашли воплощение, как бы­ло показано выше, в графической символике, окрашенной "иранизмами" и "тюркизмами", принесенными из Центральной Азии и Донских степей. Отзвуки этой символики - начертания на стенах Великого Преслава, Плиски, Мадары и т.д. Белокаменные крепости из подобным же способом обработанных каменных блоков с нанесенными на них аналогичными, но не всегда идентичными, рисунками и знаками - ха­рактерная черта Хазарии VIII-IX вв. (106). Одна из таких крепостей на До­ну находилась всего в 25 км от славянского городища Титчиха. Целая система крепостей в 20-30-е гг. IX в. была выстроена на северо-западе Хазарии, на территории, соприкасавшейся с ареалом волынцевской культуры (107). Трудно себе представить, чтобы подобная территориальная близость исключала взаимовлияния, в том числе культурные, религиозные и проч., причем приоритетность всегда остается за более сильным партнером.

Сошлюсь опять-таки на современных украинских исследователей, ко­торые, признавая вышесказанное, подчеркивают, что "ощутимым оказа­лось влияние Хазарии на формирование экономических и политических структур восточных славян. Есть основания утверждать, что раннерусская система двуумвирата на киевском столе (Аскольд и Дир, Олег и Игорь. - Н.С.) была позаимствована от хазар. В пользу этого свидетельствует, в ча­стности, и то, что киевские князья носили титул хакана или кагана" (108).

Стоит ли удивляться, что в древнем Киеве при раскопках находят многочисленные предметы (керамика, кирпичи, изделия прикладного ис­кусства), на которых изображены двузубцы и трезубцы? (рис.9) На кир­пичах древнейших зданий Киева - Десятинной церкви и дворца Влади­мира близ нее - обнаружены трезубцы (109) (как на аналогичных зданиях Дунайской Болгарии), на металлической булле, приписываемой Свято­славу Игоревичу, из Киева (не сохранилась) и на костяной пряжке из Саркела изображены идентичные двузубцы (110) и т.д. (рис 8).


Б.А.Рыбаков сообщает и о знаках (двузубцах и трезубцах) на стенных кирпичах церк­вей других русских городов XI-XII вв., однако нас интересует прежде все­го Киев, где начали чеканиться первые русские монеты, также несущие подобный знак.

Еще у Н.М. Карамзина можно прочитать, что "киевские жители упо­требляли имя Кагана вместо государя, для того, что они долгое время бы­ли подвластны Хазарским Великим Каганам" (111). Современные зарубеж­ные и отечественные историки выдвигают гипотезу об основании Киева хазарами, во всяком случае приводят аргументы в пользу того, что "Киев имел помимо славянского также хазарское назначение" (112). Факт прожи­вания хазар в Киеве широко известен. Об этом свидетельствует хотя бы могильник "салтовского типпа", обнаруженный еще М.К. Каргером при раскопках древнего Киева (113).

Признавая, как уже отмечалось выше, влияние хазар на формирова­ние "управленческих" структур у восточных славян, отмечая взаимодей­ствие салтово-маяцкой и волынцевской культур на левом берегу Днепра, большинство археологов исключает "сколько-нибудь значительное" ха­зарское влияние на Правобережье Днепра и на Киев в особенности (114). Между тем В.В.Седов отмечал, что в регионе Киева волынцевская культу­ра переходит и на правый берег (115). Вероятно, также вместе с салтовской, что может объяснить присутствие здесь расцветших пышным цветом впоследствии двузубых и трезубых "знаков Рюриковичей", до сих пор производящих впечатление "саморожденных". Этнокультурные контакты между славянами Левобережья и Право­бережья Днепра (Киев) и жителями Хазарии могут являться причиной некоторых чисто внешних, в том числе и графических, заимствований, однако вряд ли к таковым относится принятие славянскими правителя­ми титула "каган". Этим титулом русский правитель обозначался в запад­ноевропейских и восточных источниках IX-X вв. (116). Считается, что при­нятие титула "каган" произошло в 20-30-е гг. IX в., "когда носитель этого титула в Хазарии еще не был символическим главой государства. В про­тивном случае русскому князю не было бы смысла именоваться каганом". И далее: "В это время хакан хазар был реальным властителем, которого и считали царем (117).

Справедливо подчеркивается, что правитель с таким титулом вряд ли был лишь племенным вождем, но "стоял во главе объединения, которое можно рассматривать как зародыш большого раннефеодального государ­ства" (118). Именно о таком политическом объединении на территории во-лынцевской культуры писал В.В.Седов, полагавший, что в землях Восточ­ной Европы другого мощного политического образования славян тогда не было", а если "в каганате русов все же был административный центр, то это мог быть только Киев" (119) .

По всей вероятности, в Киеве находился и глава славянского государст­венного объединения - каган. Этот титул носил не только хазарский пра­витель, но и аварский. Он был хорошо знаком Западной Европе и Визан­тии с VI в. в связи с вторжением аваров в Центральную Европу и их дей­ствиям там, в результате чего титул "каган" зафиксирован византийскими и латинскими источниками. В то же время известно, что в середине IX в. Русь представляла значительную силу, пользующуюся международным признанием (120), и принятие самого известного в регионе титула ее прави­телем вводило каганат русов в международное политическое поле.

Таким образом, в принятии этого титула можно видеть не столько ха­зарское влияние, сколько своеобразную самоидентификацию, обуслов­ленную прежде всего внешнеполитическими обстоятельствами (121).

Предполагают, что Русский каганат прекратил свое существование по­сле захвата Киева Олегом в 882 г., объединения среднеднепровских и се­верных территорий и образования единого Древнерусского государства (122). Однако титул "каган" использовали русские правители и после этого со­бытия, даже в период упадка Хазарии и после крещения Руси в X-XI вв. Об этом свидетельствуют уже "внутренние источники" и прежде всего первое, по сути дела, оригинальное произведение на русском языке "Сло­во о законе и благодати", созданное, как полагают, между 1037 и 1050 гг. тогда еще священником Берестовской церкви под Киевом, будущим митрополитом Иларионом. В "Слове" содержится "похвала каганоу нашемоу влодимероу. От него же крещени быхомъ" (124). Вряд ли именование несколь­ко раз Владимира "каганом нашим" можно охарактеризовать только как риторический прием или желание "подчеркнуть исключительное положе­ние русского князя в окружающем Византию мире" (125). Ведь после созда­ния "Слова" в 1051 г. Ярослав Мудрый, собрав епископов в Софии Киев­ской, возвел своего духовника Илариона на митрополичий стол, после чего тот сделал особую запись - "Быша же си в лето 6559 владычествующу блговерьному кагану Ярославу сну Владимирю" (126), где "каган Ярослав" зву­чит как констатация. Иларион, судя по тексту "Слова", вполне естествен­но совмещает христианские и языческие имена Владимира (Василий) и Ярослава (Георгий), называя их все-таки каганами.

Во вполне "прозаичной" надписи на стене Софии Киевской "Спаси, Господи, кагана нашего" подобным образом назван сын Ярослава Влади­мировича - Святополк Ярославич, правивший в Киеве в 1073 - 1076 гг. На стене Софии Киевской имеется и рисунок трезубца, кстати, более всего похожий на современный украинский герб (127). Думается, что над­пись на стене того же храма "В (лето) 6562 месяца февраля 20-го кончи­на царя нашего...", которую связывают с Ярославом Мудрым (128), также имеет в виду "каганство" последнего, ибо известно, что правитель хазар, носивший титул "кагана", именовался также царем (129). Византийцы назы­вали архонтами и хазарских каганов и русских правителей, но если для первых у них существовали и другие термины, то за вторыми наименова­ние "архонт" сохранилось надолго.

А.П.Новосельцев, признавая, что каганами русские правители имено­вались в IX-X вв., приходит к выводу, что во второй половине XI в. они ут рачивают этот титул и "в начале XII в. русский летописец не называет ки­евского князя хаканом даже применительно к прошлому" (130).С данным фактом соотносятся наблюдения филологов над термином "князь", кото­рый пришел к восточным славянам (устным путем) из болгарского языка довольно поздно - в конце (середине?) XI - начале XII в. Исследователь лексики "Повести временных лет" А.С.Львов, замечая, что летописец ино­гда слово "князь" употребляет взамен слов "цесарь" и "каган", подчерки­вает, что он нарочито исключил слово "каган" не только по отношению к русскому правителю, но и по отношению к правителям даже тюркских народностей (131). В результате исследователь приходит к выводу: "В Повес­ти временных лет слово князь введено при перередакции и переписыва­нии этого исторического труда едва ли не ранее начала XII в. До этого времени... по крайней мере в Киеве, в том же значении, по-видимому, было употреблено тюркское по происхождению слово каган" (132). Лишь один раз в этом памятнике упомянут титул "каган" по отношению к раз­громленному Святославом хазарскому правителю, но и то этот титул приравнивается к титулу "князь" ("хазары с князем своим каганом"). Как воспоминание о былом "каганьем времени" в "Слове о полку Игореве" (80-е гг. XII в.) титул каган используется по отношению к князю Олегу Святославичу. Не случайно ему приписывается прозвище "Гориславич" как напоминание о злых делах, которые совершил этот князь, являясь за­чинщиком многих междуусобиц (133). Возможен здесь намек и на тот факт, что Олег Святославич был не только черниговским князем, но и управлял тмутараканским княжеством на Тамани, где жили потомки хазар. Он как бы уподоблялся хазарам, к которым в письменных памятниках этого времени прослеживается явно негативное отношение. В конце концов, "цивилизованный мир" и вовсе пренебрежительно начал воспринимать термин "каган". Известно изречение, сохранившееся в рукописи XIV в.: "Каган зверообразный скифский" (134) .

Почти одновременно с титулом "каган" исчезают и "знаки Рюрикови­чей": одни считают, что это произошло в середине XII в. (135) , другие - в на­чале XIII в. (первой половине XIII в.) (136).

Вернемся к толкованию знака русских монет. Как было показано в семантике знаков в виде двузубца и трезубца у ближайших соседей вос­точных славян, - в государстве Хазарский каганат просматривается от­печаток верований, в основе которых лежат индоевропейские (иран­ские) языческие культы, выразителями коих явились прежде всего аму­леты. Древнерусские металлические амулеты и по типологии и по содер­жанию отличаются от салтовских (137). Их образы связаны со спецификой славянских верований. О славянских языческих божествах рассказывает­ся в "Повести временных лет" под 980г.: "И нача княжити Володимеръ в Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога и Симаръгла, и Мокошъ. И жряху имъ, наричюще я богы..."(138). Еще ранее в договорах Руси с греками упоминается "скотий бог" Белее (Волос) (139). Договоры, реконструирующие систему древнерусских языческих клятв, называют Перуна и Белеса, главных богов языческой Руси. Они считают­ся богами "первого ранга", восходящими к индоевропейской теони-мии (140). К явно славянским божествам относится Мокошь, женское бо­жество, связанное с культом рожениц (141). Хоре и Симаргл истолковыва­ются как иранские божества (142). Новые данные в результате изучения лексики "Слова о полку Игореве" свидетельствуют о "семантическом со­отнесении" имен Дажьбога и Стрибога (внуки Дажьбога - князья, ко­торые вели Русь к гибели, внуки Стрибога - дружинники, ее охраняющие), т.е. первый упомянут в отрицательном смысле, второй - в поло­жительном (143).

Иранская этимология имени Стрибог была предложена ранее, в настоя­щее время принимается версия имени Дажьбог, также восходящая к иран­ским корням ("злой бог") (144). Если учесть современное толкование шести на­званных богов, то система "бинарных оппозиций" в подборе божеств про­слеживается довольно четко, по следующим парам: крайние - Перун, гро­мовержец, связан с военной функцией, Мокошь (Макошь), женский образ, связанный с рождением, продолжением рода; вторая пара - Хоре, солярное божество (свет, тепло) и Симаргл, связанный с мифическим Сэнмурвом и со зловещей птицей Див, "враждебной Русской земле"; наконец, Дажьбог и Стрибог, как было отмечено выше, могут быть восприняты в качестве проти­воположных по значению ("зло" и "добро").

Налицо, таким образом, иранский принцип воззрений, выраженный через определенную систему подбора (противопоставлений) божеств (может быть, поэтому Велесу не нашлось здесь места). В данной системе участвуют и "исконные" славянские божества, и воспринятые, как пред­ставляется, через контакты с хазарами.

Очень скоро (в 988г.) Владимир крестился; известно, что изображе­ния богов (в первую очередь Перуна) уничтожались, однако не так про­ст было вытеснить из сознания простых людей и самого Владимира прежние верования.

Современные лингвисты, изучающие проблемы праславянских язы­ков, подчеркивают, что "к моменту возникновения письменности славя­не успели дважды сменить свои сакральные представления. Сначала древ­нее язычество подверглось сильному влиянию дуализма иранского типа, затем последний, не одержав полной победы, был вытеснен христианст­вом. Двойная система сакральных представлений оставила глубокие сле­ды в праславянском языке... " (145). Можно наблюдать эти следы и в древнерусском искусстве (146), что отражает существование в прошлом опреде­ленной религиозно-мифологической и культурной общности между иранцами и славянами..." (147).

Принятию Древней Русью монотеистической религии в конце 980-х гг. византийские источники уделяют не столь большое внимание, как ка­залось бы, должны были. В "Повести временных лет" за эти годы явно просматривается усиление Руси, с которым византийцы справлялись с трудом. (Об этом свидетельствуют хотя бы слова императоров, уговарива­ющих сестру Анну выйти замуж за русского правителя: "И реста ей бра­та: "Еда како обратить богъ тобою Рускую землю в покаянье, а Гречьскую землю избавишь от лютыя рати. Видиши ли, колько зла створиша Русь грекомъ? И ныне аще, не идеши, то же имуть створити намъ") (148). Это усиление позволило русскому князю выбрать религию определенного толка, и в основе этого выбора, как и в случае с титулом кагана, лежали политические причины.

Вопросы принятия Русью христианства подробно рассмотрел А.П.Новосельцев (149), который, сетуя на немногочисленность и противоречивость источников, освещающих факт христианизации Руси, останавливается на трудностях, связанных с этим процессом: "Происходило это трудно и при большом сопротивлении народных масс, и очевидно, части вер­хов" (150) . Видя во Владимире не "скороспелого реформатора", а "осторож­ного политика", автор считает, что "Владимир, став христианином, сохра­нил многие привычки и черты князя языческой поры. Он любил дружи­ну и устраивал для нее знаменитые пиры... проводя нововведения в глав­ном, в более частных вопросах оставался верен старине..." (151). В качестве примера Новосельцев приводит сообщение летописца о том, как люди плакали, когда свергнутого Перуна били "палками, и говорили: "Вчера чтимъ от человекъ, а днесь поругаемъ".

Вероятно, в этом контексте следует рассматривать и возврат при че­канке первых монет от образа Иисуса Христа к трезубцу. О сакральности этого знака говорилось выше (по семантике он адекватен двузубцу - зна­ковому выразителю хазарских (иранских) верований). Сакральность тре­зубца соответствовала и сакральности правителя Руси, что соотносится с функциями правителей на ранних этапах развития государственности. Один из исследователей княжеской идеологии X-XII вв. отмечал: "Очень точно восприятие князей как духовных владык подчеркивает хазарский титул "каган", прилагаемый к верховному сакральному царю. Этот титул употреблен Иларионом в "Слове о законе и благодати" применительно к Владимиру, Ярославу..." (152). Очевидно, автор не сомневается в "каганьей" са­кральности последних. Хотя вряд ли стоит напрямую увязывать функции, которые приписываются хазарскому кагану, с "реалиями бытия" правите­лей русов, принявших этот титул (153), однако магическую функцию, выпол­няемую русским правителем, исключить нельзя. Исследователи пишут об Олеге, выступающем "князем-жрецом, соединившим сакральную и поли­тическую функции" (154), о жреческих функциях Владимира Святославича (155). У протоболгар, как свидетельствуют раннеболгарские источники, хан (хан сюбиги) являлся верховным правителем государства, высшим военачаль-ником, верховным законодателем и судьей, а также главным жрецом (156).

Магическое значение у праболгар на Дунае имел знак "ипсилон", как об этом говорилось выше. Можно предположить, что для русских прави­телей таковым являлся двузубец - трезубец. В.Е.Флерова приводит интересную деталь, зафиксированную в Дунайской Болгарии, - совмещение трезубца (аналогичного изображению на монете болгарского царя Миха­ила Шишмана) и грифона.


Грифоны (орлиногрифоны) характерны для древнерусского искусства, где их изображения связаны с княжеской сре­дой. Встречаются они и в Хазарии (157).

Думается, что обширный материал, использованный в настоящей ста­тье с целью поиска аналогий и объяснений "загадочного знака" первых русских монет, позволяет охарактеризовать его как сакральный, магичес­кий символ (158), реликт прежних верований (подобный символ, отличаю­щийся от знака собственности, родового знака, имел в виду Н.П.Лихачев).

Этот знак ("иранский вклад в древнерусскую духовную культуру") со­ответствовал представлениям русского правителя о его функциях, в ре­зультате чего и наблюдается совмещение знака с таким властным атрибу­том, как монета.

Впоследствии произошла его трансформация - знак княжеской соб­ственности, "знак Рюриковичей", как он и квалифицируется в историо­графии.



Примечания:


1. Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X - XI веков, Л., 1983.

2. Карамзин ИМ. История государства Российского. Т. 2. М , 1988. Прим. 56.

3. Що означае собою знак "Тризуба" i звхдки вш походить. (Листз Берлина) //Тризуб. Тижневик. Paris , 1928. № 6. С. 15-16.

4. Шаповалов Г.И. Знак Рюриковичей не Тризуб, а яклр-крест // Памъятки Укра i ни. Ки i в, 1990. Т. 1; Он же. О символе "якорь-крест" и значении знака Рю­ риковичей //Византийский временник. 1997. Т. 57. С. 204-210.

5. См, например, определение понятий "геральдика " и "герб" в статье крупней­ шего французского специалиста по геральдике Мишеля Пастуро: Heraldique // Dictionnaire du Moyen Ages . Paris : PUP , 2002. P . 664-667: "Геральдика - вспомога­ тельная историческая дисциплина, занимающаяся изучением гербов. Гербы - это цветные эмблемы, принадлежащие индивидууму, династии или некоему коллекти­ ву и созданные по определенным правилам, правилам геральдики. Именно эти пра­ вила (впрочем, не столь многочисленные и не столь сложные, как обычно считают, основу которых составляет правильное использование цвета) отличают европей­ скую геральдическую систему от всех остальных эмблематических систем, предше­ ствующа и последующих, военных и гражданских".

6. Толстой И.И. Древнейшие русские монеты великого княжества Киевского. СПб., 1882.

7. Там же. С. 165-182.

8. Там же. С. 182.

9. Там же. С. 186.

10. Трутовский В.К. Ученые труды А.В.Орешникова. М , 1915. С. 8-9.

11. Арциховский А.В. Памяти АЛ.Орешникова // Нумизматический сборник. M .,1955.4.1(B .25). C .7-1 Z

12. Орешников АВ. (А.О.) Новые материалы по вопросу о загадочных фигурах на древнейших русских монетах //Археологические известия и заметки. М, 1894. №10. С. 301-311.

13. Русские древности в памятниках искусства, 1891. В. IV . С. 172.

14. Орешников А.В. Древнейшие русские монеты // Русские монеты до 1547 года. М., 1896 (Репр . М, 1996). С. 1 -5; Он же. Материалы к русской сфрагистике // Труды Московского нумизматического общества. М., 1903. Т. III . В.1.С. 9-11; Он же. Задачи русской нумизматики древнейшего периода. Симферополь, 1917; Он же. Классификация древнейших русских монет по родовым знакам // Извес­тия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. Л., 1930. VII серия. № 2; Он же. Де­ нежные знаки домонгольской Руси. М., 1936.

15. Бауэр Н.П. Древнерусский чекан конца X и начала XI в. // Известия ГАИМК А., 1927. Т. V . С. 313-318.

16. Лихачев Н.П. Материалы для истории русской и византийской сфрагисти­ ки // Труды музея палеографии. Вып. 2. А, 1930. II . С. 56.

17. Таубе М.А. Загадочный родовой знак семьи Владимира Святого // Сбор­ник, посвященный проф. П.НМилюкову. Прага, 1929. С. 117-132; Он же. Родо­вой знак семьи Владимира Св. в его историческом развитии и государственном значении для древней Руси // Владимирский сборник в память 950-летия креще­ния Руси. 988-1938. Белград , (1939). С. 89-112.

18. Таубе М.А. Родовой знак семьи Владимира Св... С. 104.
19.Тамже.С.91-92.

20. Там же. С. 106.

21. Там же. С. 109-110.

22. Там же. С.111-112.

23. См., например, его замечания на сообщение В.К.Трутовского в Москов­ ском археологическом обществе "Новый взгляд на происхождение загадочного знака на монетах Св. Владимира"// Древности, Труды императорского Москов­ ского археологического общества. М., 1900. Т. XVII . С. 121; Орешников А.В. Де­ нежные знаки домонгольской Руси. С. 49.

24. Рапов О.М. Знаки Рюриковичей и символ сокола //" Советская археология (СА). 1968. №3. С. 62-69.

25. Рыбаков Б.А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X - XII вв. //Советская археология. 1940. VI С. 227-257.

26. Там же С. 233.

27. Там же. С.233-234.

28. Там же. С. 234.

29. Янин В.Л. Древнейшая русская печать X в. // Краткие сообщения Инсти­ тута истории материальной культуры (КСИИМК). 1955. Вып. 57. С. 39-46; Он же. Княжеские знаки суздальских Рюриковичей // КСИИМК 1956. Вып. 62.

С. 3-16. В данной работе В.Л.Янин обосновывает тезис о личностной характерис­ тике княжеской тамги, существовавшей изначально, лишь позднее приобретшей родовой или территориальный характер (рязанская тамга XIV - XV вв.); Он же. К вопросу о дате Лопастицкого креста // КСИИМК 1957. Вып. 68. С. 31-34; Он же. Актовые печати Древней Руси. X - XV вв. М., 1970. Т. 1. С. 36-41,132-146 и

АР

30. Ильин А.А. Топография кладов древних русских монет X - XI в. и монет удельного периода. А., 1924. С. 6.

31. Лихачев Н.П. Указ. соч. С. 266.

32. Там же. С. 108.

33. Там же. С 57.

34. Там же. С 266.

35. Там же. С. 262-263.

36. Там же. С. 264.

37. Там же. С. 266.

38. Голб Н., Прицак О. Хазаро-еврейские документы X в. Науч. ред., послесл. и коммент. В.Я.Петрухина М; Иерусалим, 1997; Флеров B . C . Коллоквиум "Хаза­ ры " и "Краткая еврейская энциклопедия о хазарах " // Российская археология (РА). 2000. № 3; См.рецензию: Толочко П.П. Миф о хазарско-иудейском основа­нии Киева //РА. 2001. № 2. С. 38-42.

39. Об этом. CMJ Седов В.В. Русский каганат IX в. // Отечественная история.

1998. № 4. С. 3-15; Он же. У истоков восточнославянской государственности. М,

1999. С. 54; Петрухин В.Я. "Русский каганат", скандинавы и южная Русь: средневе­ ковая традиция и стереотипы современной историографии // Древнейшие госу­дарства Восточной Европы. 1994. М, 1999. С. 127-142.

40. Сотникова М.П., Спасский И.Г. Указ. соч. С. 7.

41. Даркевич В.П. Романские элементы в древнерусском искусстве и их пере­работка // Советская археология. 1968. № 3. С. 71.

42. Сотникова М.П. Спасский И.Г. Указ.соч. С. 6. 60-61.

43. Бутырский М.Н. Образы императорской власти на византийских монетах //Нумизматический альманах. 2000. № 1. С.20-21.

44. Сотникова М.П., Спасский И.Г. Указ. соч. С. 6.

45. Engel А . ег Serrure R . Tralte de Numismatique du Moyen Age. Paris, 1891. T. 1. P. XL,164,183.

46. Мифы народов мира. М., 1988. Т.2. С.241.

47. Ставиский В.И. У истоков древнерусской государственной символики // Философская и социологическая мысль. 1991. № 5. С. 99.

48. См. об этом: Березкин Ю.Е. Двуглавый ягуар и жезлы начальников // Вест­ ник Древней истории. 1983. № 1. С. 163-164.

49. Rintchen В . Les signes de prop"riete chez les Mongols //Arhiv orientalni Praha, 1954. T XXII. № 2-3. P. 467-473.

50. Там же. С. 468.

51. Кызласов И.А Рунические письменности евразийских степей. М, 1994. С. 228-230.

52. Там же. С. 231.

53. Кочкина АФ. Знаки и рисунки на керамике Биляра // Ранние болгары в Восточной Европе. Казань, 1989. С. 97-107.

55. Там же. С 101. Полубояринова М.Д. Знаки на золотоорлынской керамике // Средневеко­вые древности евразийских степей. М., 1980. С. 165-212.

56. Там же. С. 205.

57. Там же. С. 174.

58. Биджиев Х.Х. Хумаринское городище. Черкесск, 1983.

59. Там же. С. 92.

60. Артамонов М.И. История хазар. СПб., 2002. С. 308.

61. Шкорпил К.В. Знаки на строительном материале // Известия Русскою ар­ хеологического Института в Константинополе. Т.Х.София, 1905.

62. Обзор работ, посвященных графике Хазарин, предпринят В.Е.Флеровой (Граффити Хазарин. М., 1997. С. 11-22). См. также историографический очерк в книге: Дончева-Петкова Л. Знаци върху археологически паметници отсреднове ковна България VII - X век. София, 1980. С. 7-18.

63. Щербак: А.М. Знаки на керамике Саркела // Эпиграфика Востока. XII . М; А, 1958. С. 52-58; Дончева-Петкова А Указ. соч.; Яценко С А. Знаки-тамги ираноязыч­ ных народов древности и раннего средневековья. М, 2001. С107-117.

64. Аладжов Ж. Проучвания върху старобългарските знаци (В търсене на за­ кономерности) //Разкопки и проучванья. София, 1991. П.Врезультате исследова­ ния комплекса знаков из могильников протоболгар и славян в языческий и хрис­тианский периоды в разных регионах Болгарии выявлена их разность, взаимовли­яния, генетическое родство - по периодам, замечено сохранение в христиан­ ском периоде устойчивых типов языческих знаков и т.д. В качестве примера для подражания автор называет работу Т.И. Макаровой и САПлетневои "Типология и топография знаков мастеров на стенах внутреннего города Плиски (В кн: В па мет на проф. Ст.Ваклинов. София, 1984), в которой исследуется в различных ас­пектах комплекс знаков, связанных с определенным, точно датированным па­мятником.

65. Флерова В.Е. Граффити Хазарин. М., 1997.

66. Флерова В.Е. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. Иерусалим; Москва, 2001.

67. Там же С. 43.
68.Тамже.С.54.

69. Бешевлнев В. Първобългарите. Бит и култура. София, 1981. С. 70-71. Еще ранее в специальных статьях В.Бешевлиев дает более подробную характеристику этому знаку, приведя многочисленные примеры его использования и описывая варианты трактовки (Бешевлнев В. Първобългарски амулетн // Известия на На-родння музей Варна. 1973. Кн. IX (XXIV ). С. 55-63; Он же. Значението на прабългарския знак iyi // Известия на Народния музей Варна. 1979. № 15. С. 17-24).

70. Петрова П. За пронзхода и значението на знака "ипсилон" и неговите до-фонетични вариант // Старобългаристика. XIV. (1990). 2. С. 39-50.

71. Овчаров Д. За прабългарските амулети //Музеи и паметници на култура- те. 1977. № 1. С. 12; Он же Още веднъж за старобългарските знаци - тамги // Овчаров Д . Прабългарската религия. Произход и съпргост. София, 1997. С. 117 и АР

72. Бешевлнев В. Първобългарски амулетн... С. 62.

73. Петрова П. Указ. соч. С. 42.

75. Там же. С. 50.

76. Об этом: Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 62.

77. Овчаров А К вопросу о шаманстве в средневековой Болгарии VIII - X ве­ ков // Bulgarian Historical Reiiew . SoRa, 1981. 3. С. 73.

78. Там же С. 82; Он же. За езическата символика у прабълглрите// Овчаров ДПрабългарската религия. С. 278,281; Он же. По въпроса за Шуменската плочка //Музеи и паметници накултурата. 1978.№2. С.22-25; Ахексиев Й. Изображение на шаман върху средновековен съд от Царевец във Велико Търново // Проблеми на прабългарската история и култура. София, 1989. С. 440-447.

79. Овчаров Н. Съществувала ли е богинята Умай в прабългарския пантеон? //Проблеми на прабългарската история и култура. С. 430-439.

80. Там же. С. 433. См также: Овчаров Д Ранносредновековните графитнн рисунки от България и въпросът за техния произход // Плиска-Преслав, 2. Со­фия, 1981. С. 98.

81. Петрова П. Указсоч. С. 49-50.

82. Овчаров А Средновековни графитни рисунки от България и тяхната връзка с наскалното нзкуство на Средна Азия и Сибир // България в света от древносттадо наши дни. София, 1979. Т. 1, С.244-245.

83. Дончева-Петкова Л. Указ. соч. С. 27.

84. Мушмов Н. Монетнте и печетите на българските царе. София, 1924. С. 97-98.

85. Дончева-Петкова А Указ. соч. С. 168,170.

86. Мифы народов мира. М, 1987. Т. 1. С. 560-561.

87. Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 63.

88. Там же. С. 10.

89. Мифы народов мира. Т. 1. С. 527.

90. Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 9-10.

91. Борисов АЯ., Луконин В.Г. Сасанидские геммы Л., 1963. С. 38.

92. Там же. С. 45.

93. Там же. С. 43-44.

94. Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 60.
95.Тамже,С.117-118.

96. Артамонов ММ. Указ.соч. С. 410-412; Плетнева С А От кочевий к юро­ дам. М, 1967. С. 178; Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 117-118.

97. Плетнева С.А. От кочевий к городам. С171.

98. Там же. С. 179.

99. Артамонов М.И. Указ соч. С. 64; Седов В.В. Русский каганат IX в. С. 3.

100. Стройную концепцию существования в данном регионе в указанное вре­мя Русскою каганата представил в своих трудах известный археолог академикВ.В.Седов: Седов В.В. Русский каганат IX в.; Он же. У истоков восточнославянской государственности и др.

101. Петрухин ВЯ. "Русский каганат". С. 138.

102. Петрашенко В А. Волынцевская культура на Правобережном Поднепро- вье // Проблемы археологии Южной Руси. Киев, 1990. С 50.

103. Щеглова О.А. Салтовские вещи на памятниках волынцевского типа //Археологические памятники эпохи раннего железа Восточноевропейской лесо­степи. Воронеж, 1987. С. 83.

104. Толочко П.П. Кочевые народы степей и Киеваош Русь. СПб., 2003. С 7 .

105. Плетнева С А. Очерки хазарской археологии. М.; Иерусалим, 2000. С. 223. О контактах славян и идущих на запал болгар см.: Толочко П.П. Указ. соч.

С. 22-23.

106. Плетнева С.А. От кочевий к городам, С. 42-43.

107. Седов В.В. Русский каганат IX в. С. 5.

108. Толочко П.П. Указ. соч. С. 41; См. о "благотворном влиянии хазар на сла­ вянский этнос ": Новосельиев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель // Вопросы истории. 1991. № 2-3. С. 5.

109. Рыбаков Б.А. Знаки собственности. С. 247; Картер М.К Древний Киев. М.; Л..1958. T.I. Рис 123-124; Т.П. С.379.

110. Артамонов М.И. Указ соч. С. 431 - изображены оба предмета,

111. Карамзин Н.М. История государства Российскою. Кн. 1. Т. 1. Примеч. 284.

112. Толочко П.П. Миф о хазаро-иудейском основании Киева (рассматривает теорию Н.Голба и О. Прицака); Он же Кочевые народы степей икиевская Русь. С.37 - 40; Скрынников P . P . Древняя Русь. Летописныемифы и действительность // Вопросы истории. 1997. № 8. Сб.

113. Картер М.К. Указ. соч. T . I . C .13 S -137; Плетнева С.А. Очерки хаза114. Бе- резовецьДТ. Словяни й племена салт1всько1 культури //Археология, 1965. T . XIX С.47-67; Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX - XI веков. Л., 1978. С. 10-14; Толочко П.П. Кочевые народы сте­ пей и Киевская Русь. С. 40 и др.

115. Седов В.В. Русский каганат IX в. С. 6; См. также: Петрашенко ВЛ. Указ. соч.

116. Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // История СССР, 1982. №4. С.150-159; Он же. Образование Древнерус­скою государства и первый ею правителг,. С. 8-9 и др.; Коновалова И.Г. О воз­можных источниках заимствования титула "каган" в Древней Руси // Славяне и их соседи, М., 2001. Вып. 10. С. 108-135. Автор приводит всю существующую ли­тературу о титуле "каган", ею происхождении, дает различные варианты его чте­ния у разных народов.

117. Новосельиев А.П. Хазарское государство и ею роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М , 1990. С. 138-139.

118. Флоря В.Н. Формирование самосознания древнерусской народности (по па­ мятникам древнерусской письменности Х-ХН вв.) // Развитие этнического самосо­ знания славянских народов в эпоху раннею средневековья М, 1982. С102.

119. Седов В.В. Русский каганат IX в. Более подробно свои взгляды на образова­ние и существование Русскою каганата он изложил в книге: "У истоков восточно­славянской государственности ", где проанализировал все существующие версии о местоположении 1>усскою каганата, привел мною аргументов (письменные источ­ ники, нулшзматические данные) в пользу дислокации раннеюсударственною обра­ зования - каганата русов в Днепровско - Донском регионе В этой же книге В.В.Седов излагает материал и о государственном образовании, существовавшем в то же время на севере Восточно- Европейской равнины, - Конфедерации сювен, кривичей и мери, которую возглавил Рюрик, не именующийся каганом. По этому поводу МИАргамонов замечать- "Титул главы Руси - каган, который невероятен для северных славян, но вполне понятен для славян среднеднепровских.. " (Исто­ рия хазар. С. 369).

120. Артамонов М.И. Указ. соч. С. 369; Новосельцев А.П. Образование Древне­ русского государства. С. 10; Седов В.В. Русский каганат IX в. С. 9.

121. Об этом подробнее: Коновалова И.Г. Указ. соч.

122. Новосельцев А.П. Принятие христианства Древнерусским государством как закономерное явление эпохи // История СССР. 1988. N° 4. С. 101-102; Он же. Образование Древнерусского государства. С. 12-14; Седов В.В. У истоков вос­точнославянской государственности. С. 69 -70.

123. Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов. С. 159 ; Седов В.В. Русский каганат IX в. С. 9.

124. Молдован A . M . "Слово о законе и благодати" Илариона. Киев, 1984. С. 78.

125. Авенариус А. Митрополит Иларион и начало трансформации византий­ скою влияния на Руси // Раннефеодальные славянские государства, и народнос­ти . Sofia , 1991. С.117.

126. Молдован AM . Указ.соч. С. 4, 7. Рис 2. См также: Жданов И.Н. Сочине­ ния. СПб., 1904. С. 23, 33.

127. Высоцкий СЛ. Древнерусские надписи Софии Киевской XI - XIV вв. Ки­ев, 1966. Вып.1. С49. Табл. XVII - XVIII . С. 110-111. Табл. LXIX.l; LXXJ.

128. Там же. С. 39-40. Табл. 1Х,1; Х,2.

129. Новосельцев А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов. С. 154; Ко­ новалова И.Г. Указ.соч. С. 119. Автор приводит слова Ибн Русте: "Урусов есть царь (малик), именуемый хакан - рус". С. 117.

130. Новосельцев А/7. К вопросу об одном из древнейших титулов. С. 159.

131. Аьвов А.С. Лексика "Повести временных лет". М, 1975. С.200.

132. Там же. С. 207. См. также: Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Ру­ си. Л., 1986. С. 269.

133. Слово о полку Игореве // Памятники литературы Древней Руси. XII век. М, 1980. С. 376.

134. Срезневский И.И. Материалы для Словаря древнерусскою языка. СПб., 1893 (переизд, М.,1958). Т. 1С 1171.

135. Рыбаков Б А. Знаки собственности. С. 233,257.

136. Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси. С.35,37; Янин В.А. Княжеские знаки суздальских Рюриковичей. С 16.

137. Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С 91 (со ссылкой на БА,Рыбакова).

138. XI - начало XII века. М., 1978. С 94.

Там же. С. 86.

139. Мартынов В.В. Сакральный мир "Слова о полку Игореве" // Славянский и балканский фольклор. М, 1989. С. 63.

140. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М, 1981. С.496-500;Топо-ров В.Н. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. С. 39.

141 Мартынов В.В. Указ. соч. С. 63-66; Топоров В.Н. Указ. соч. С. 26 и да,\ее.

143. Мартынов В.В. Указ. соч. С. 71-72.

144. Там же С. 69- 71. См. также замечания по этому поводу В.Н. Топорова: "Специфика рассмотренных здесь двух теофорных имен Дажьбогь и Стрибогь состоит в том, что они, будучи вполне славянскими по своему составу, вместе с тем могут пониматься как такие кальки с индоиранского, в которых оба члена в каждом из этих двух названий оказываются и генетически идентичными соответ­ ствующим индоиранским элементам" (Указ. соч. С. 42).

145. Мартынов В.В. Указ. соч. С. 61. Ссыл. и на других авторов.

146. Аелеков ЛА Иран и Восточная Европа в Ш-Хвеках// Искусство и ар­хеология Ирана. 1976. № 11. С. 135-141.

147. Топоров В.Н. Указ. соч. С. 23.

148. Повесть временных лет // Памятники литературы Древней Руси. XI - начало XII века. С. 124-126.

149. Новосельцев А.П. Принятие христианства Древнерусским государством. С. 97.

150. Там же. С. 116.

151. Там же. С. 108.

152. Орлов Р.С. Язычество в княжеской идеологии Руси //Обряды и верова­ ния населения древней Украины. Киев, 1990. С. 108.

153. См. об этом: Петрухин ВЯ. К вопросу о сакральном статусе хазарскою ка­ гана: традиция и реальность // Славяне и их соседи. Вып. 10. С. 73-78.

154. Орлов Р.С. Указ соч. С. 108.

155. Тальковскмй Н.М Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. М , 2000 (Репр.изд: Харьков, 1916). Т. 1. С. 6; Боровский Я.Е. Мифологичес­ кий мир древних киевлян. Киев, 1982. С 34.

156. Аитаврин Г.Г. Византийская система власти и болгарская государствен­ ность (VII - XI вв.) // Раннефеодальные славянские государства и народности (проблемы идеологии и культуры). София, 1991. С.23.

157. Флерова В.Е. Образы и сюжеты. С. 82.

158. См. примеч. 47.


Древняя Русь во многом копировала достижения Византийской империи, не стали исключением и деньги.
В конце X века при Владимире Святославиче начали чеканить первые на Руси монеты - сребреники. По размеру и весу они соответствовали византийским, использовались те же технологии производства, но надписи были русскими, также добавлялся княжеский знак. В настоящее время известно всего около 400 таких монет, они считаются раритетами и практически все хранятся в музеях.

Примерно в то же время появляются и златники, копирующие византийские золотые солиды. Изображения на сребрениках и златниках очень похожи. При следующих правителях чеканились только сребреники, последние датируются временем Ярослава Мудрого. В дальнейшем по неизвестным причинам чеканка собственных монет прекращается на три столетия.

Свои монеты на Руси были далеко не всегда, и это общеизвестно. Расчеты производились и услугами, и товаром. Долгое время эквивалентом служили меха. В ходу присутствовал и имперский денарий (Рим), и восточный дирхем, и даже солид Византии. Но эпоха собственных денег неуклонно наступила. Итак....

Серебряники



Первая из отчеканенных на Руси монет была названа серебряником. Она появилась еще во времена кн. Владимира, до Крещения. Недостаток разменной монеты стал ощущаться особенно остро, дирхемов не хватало. Материалом явилось серебро от переплавки последних.

Серебряники чеканились в двух видах дизайна. Сначала это была копия идеи солидов Византии: с одной стороны - престольный кн. Владимир, с обратной - Иисус. Позднее дизайн изменился. Лик Мессии исчез. Его место занял трезубец, родовой герб Рюрика. Портрет князя окружили надписью: «Князь Володимир на престоле, а это - деньги его».

Золотники (Златники)



Златник (980-1015 гг.)

Златники присутствовали в ходу, как и серебряники. Их чеканку развернул также кн. Владимир. Только лили монеты, как следует из названия, в золоте. Прототипом златнику послужил византийский солид. Масса была вполне внушительной - 4 г.

Это была довольно редкая и дорогая монета весьма ограниченного тиража. Однако народная молва по сей день хранит ее название в фольклоре. Современные нумизматы могут предъявить публике не больше десятка златников. Оттого и цена их очень высока, как на официальном, так и на черном рынке.

Гривны

Именно гривна стала действительно самостоятельной официальной денежной единицей Руси. Возникла в 9-10 столетии. Представляла собой увесистый золотой или серебряный слиток. Но являлась, скорее, эталоном массы, чем денежной единицей. При помощи гривны отмерялись веса драгметаллов.

Гривны Киева имели 160 г массы и 6-угольную форму соты. Деньги Новгорода представляли собой длинный брусок массой в 200 г. Однако название от разницы внешнего вида изменений не претерпевало. Татары также использовали гривну, ходившую в Поволжье. Она так и называлась, «татарской», имела форму ладьи.

Название денег произошло от совершенно несвязанного с ними предмета - шейного женского обруча, исполнявшегося ювелирами в золоте. Украшение носилось на «гривке». Отсюда - «гривна».

Векши

Совершенный аналог нынешней копеечки, древнерусская векша! Другие ее названия - белка, веверица. По поводу первой версии существует интересное объяснение. Оно гласит, что во время хождения мелкой серебряной монетки ее «натуральным» аналогом была выделанная беличья шкура.

Летописи упоминают, что древняя дань с некоторых племен составляла «одну белку или монету с единого дома». К слову, одна гривна была эквивалентна 150 векшам.

Куны

Обращение восточного дихрема - исторический факт. Не менее популярным был денарий. Их обоих русичи называли «кунами». Почему?

Существует два объяснения. Первое: эквивалентом обеим монетам служили выделанные и клейменые куньи шкурки. К слову, весьма ценные, даже по тем временам. Второе: англоязычное слово «coin» (звучит: «коин»), в переводе - «монета».

Резаны

Резанами назывались «денежные единицы», призванные вести расчет максимально точно. Например, куньи шкурки делились лоскутами, дабы подогнать их под определенную цену товара. Именно эти лоскуты и именовались «резанами» (ударение на вторую «а»).
А поскольку пушная шкурка и арабский дирхем были эквивалентными, то на части делили и монету. По сей день в древнерусских кладах находят половинки и даже четвертинки дирхемов, ведь арабская монета была слишком крупной для мелких торговых сделок.

Сегодня в древних кладах археологи часто находят половинки и четвертинки этих монет. Арабские деньги имели довольно крупное достоинство, чтобы оперировать ими в целом виде при мелких сделках.

Ногаты

Ногата, небольшая разменная монетка, 1/20 гривны. Ее название, как предполагают филологи и историки, пошло от эстонского «nahat» («мех»). Не исключено, что ногаты изначально были «привязаны» к пушнине.

При всем разнообразии монет на Руси довольно примечателен тот факт, что любая торговая вещь «привязывалась» к собственной денежке. Свидетельство тому имеет в своем тексте «Слово о полку Игореве». Там сказано, что будь на престоле Всеволод, невольница ценилась бы в ногату, а раб продавался бы по резане.

Во времена Древней Руси серебро завозили из других стран, своего серебра на Руси не было. В связи с этим монетные кружки из серебра не делали, а просто нарезали на куски проволоку, расплющивали молотком, ударом чекана наносили изображение. Монеты, изготовленные таким способом, были не совсем ровные, часто вообще бесформенные, а изображение на них было не всегда четким. Главное преимущество данного метода производства монет — это безотходность. Ведь тогда стремились использовать каждую крупицу ценного материала. Стоимость серебра по отношению к золоту составляла 10:1, в то время как сейчас она составляет 60:1. Серебро в те времена было очень дорогим. Поэтому даже с самой мелкой серебряной деньги давали сдачу: саму монетку резали на две, иногда даже на три части. Позднее, чтобы решить проблему со сдачей, начали применять чеканку из меди, причем технология производства была такой же, как и чеканки из серебра.

Любой город, даже самый захудалый, чеканил свои монеты. Вес, а также их проба при этом напрямую зависели от благосостояния самого города. Если металла было мало, то длина проволоки уменьшалась, монеты истончались и становились похожими на рыбью чешуйку. Большая часть изделий была не больше 10 миллиметров. Штемпелем на них было выбито только несколько букв, фрагмент изображения. Прочитать и разобрать, что к чему, было невозможно. Да, и держать в руках такие монетки было неудобно, пересчитывать их и того сложнее: они постоянно прилипали к рукам, выскальзывали, падали, а найти их на земле было очень сложно. Даже сегодня с металлоискателем найти такие монетки — трудная задача.

Монеты Рязанского княжества

Названия древнерусских монет
Все названия монет времен Древней Руси, такие, как денга, пуло, имеют тюркские корни. Счетная мера «алтын», «обычная» ёмкость для кладов сундук — также тюркские слова. Несмотря на то, что некоторые ученые утверждают, что «пуло» произошло от латинского слова "follis" (мол раньше мерили деньги мешочками), на самом деле оно тюркского происхождения и переводится, как «чешуйка рыбы». И сегодня на тюркском это слово имеет два значения: и «чешуя», и «деньги». Петр I назвал эти мелкие монеты «старыми вшами». Для избавления от них он провел денежную реформу, после которой монеты стали значительно крупнее и обнаружить их металлоискателем сегодня гораздо проще.

Древнерусские монеты, как показатель экономической ситуации в стране
Изображения, надписи на монетах, их вес и состав являлся прямым отображением экономической и политической ситуации в стране, показателем состояния денежного обращения. Передел власти между князьями, гибель многих из них в XIV- XV вв. была такой быстрой, что князья не успевали отчеканить монеты с собственным изображением. Да, и летописцы не успевали всё записать и передать потомкам. Например, о княжестве Городенском со столицей Городено историки могут судить только по надписям на монетах, а о месте расположения княжества — по месту обнаружения их обнаружения. Городенских князей называли «великими». Похоже, археологам еще только предстоит открыть великокняжеский город, который «затерялся» где-то в тверских лесах.


златник киевского князя Владимира Святославовича (Эрмитаж)

История в старинных монетах
Монеты XV в. очень отличаются от тех, которые были отчеканены в более поздние года. В то время господствовало Двоеверие (язычество еще не полностью отступило под натиском христианства). Языческие верования нашли своё отображение и на деньгах. На монетах изображались государственные символы древнерусских княжеств. Такие, например, как жар-птица, священный селезень, волки-оборотни (волкодлаки), двуглавые орлы изображались на монетах еще до утверждения этого символа Иваном III, головы туров, драконы, «красно солнышко» (крины), грифоны, рогатые черти, змеи и пр. Вот и получается, что заявленная победа в X в. христианства, вызывает большие сомнения. Пусть древние церкви двоеверцев давно разрушены, летописи переписаны, однако монеты с языческими символами изменить невозможно. Правда, с захватом Твери московиты предприняли попытку переделать древние монеты и закрыть языческую жар-птицу буквой «Д» (может самое первое название «деньги»?). Поэтому не удивляйтесь, если на монетах XV в. под буквой «Д» то там, то тут выглядывает клюв или птичий хвост. Нет на монетах XV в. архангелов, святых, распятий и другой христианской символики. Всадник на коне с копьем, которого многие принимают за «Георгия Победоносца», далеко не сразу стал изображаться с поверженной змеей. Вот и получается, что языческая символика на есть, а христианскую еще надо «увидеть», «додумать».

О событиях прошлых веков также часто делались спешные выводы. Нередко монетную легенду трактовали неправильно и только с обнаружением второй такой же монеты с другим уцелевшим фрагментом, поисковикам удавалось составить целую правдивую картину. Правда, вопросов с каждой новой находкой меньше не становится. Например, до сих пор неясно, почему в «Слове о Полку Игореве» упоминаются какие-то монеты «ногаты», «куны», «резаны». Также на обнаруженных монетах Городенского княжества надписи зашифрованы, на ранних монетах Московского княжества писали и на русском языке, и на арабском. В то время, как в Твери надписи чеканили только на русском. При этом списать все вопросы на ошибки граверов не получается. Много древнерусских монет, обнаруженных искателями, содержат изображения животных, взятых из варяжских, скандинавских мифов. Русских монет XI- XIII вв. найдено не было ни одной. В ходу в то время были европейские шиллинги, пенсы. Остаётся загадкой почему. Пока ученые выдвигают лишь предположения. Открыть тайну можно только с помощью новых находок. Узнает ли широкая общественность правду об истории славянских, фино-угорских племенах? Очень большой вопрос.

Поэтому так ценятся историками все найденные древние монеты. Двух одинаковых экземпляров тех времен не встретишь. Надписи на некоторых старинных монетах и сегодня приводят исследователей в замешательство.

Самое удивительное, что эти бесценные для историков экспонаты находятся у нас прямо под ногами уже лет семьсот. Некоторые монеты под культурным слоем без доступа кислорода, на дне рек и пр. способны храниться веками.

К сожалению, немало и таких монет, которые залегают в верхнем слое почвы на полях и огородах. Там, уникальные, они сминаются тракторами, разрушаются во время перекопки лопатами, удобрения земли азотсодержащими составами, ядами, также во время вскапывания земли на них попадает влага, открывается доступ к воздуху. Иногда старинные монеты лежат прямо на поверхности, постоянно окисляясь и полностью разрушаясь с годами. Нередко бывает и такое, что в песке, поднятом со дна реки, имеется множество монет, однако все они вместе с песком идут на асфальтовый или бетонный завод. Редкие монеты замуровываются в стены высоток, в асфальт дорог. Так, единственное найденное угличское пуло было обнаружено рабочим в куче песка, который подняли со дна Москва-реки. Если бы этот рабочий не проявил бдительность, и не узнал бы мир о том, что в Угличе чеканили собственные деньги. Спасти древние монеты от исчезновения и полного разрушения — это даже не цель, а долг каждого поисковика с металлодетектором.

Найти древнерусские монеты можно почти на всей среднерусской территории России. Топография находок позволяет утверждать, что новомодные теории неправомерны. Поскольку они утверждают, что раньше русским принадлежали все земли от Тихого до Атлантического океанов, включая часть Африки, всю Индию, Китай («Империя», М. 1998 г.). Нет находок на этих землях и всё. И ничего с этим поделать нельзя. Также вызывает большое сомнение теория о «Казацко-Татарской Орде». В Моноголии, Средней Азии не было найдено ни одной чешуйки. Поэтому собирать эти мелкие чешуйки придется нам, русским поисковикам.

Монеты в Древней Руси известны с I в. н. э., это были разные монеты, как собственной чеканки, так и привозимые из-за рубежа. Славяне издревле торговали со многими инородцами и поэтому на Руси можно было встретить как русские рубли и гривны, так и немецкие талеры и арабские дирхемы. Современные историки говорят, что деньги на Руси появились в XIV веке, но в то же время, они сами себя опровергают, когда говорят что славяне торговали с иноземцами ещё до начала новой эры.

Первые упоминания о исконно русских славянских монетах встречаются в летописях Новгорода и Киева, где встречаются названия куны, ногаты, резаны и гривны. Предположительно 1 гривна кун = 20 ногатам = 25 кунам = 50 резанам = 150 вевериц. Векша (белка, веверица) — самая мелкая денежная единица Древней Руси, 1/3 грамма серебра. На Руси сложилась т.н. «кунная система мер, весов и денег». Куна - серебряная монета (2 г серебра), название которой произошло от шкурки куницы, ходового менового товара. Со временем куна уменьшилась вдвое и составляла 1/50 гривны-куна до начала XV века.

Торговля Руси с Римом началась в начале первого тысячелетия новой эры. На территории Украины и Белоруссии нередко находят клады серебряных монет с изображениями римских императоров и с латинскими надписями. Это римские денарии I—III вв. н. э. Так как торговля у славян в то время развита была очень сильно, римские денарии использовались повсеместно. Римские денарии — название римских серебряных монет времён Республики и первых двух веков Империи, одних из наиболее распространённых монет на территориях, находившихся под властью или влиянием Рима. Римский денарий соответствовал греческой драхме, поэтому греческие авторы обычно и в рассказах о римской истории заменяют денарий словом драхма. Само слово драхма происходит от ассирийского (русского) «дараг-мана», т.е. дорогая мена, обозначающая 10 грамм серебра. Скорее всего, римские денарий тоже происходил от этого слова, потому что он так же, как и драхма обозначал серебряную монету и созвучен по произношению. Поэтому, говорить от том, что названия римские денарии и греческие драхмы были иноземными монетами для славян, по крайней мере, глупо. Даже восточные дирхемы в VIII—IX вв. на Руси — крупные серебряные монеты с арабскими надписями, название которых также есть искаженное слово драхма. Дирхемы чеканились в арабском Халифате, а оттуда арабские купцы привозили их на территорию Киевской Руси. Здесь дирхем получил русское название: его стали называть куной или ногатой, половинку куны — резаной. 25 кун составляли гривну кун. В конце X в. в арабском Халифате сокращается чеканка серебряных дирхемов и приток их в Киевскую Русь ослабевает, а в XI в. прекращается совсем.

Впоследствии, на Русь начинают ввозить западноевропейские монеты, которые назывались так же, как когда-то римские,— динарами. На эти тоненькие серебряные монеты с примитивными изображениями правителей были перенесены русские названия монет — куны или резаны.

Широко распространены были русские монеты — златники и серебреники, которые поначалу чеканили в Киеве. Археологи находят серебреники I-VI вв. На монетах изображался великий князь киевский и своеобразный государственный герб в форме трезубца — так называемый знак Рюриковичей.
Надпись на монетах князя Владимира (980—1015) гласила: «Владимир на столе, а се его сребро», что значит: «Владимир на престоле, а это его деньги» (рис. 2). Долгое время на Руси слово «сребро» — «серебро» было равнозначно понятию денег.

В XIII в. на Московию обрушились казаки из Золотого Ордена, Сибирской Руси, или т.н. Великой Тартарии. Причиной их похода стало разложение элиты Московского и западных русских княжеств, зависимость их о западных соседей, Польши и Литвы, насильственной христианизации Правь славящих славян, живших в Московии. Многие стольные города западных княжеств были разрушены, торговля заглохла. В эти тяжелые годы в Московии все монеты привозили из Сибири. Были правда и гривны киевские, шестиугольные слитки весом около 160 г., и новгородские, в форме длинного бруска весом около 200 г. В XIV в. на западной окраине русских земель обращались «пражские гроши», чеканившиеся в Чехии, да на восточной окраине, в нынешних Рязанской, Горьковской, Владимирской областях, встречались восточные дирхемы — небольшие серебряные монеты без изображений, с арабскими надписями.

С XII века появляется основная русская денежная единица — рубль, название которой живо до сих пор. Рубли были частями гривны или кусками серебра с зарубками, означавшими их вес. Каждая гривна разделялась на четыре части; название же рубль произошло от слова «рубить», потому что прут серебра в гривну весом разрубался на четыре части, которые и назывались рублями. Рублем стали называть новгородский серебряный слиток, а половину серебряного слитка — полтиной. В XIV в. одним из первых начало чеканку Московское княжество при знаменитом князе Дмитрии Донском (1359—1389). На монетах этого князя мы видим изображение воина с боевым топором в руках, рядом помещено имя князя — Дмитрий. Надпись сделана русскими буквами. Но другая сторона монеты подражает сибирским деньгам, которые были в обращение в Сибири, Великой Тартарии. До сих пор в Средней Азии, остались наследники русских сибирских монет - тенге в Казахстане и тегрег в Монголии.

Монеты различных княжеств отличались друг от друга и весом, и внешним видом.
На новгородских монетах лаконичная надпись гласила: «Великого Новагорода». На монетах Пскова помещалась надпись: «Деньга псковская». На монетах Новгорода и Пскова мы не видим княжеских имён, так как высшая власть в этих городах принадлежала вечу. На монетах Рязанского княжества изображался своеобразный герб княжества, значение которого еще не разгадано, и имя правящего князя. На тверских монетах — сцены охоты.
Основной русской серебряной монетой XIV—XV вв. стала деньга; это слово, несколько измененное (деньги), получило в русском языке более широкое значение.

Кроме серебряных монет в некоторых больших городах чеканились монеты из меди — пулы. Существует медная монета с изображением птицы и надписью: «Поуло московское». Серебряные и медные монеты чеканились из проволоки, которая резалась на кусочки определенного веса (меньше 1 г).
Эти кусочки проволоки, предварительно расплющенные, чеканились чеканами, на которых были вырезаны изображения и надписи.

По мере объединения русских княжеств в единое государство пестрота в весе и внешнем виде русских монет стала затруднять торговлю. В 1534 г. в Русском централизованном государстве проводится денежная реформа. Были оставлены три денежных двора: Московский, Псковский, Новгородский, где чеканилась общегосударственная монета только одного типа.

Это были копейки, деньги (1/2 копейки) и полушки (1/4 копейки). На копейках изображался всадник с копьем (откуда и произошло название «копейка») и надпись: «Царь и князь великий Иван всея Руси», на деньгах — всадник с саблей и надпись: «Царь и князь великий Иван», на полушке — птичка и слово «государь». 100 копеек составляли рубль, 50 — полтину, 10 — гривну, 3 — алтын, однако все денежные единицы, кроме копейки, деньги и полушки, были только счетными понятиями.

С 1534 г. русские монеты оставались неизменными до конца XVII в. Менялись только имена царей в надписях.
С того времени до наших дней сохранилась система счета (100 копеек составляют рубль) и названия основных денежных единиц (наши рубль, полтинник — 50 копеек, пятиалтынный — 15 копеек, гривенник — 10 копеек, копейка).

В годы польско-шведской интервенции в начале XVII в. русская денежная система пережила тяжелое потрясение. Захватчики провозгласили русским царем польского королевича Владислава и начали чеканить в Москве монеты очень низкого веса с его именем.
В Ярославле правительство Ополчения под руководством Минина и Пожарского в противовес монетам интервентов чеканило монеты с именем царя Федора Ивановича, умершего еще в 1598 г., последнего законного царя династии Рюриковичей.

В 1613 г., после избрания на престол Михаила Романова, прежняя денежная система была восстановлена.

В 1654 г. началась чеканка крупных номиналов — рублей, полтин, полуполтин, алтынов, так как мелкие монеты были неудобны при крупных торговых расчетах. В России грош впервые чеканен в 1654 году, при Алексее Михайловиче, и приравнен к 2 копейкам. Рубли чеканились из серебра, похожие на них полтины — из меди, полуполтины — из серебра; затем появились так называемые ефимки с признаком — западноевропейские талеры с надчеканкой штемпеля и даты —1655. Ефимок - русское название западноевропейского серебряного талера. Название «ефимок» происходит от названия первых талеров, чеканившихся в городе Йоахимсталь в Богемии (сейчас — Яхимов в Чехии) — Йоахимсталер (Joachimsthaler). Эти монеты в большом количестве начали ввозиться в Россию начиная с XVI века и использовались как сырьё для чеканки собственных серебряных монет. Население неохотно пользовалось этими необычными для него деньгами, чеканить их было трудно.

Вскоре начали чеканить медные копейки, которые по внешнему виду ничем не отличались от серебряных. Медные копейки приказом правительства были приравнены к серебряным. Это было очень выгодно для казны и невыгодно для народа. В то время шла война с Польшей, народ страдал от общего хозяйственного разорения. Деньги обесценились, продукты сильно подорожали, в стране начался голод.
В 1662 г. в Москве вспыхнуло народное восстание, которое вошло в историю под названием «медный бунт».

Напуганное правительство в 1663 г. отменило новые деньги. Возобновилась чеканка серебряных копеек, денег и полушек.
Лишь в начале XVIII в., при Петре I, русские монеты были наконец изменены. С 1700—1704 гг. стали чеканить серебряные рубли, полтины (560 копеек), полуполтины (25 копеек), гривны (гривенники, 10 копеек), алтыны (3 копейки), медные копейки, полушки и полуполушки. Из золота чеканились червонцы, 10 рублей. Они чеканились не из проволоки, как в XIV—XVII вв., а на специальных монетных заготовках — кружках. В таком виде русская денежная система без особых изменений просуществовала до XX в.